Поиск

Навигация
  •     Архив сайта
  •     Мастерская "Провидѣніе"
  •     Одежда от "Провидѣнія"
  •     Добавить новость
  •     Подписка на новости
  •     Регистрация
  •     Кто нас сегодня посетил

Колонка новостей


Чат

Ваше время


Православие.Ru


Видео - Медиа
фото

    Посм., ещё видео


Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Помощь нашему сайту!
рублей ЮMoney
на счёт 41001400500447
( Провидѣніе )

Не оскудеет рука дающего


Главная » 2015 » Февраль » 18 » • Христос Спаситель и еврейская революция •
10:23
• Христос Спаситель и еврейская революция •
 

providenie.narod.ru

 
фото
  • Предисловие
  • I. Всем известно
  • Сопротивляться их намерению
  • Что касается Лазаря
  • Руководимые Синедрионом
  • Революционная настроенность
  • Хотели придраться?
  • II. Толкователи
  • Почему же был так люб Варавва?
  • Дополнительная глава
  • Помочь, проекту "Провидѣніе"
  • Предисловие

    Еврейская революция, руководимая Синедрионом, весьма тесно соприкасалась с земною жизнью Христа Спасителя и вообще определяла собою (конечно, по особому попущению Божию) многие евангельские события; далее мы увидим, что она же была главною причиной возникшей против Христа народной ненависти, возведшей Его на крест.

    I
    Всем известно

    Всем известно, что евангельские сказания о земной жизни Господа Иисуса почти одинаковы в первых трех Евангелиях, но разнятся по содержанию от четвертого; не в том, конечно, смысл, чтобы первые противоречили последнему, а в том, что Ап. Иоанн сообщает о речах и событиях, умолченных в первых трех Евангелиях, и умалчивает о большинстве тех, кои излагаются тремя первыми евангелистами.

    Однако между первыми тремя и последним не только нет противоречий, но внимательный исследователь Евангелий легко заметит, что св. Иоанн предполагает своего читателя знакомым со сказаниями Матфея, Марка и Луки и дополняет последние либо снабжает пояснительными замечаниями свою речь о тех немногих событиях, которые описывают и он, и первые евангелисты, как, например вход Господень в Иерусалим, Тайную Вечерю, посещение Петром Гроба Господня и др.

    Вообще нужно сказать, что, начиная с описания Входа в Иерусалим и предательства Иуды, сказания всех четырех Евангелий сливаются теснее, чем в описании событий предшествовавших.

    Зато из прежде совершенных чудесных деяний Христовых только одно чудо насыщения пятью хлебами пяти тысяч народа и хождение Спасителя по водам описано всеми четырьмя евангелистами. И вот это-то событие дает нам ключ к раскрытию поставленного в заголовке предмета и, кроме того, поясняет нам отношение Евангелия от Иоанна к первым трем.

    Действительно, в первых трех Евангелиях чудо хождения по водам является единственным чудом, совершенным как бы без определенной цели: чувствуется что-то недоговоренное, и недоговренное сознательно. Это приходит на мысль читателю Евангелий, особенно ввиду одного выражения, вышедшего из-под пера и Матфея, и Марка: «И тотчас (после чудесного насыщения народа) понудил Иисус учеников своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону» и пр. (Мф. 12, 22; Мк. 6, 45). Почему поспешность и настойчивость?

    Об этом умолчано; умолчано у трех евангелистов и о том впечатлении, которое было произведено на народ чудесным насыщением, хотя при изложении других чудесных событий, например исцеления расслабленного, спущенного чрез крышу, глухонемого, также воскрешения сына вдовы Наинской и др., три первых евангелиста постоянно упоминают об этом.

    Здесь же о впечатлениях свидетелей чуда говорит только Иоанн, и из его слов ясно, что это чудо преимущественно пред всеми прочими возбудило народный восторг и веру в Спасителя, хотя, как увидим, ненадолго.

    В чем же заключается Иоанново пояснение чуда хождения по водам? Оно очень кратко, всего 10 слов, но из них легко понять, почему имело место и это чудо, и настойчивая поспешность Иисуса Христа в отправке учеников чрез озеро и почему прочие евангелисты оставили все это без пояснения.

    «Люди, видевшие чудо (насыщения), сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно прийти в мир. Иисус же, узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царем, опять удалился на гору один» (Ин. 6, 14-15).

    Сопротивляться их намерению

    Конечно, свое решение о провозглашении Христа царем евреи отложили до утра; они бы не допустили Спасителя удалиться от них в лодке, но были, вероятно, довольны тем, что Он отправил от Себя учеников и, оставшись с иудеями один, еще менее мог бы сопротивляться их намерению.

    Почему же три евангелиста умолчали о причине чудесного хождения Господа по водам, которая, как видим у Иоанна, заключалась в желании Господа избежать их рук и насильственного воцарения? Умолчали по тому же побуждению, как и о воскрешении Лазаря, и о последовавшем затем смертном приговоре над Спасителем, и о воспламенившемся против Него гневе народном, когда Он допустил язычникам в Своем лице надругаться над излюбленной мечтой народа о национальном царе, т. е. после возглашения Пилата: «Се царь вам!» Обо всем подобном приходилось умалчивать, пока продолжало существовать иудейское государство, ибо пояснение этой стороны событий Христовой жизни было бы равносильно доносу на подготовлявшееся тогда народное восстание, на общенародное революционное настроение, вдохновляемое и подогреваемое Синедрионом и книжниками.

    Священные писатели, ученики Христовы, вполне разумно ограждали себя от подозрения враждебных иудеев в способности к предательству, к доносу на подготовлявшееся великое восстание иудеев против римского владычества, вспыхнувшее со всею силою в 67-м году по Р. X. Так поступали они и при сообщениях о земной жизни Христовой и в дальнейшей своей деятельности. Когда, например, апостол Павел прибыл в Рим, то счел долгом при первом же своем свидании с соотечественниками пояснить, что явился на суд Кесаря «не с тем, чтобы обвинять в чем-либо свой народ» (Деян. 28, 19), но с тем, чтобы самому оправдаться.

    Подобная осторожность была уже совершенно не нужна в то время, когда писалось четвертое Евангелие, т. е. после разрушения Иерусалима и еврейского царства Веспасианом и Титом. Не нужно уже было умалчивать св. Иоанну и о тех сторонах евангельских событий, за описание коих могла последовать кара от иудейского правительства, например о том, кто именно усекнул ухо раба архиерейского Малха, тогда как ни один из первых трех евангелистов не решился назвать Симона Петра как поднявшего меч, но все трое довольствуются выражением: «Один из бывших со Иисусом», не называя даже его апостолом или учеником, и только Иоанн называет извлекшего меч и усекнувшего мечом по имени.

    По этой же причине Синоптики умалчивают о воскресении Лазаря, как приговоренного Синедрионом к смерти мнимого преступника, который, как известно из древнейших сказаний, вскоре же принужден был бежать в Кипр и сверх того очень тяготился напоминаниями о своей смерти и воскресении, ибо иудеи, бывшие и там в большом количестве, всюду следили за христианами и возбуждали против них язычников, а иногда даже просто общественные отбросы, как мы это знаем еще из книги Деяний (14, 2; 17, 5 и др.).

    Что касается Лазаря

    Что касается Лазаря, то имя его вовсе не упоминается в первых трех Евангелиях, если не считать притчи о богатом и Лазаре (несомненно, тоже связанной с имевшим произойти его воскресением), хотя упоминается о Марии и Марфе, так что апостол Иоанн, сообщая о Лазаре, предполагает имена его сестер известными читателю: «Был болен и некто Лазарь из Вифанни, из селения Марии и Марфы, сестер его» (Ин. 2, 1).

    Иоанн чувствует, что читатели первых трех Евангелий недоумевали, как могло произойти торжественное чествование Христа народом при последнем вступлении Господа в Иерусалим, когда окружающие Его ожидали совершенно противоположного отношения к нему столицы, и «ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (Мк. 10, 32); апостол Иоанн, в свою очередь, подтверждает, что ученики Христовы отговаривали Спасителя от приближения к Иерусалиму, когда Он собирался объявить, что идет воскресить Лазаря: «Равви! Давно ли иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?» Но все послушали призыва мужественного Фомы: «Пойдем и мы умрем с Ним» (Ин. 11 8, 16).

    И вдруг вместо ожидаемого гонения — торжественная встреча с пальмовыми ветвями! Недоумение читателя первых Евангелий рассеивается при чтении четвертого, из которого он узнает, что встрече предшествовало воскрешение Лазаря, привлекшее многих иудеев к вере во Христа (11, 15) и вот евангелист ему подтверждает именно такую связь событий: «Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (12, 18). Из прочих евангелистов только Лука дает намек на особое побуждение верующего народа прославить прибывшего Спасителя: <Все множество учеников начало в радости славить Бога за все чудеса, какие видели они, говоря: "Благословен Царь, грядущий во имя Господне!"> и пр. (Лк. 19, 37, 38).

    По указанным же причинам Лука не мог пояснить, что здесь разумелись не столько чудеса Христовы вообще, сколько бывшее незадолго пред тем воскрешение четверодневного мертвеца. Отрицатель же этого события Ренан не мог в своей книжке объяснить и события торжественного входа и последовавшего затем приговора над Спасителем.

    Руководимые Синедрионом

    Итак, умолчание одних евангелистов о том, что поясняет четвертый, зависело от назревавшей во времена Спасителя еврейской революции, руководимой Синедрионом. Из вышеприведенных евангельских эпизодов выясняется уже и другая, не замеченная библейской наукой истина, именно та, что еврейская революция весьма тесно соприкасалась с земною жизнью Христа Спасителя и вообще определяла собою (конечно, по особому попущению Божию) многие евангельские события; далее мы увидим, что она же была главною причиной возникшей против Христа народной ненависти, возведшей Его на крест.

    Имеем ли мы какие-либо иные исторические данные о том, что разгоревшееся с такою страшною силой в 67 году восстание иудеев назревало давно и временами вспыхивало в продолжение всего первого века нашего летосчисления? Конечно, имеем. — Не будем распространяться о крайне свободолюбивом и мятежном настроении иудейского народа на протяжении всей его истории, которое начиналось с эпохи царя Давида (2 Цар. гл. 15-18 и 20) и дошло до высшей степени напряжения в эпоху братьев Маккавеев; скажем только о том, что самый горячий друг народа — пророк Иеремия почти четверть своей обширной книги посвятил на то, чтобы убеждать соотечественников не восставать против неодолимой силы царя Вавилонского, но не мог добиться цели своих увещаний даже тогда, когда Иерусалим и храм были уже разрушены, почти весь народ отведен в плен, а осталась только немноголюдная чернь, которая все-таки с безумной отвагой бросалась на представителей вавилонской военной власти и тем приговорила к смерти весь остаток народа, а страну свою — к окончательному опустошению.

    В подобном же настроении были иудеи и в эпоху земной жизни Христовой. Не имея еще возможности под бдительною властью римлян организовывать восстания в городах, их вожди увлекали своих последователей в пустыни, но, конечно, и эти попытки были подавляемы военной силой римлян.

    Вот слова члена Синедриона Гамалиила, сказанные вскоре после Вознесения Господня. «Незадолго пред сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли.

    После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассеялись» (Деян. 5, 35, 36). Вероятно, о них же упоминал Господь, называя их татями и разбойниками (Ин. 10, 8).

    Подобные предприятия бунтовщиков продолжались и во время апостольской проповеди. Когда апостол Павел был арестован в Иерусалиме, то тысяченачальник спрашивал его: «Не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» (Деян. 21, 38). Из Евангелий мы знаем, что и роковой «Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство» (Лк. 23, 19 и 25) и, конечно, этим самым привлек на свою сторону народное сочувствие, выраженное в столь настойчивой форме пред Пилатом и подогретое первосвященниками и членами Синедриона (Мк. 15, 11).

    Революционная настроенность

    Итак, приняв к сведению революционную настроенность иудеев, поддерживавшуюся Синедрионом, мы теперь не только совершенно ясно поймем события, окружавшие чудесное насыщение пятью хлебами пяти тысяч людей, уразумеем и то роковое значение, которое имели эти события в земной жизни Христа Спасителя, — «Люди, видевшие чудо, сотворенное Иисусом, сказали: это истинно Тот Пророк, Которому должно прийти в мир», и решил «прийти, нечаянно взять Его и сделать царем» (Ин. 6, 14-15).

    Совершенно понятно теперь, почему именно это чудо, а не какое-либо другое произвело подобное влияние на революционный народ. Они нашли во Христе то, что всего нужнее иметь, но и всего труднее достать для восстания — готовый хлеб. В то время невозможно было запасаться пушками и бронепоездами: дело решалось живой силой людей и холодным оружием, но достать запас провианта под бдительным наблюдением римлян было невозможно в пустынных местах, где, как мы видели из книги Деяний, повстанцы сосредоточивали свои силы. Во время Моисея в пустыне аравийский хлеб посылался восставшему против египтян Израилю прямо с неба; теперь новый пророк может делать то же, что творил Господь в древности, и нужно хоть силой принудить Его стать во главу народного восстания. Господь избежал их рук таким способом, какого никто из народа не мог предвидеть: Он ушел от них по воде, как по суху. Теперь цель этого последнего чуда совершенно ясна.

    Разумеется, это тайное удаление Христово было вовсе не по сердцу иудеям. Апостол Иоанн несколько глав своего Евангелия посвящает дальнейшим беседам их со Христом, в коих они напоминают Ему о небесном хлебе при Моисее и требуют продолжения чуда. Конечно, они прямо не могли говорить о желаемом восстании, но, когда Господь начинает раскрывать Свое учение об ином хлебе, хлебе духовном, и затем о хлебе Новозаветном, евхаристическом, который есть Его пречистое тело; когда Он затем обещает уверовавшим в Него иудеям нравственную свободу вместо политической и говорит о малоценности последней, то народный восторг, возбужденный чудом над пятью хлебами, постепенно переходит в ропот, а затем эти беседы, возобновившиеся в Иерусалиме, кончаются тем, что люди берутся за камни, чтобы умертвить Того, Кого так недавно хотели провозгласить царем.

    Читайте Евангелие от Иоанна, и вы увидите, что отказ Спасителя от этого избрания и последовавшие за тем беседы, несочувственные для готовившегося восстания, и были поворотным пунктом в отношениях иудеев ко Христу Спасителю; отсюда началась народная вражда, поколебленная чудом воскрешения Лазаря, но ненадолго. Впрочем, обратимся к евангельскому повествованию.

    Народ ищет Иисуса на месте насыщения пятью хлебами и, не найдя Его, с недоумением садится во вновь пришедшие с того берега лодки и с удивлением находит Его в Капернауме, куда невозможно было прийти раньше, ибо лодок с вечера ни одной не осталось. «Равви, когда Ты сюда пришел?»

    Господь не отвечает на их вопрос, но упрекает их: «Вы ищете Меня не потому, что видели чудо, но потому, что ели хлеб и насытились. Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий» и пр. Это не укор за чревоугодие: ведь вчера еще народ, увлеченный слушанием Божественных словес, забыл о насущном хлебе, последовав за Христом в пустыню. Нет, Господь не доволен тем, что у них на уме опять земное, временное — восстание против римлян, военные приготовления и прочее, что все равно окончится смертью, как и победоносное шествие их предков чрез пустыню.

    «Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет» (Ин. 6, 49, 50). До этих слов иудеи все еще не теряли надежды убедить Христа сделаться для них вторым Моисеем — Предводителем и спрашивали: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии?», ссылаясь на чудесное водительство Моисея, и прибавляли: «Господи, подавай нам всегда такой хлеб» ибо тогда успех восстания будет обеспечен. Но дальнейшие слова Христовы о духовном хлебе и о жизни вечной совершенно обезнадежили горячие головы иудеев, и даже многие из учеников Его потеряли в Него веру (ст. 64), «отошли от Него и уже не ходили с Ним» (ст. 66). Видно, что тогда же отошло от Христа сердце Иуды и Он сказал: «Не двенадцать ли вас избрал Я, но один из вас диавол» (ст. 70).

    Решительное значение сего события доказывается и следующим стихом, на который толкователи не обращают должного внимания. «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что иудеи искали убить Его» (7, 1). «После этого», т. е. после этой беседы, бывшей в Капернауме Галилейском. Очевидно, о ней было донесено в повстанческую ставку, т. е. в Синедрион, как впоследствии и о воскрешении Лазаря (11, 46), и там решили разделаться с новым Пророком, призывавшем народ на иной путь жизни, как они разделались и с Иоанном Крестителем (Мф. 17, 12; Мк. 9, 13), отвечавшим на вопросы народа: «Что нам делать?» — указаниями чисто нравственного характера и не поддерживавшим его шовинистических надежд (Лк. 3, 7, 8 и 11).

    Насколько клерикальная и даже народная вражда против Спасителя начала теперь принимать деятельный (активный) характер, это ясно видно из дальнейших деяний и словес Христовых. Когда братья Его зовут на приближавшийся праздник кущей, он говорит им о ненависти к Нему мира и приходит в Иерусалим не явно, но как бы тайно (Ин. 7, 7, 10); но, придя и возбудив благоговейное удивление народа к Своему учению, Он не стесняясь и, по-видимому, без явной причины говорит: «За что ищете Меня убить» (ст. 19). Слова эти были настолько неожиданны, что «народ сказал в ответ: не бес ли в Тебе? кто ищет Тебя убить?» (7, 20).

    Однако как бы в подтверждение слов Христовых вскоре «искали схватить Его», сперва в народе (ст. 30), а потом нарочито присланные слуги фарисейские (ст. 32); но никто не возложил на него рук (ст. 30). Последнее выражение (ст. 8, 20) имеет более существенный смысл, чем это кажется с первого взгляда.

    В другой статье («Лобзание Иуды») мы поясняли словами Пятикнижия, что законом Божиим, коим управлялся иудейский народ, воспрещено было осуждать кого-либо без ответственных доносчиков, которые, обвиняя в чем-либо человека, должны были возложить на его голову свои руки и после смертного приговора первые бросают в него камни (Лев. 24, 14; Втор. 17, 4-7). Этого-то никто не взялся выполнить над Спасителем, ибо донос клеветнический строго карался по закону: он подвергал доносчика той участи, которую он готовил для своей жертвы (Втор. 19, 19). Читайте историю Сусанны и двух старцев (Дан. 13), жены, взятой в прелюбодеянии (Ин. 8), осуждения Стефана архидиакона, наконец, суда над Самим Господом Иисусом Христом и над апостолом Павлом в Синедрионе, и вы увидите, что нелегко бывало врагам правды обходить этот мудрый закон.

    К чему же хотели придраться?

    К чему же хотели придраться враги Христовы, пытаясь Его теперь арестовать? Конечно, они не могли предъявить ему обвинений в неже- лании участвовать в восстании; поэтому они, видимо, возвращались к старому — к исцелению Христом расслабленного в день субботний, хотя это исцеление, совершенное в Иерусалиме, предшествовало чудесному насыщению в Галилее, куда Господь беспрепятственно тогда удалился из столицы, сказав иудеям обличительную речь по поводу их ропота на исцеление.

    И если теперь, по возвращении из Галилеи, Спаситель снова оказался принужденным оправдывать совершенное в субботу исцеление, то, конечно, по той причине, что это событие, как совершенное без свидетелей, вероятно, толковалось Его лживыми врагами в качестве обыкновенного лечения и могло служить для недобросовестных людей предметом обвинения в нарушении субботнего покоя, которое по закону Божию, данному чрез Моисея, каралось смертью (Чис. 1, 33). Спаситель всегда победоносно опровергал попытки Его в нарушении субботы, когда совершал исцеления в этот день и повергал в стыд обвинителей при общем одобрении Его слов народом (Лк. 13, 17; ср.: 14, 4-6).

    Но в настоящее время, когда стало ясно, что Иисус Христос не сочувствует задуманному восстанию, злоба Синедриона и иерусалимских фанатиков-революционеров достигла такой степени, не имея возможности открыть действительную причину своего ожесточения, опять поднимают дело об исцелении расслабленного; но Господь хорошо разумел, в чем действительная причина их вражды, и потому, сказав еще два слова о законности исцелять в субботу страдальцев (Ин. 7, 22-24) и препобедив новую попытку фарисеев обвинить Его в нарушении закона по делу о женщине, взятой в прелюбодеянии, на другой же день после Своего прихода в Иерусалим снова обращает слово к жаждавшему политической свободы народу иудейскому и говорит ему о той высшей, духовной свободе, которую принес Он на землю Своим учением. В этот день, как и накануне, народ колебался между верою и ожесточением сердца (7, 31; 8, 30).

    Искреннее слово Спасителя, Его убежденная исповедь о Своем послушании Отцу, Который послал Его, — все это вливало святую веру в сердца слушателей, но они не могли оторвать своих сердец от излюбленной мечты о восстании против римлян под руководством ожидаемого Мессии, об истреблении всех своих врагов и о покорении себе всего мира, основывая эти надежды на ложном толковании 7-й главы пророка Даниила и иных пророчеств.

    Такое, и только такое, понимание тогдашней настроенности слушателей Христовых поясняет нам уместность и последовательность тех слов утешения, которые простер Господь к этим уверовавшим в Него людям. Слова же эти были такие: «Если пребудете в Слове Моем, то вы истинно Мои ученики и познаете Истину, и Истина сделает вас свободными».

    Раньше о свободе никакой речи не было: Господь отвечает на тайные мысли и желания слушателей. Но ответ этот не понравился толпе. «Ему отвечали: мы семя Авраама и не были рабами никому никогда, как же Ты говоришь: сделаетесь свободными?» Был ли этот вопрос провокационным с целью вызвать Спасителя на упоминание о римском иге, как после вопрос о динарии и оклеветание Христа пред Пилатом в том, будто он называет Себя Царем и не велит платить дань Кесарю (Лк. 23, 2), когда угрожали и самому Пилату доносом на него Кесарю (Ин. 19, 12), или здесь обнаружилась только крайняя ненависть к римскому игу, которого народ не хотел признавать как факт? Возможно, что здесь было то и другое.

    Юридически еврейский народ, как и большинство народов, влившихся в Римскую империю, имел автономию, которую римское правительство старалось урезывать (Ин. 11, 48), а иудейская революционная теократия старалась расширять (Ин. 18, 30, 31); при таких условиях настроение народных масс бывает раздвоенное: между собою люди плачутся на свое порабощение, но, если им со стороны укажут на их подчиненность, они начинают гордо говорить о своей автономии и о своем равноправии с покорившим их племенем.

    Так именно чувствовали и говорили еще недавно жители Финляндии о своих отношениях к России. При подобном раздвоенном настроении людей прежде всего отсутствует искренность, и вот, думается, в чем причина того, что Господь как бы неожиданно начинает обличать своих собеседников в сатанинской лживости, называет их сынами лживого диавола и лжецами (8, 55), снова (ср., 6, 49, 50), обещая уверовавшим в Него блаженное бессмертие взамен земного царства (8, 51).

    Но тогда беседа окончилась только охлаждением народа к Спасителю, а теперь, когда окончательно выяснилось, что Он ни во что ценит политическую свободу и вообще все блага временной жизни человека и народов, Его собеседники, вдвойне раздраженные еще и прямыми укоризнами против себя, берутся уже за камни, чтобы забросать ими Учителя.

    В этой беседе, нужно сказать, с особенною ясностью сказалось противопоставление христианской, нравственной свободы свободе политической в словах, которые в большинстве толкований остаются непонятными; но они более чем понятны в нашем изъяснении смысла сей беседы. Вот эти слова: «Раб (каковы суть иудеи) не пребывает в доме вечно: сын пребывает вечно. Итак, если сын освободит вас, то истинно свободны будете» (8, 35, 36).

    Истинная свобода, противовес мнимой, есть свобода нравственная, христианская, в которой и христианин пребывает вечно, и народ, сохраняя ее, пребудет вечно в доме Отца Небесного вместе с Его Сыном, т. е. в Церкви Христовой, и даже здесь, в земле обетованной, откуда рабы греха, хотя они и семя Авраамово (8, 37), могут быть изгнаны и заменены другим народом или народами, как это и было, согласно другому предсказанию Спасителя (Мф. 21, 43; Лк. 19, 43, 44), и притом именно тогда, когда они надеялись утвердить свободное еврейское царство при Веспасиане и Тите.

    Понятно, что подобные предостережения вызывали злобу шовинистических революционеров. Однако последовавшее затем исцеление слепорожденного опять пробудило в Него веру, и хотя дальнейшие беседы Христа снова возбудили у иудеев попытку забросать Его камнями, но число верующих умножалось (10, 21, 42), и распря между искателями Царства Небесного и царства земного все усиливалась в народе и даже между фарисеями (Ин. 7, 12; 9, 16; 10, 19).

    II
    Толкователи

    Чудо воскресения Лазаря усилило разделение, а вместе с тем и опасение Синедриона за революционное единодушие дотоле покорного им народа: было чего опасаться. Пока Господь, обесценивая земные надежды Израиля, обещал верующим вечную жизнь только на словах, это не могло увлечь многих, а многих, напротив, отталкивало от Него, как несбыточное обещание (6, 58-60; 8, 52).

    Но поразительное чудо воскресения четверодневного мертвеца с такою ясностью подтвердило Христовы обетования вечной жизни верующим в Него и настолько могло удовлетворить их Христовою верою, что они не только исполнились этою верою, как свидетельствует Иоанн (11, 45), но и уготовали Ему торжественную встречу в Иерусалиме, тогда как апостолы убеждали Его не ходить в Иерусалим, но наконец послушали слова Фомы: «Пойдем и мы умрем с Ним» (11, 16). Но этот же народный восторг был причиной смертного приговора над Спасителем в Синедрионе.

    К сожалению, толкователи обыкновенно понимают этот приговор в смысле совершенно противоположном его действительному значению. Когда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него, а некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус, тогда первосвященники-фарисеи собрали совет и говорили: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, — и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом» (11, 47-48).

    Недальновидные толкователи находят здесь опасение Синедриона пред римлянами в том смысле, будто последние могут принять начинающееся христианское религиозное движение за бунт и окончательно поработить себе Иудею. Но римляне не были так тупы. Они, напротив, старались в лице Пилата спасти Христа от иудейской злобы, зная, «что предали Его из зависти» (Мф. 27, 18). «Разве я иудей?» — спрашивал Христа Пилат в ответ на Его вопрос: «Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал» (Ин. 18, 35). Не того боялся Синедрион, вынося смертный приговор Спасителю, что римляне сочтут христиан за революционеров, а обратного: боялся, что под влиянием Спасителя народ совершенно охладеет к поддерживаемому Синедрионом революционному направлению, перестанет даже вести оппозицию римским захватам и римляне беспрепятственно уничтожат иудейскую автономию и цивилизацию, что не удалось Антиоху Епифану благодаря восстанию маккавеев.

    Вот почему они, нисколько не подвергая сомнению подлинность чуда над Лазарем и прочих чудес Христовых, готовые признать Его невинность, враги Христовы согласились с роковым приговором Каиафы и «с этого дня положили убить Его» (11, 53). Их именно тревожило умножающаяся вера во Христа. «Первосвященники же положили убить Лазаря, потому что ради него многие из иудеев приходили и веровали во Иисуса» (12, 10. 11), а когда совершился торжественный вход Господень в Иерусалим, «фарисеи говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего?

    весь мир идет за Ним» (ст. 19). В чем они не успевали? Очевидно в попытках остановить чествование грядущего Господа (Лк. 19, 39) и в подготовке народного восстания. При сем торжественный вход Господа во Иерусалим не только не возбудил никакого беспокойства у римлян, хотя и «потрясеся весь град» (Мф. 21, 10), но он и по существу был совершенно антиреволюционным, мирным, как олицетворение чисто духовной власти, чуждой не только насилия и оружия, но и всякой роскоши в осуществлении слов пророка Захарии (Зах. 9, 9): «Ликуй от радости дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной. Тогда истреблю колесницы у Ефрема и конец в Иерусалиме, и сокрушен будет бранный лук; и Он возвестит мир народам и владычество Его будет от моря до моря и от реки до концов земли.».

    Это пророчество, столь явно исполнившееся на царственном входе Господа в Иерусалим (Мф. 21, 5; Ин. 12, 15), было столь же чуждо воинского, революционного духа, как и само предсказанное им событие, и вполне понятно, что враги Христовы, развивавшие вооруженное восстание против римлян, чувствовали, что почва под ними готова поколебаться, и решили во что бы ни стало погубить Спасителя, хотя это было не так-то просто по библейским законам, как мы видели выше.

    По прямому смыслу закона, на который мы указали, необходимо было, чтобы два или три свидетеля возложили руки на главу обвиняемого и заявили определенно, в чем его обвиняют. До сего дня никто не решался это сделать, несмотря на старания фарисеев и Синедриона. Кроме того, народ был в подавляющем большинстве на стороне Иисуса Христа. Раздосадованные притчею Христовою о злых виноградарях, священники и старейшины «старались схватить Его, но побоялись народа» (Мк. 12, 12), тем более что во время спорных собеседований Христа с фарисеями «множество народа слушало Его с услаждением» (ст. 37).

    Все это было уже после входа Господня в Иерусалим. Отсюда видно, что обнаружившаяся пред лицом Пилата перемена народного настроения произошла не в продолжение пяти дней, как обыкновенно говорят в проповедях, а в срок более краткий. Насколько он был краток, мы скоро узнаем, а теперь упомянем о том, что еще в среду страстной седмицы враги Христовы «боялись» расположенного к Нему народа, ибо в сей день Иуда «обещал и искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе» (Лк. 22, 2-6).

    Все же этим заявлением предателя одно затруднение арестовать Спасителя было наконец устранено: свидетель нашелся. Понятно, что «они обрадовались и согласились дать ему денег» (ст. 5). Предатель, стало быть, нужен был им вовсе не для того, чтобы указать, где Иисус уединяется с учениками: проследить за 12 человеками в городе легко было им через своих собственных слуг, но по закону библейскому они не имели права взять Христа без доносчика, а по законам римским не могли казнить Его без утверждения Игемона, а следовательно, без предварительного ареста.

    Иуда исполнил обещание, но не вполне точно: он не решился возложить руки на голову Учителя, а заменил этот обряд поцелуем, заявив предварительно страже и фарисеям: «Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его и ведите осторожно» (Мк. 14, 44). Вот почему Господь сказал: «Иуда, целованием ли предаешь Сына Человеческого» (Лк. 22, 48); этот поцелуй был не указанием того, кто из предстоящих есть Иисус, ибо Его знали или все, или многие бывшие с Иудой, — нет, целование его было обрядом, необходимым для ареста обвиняемого. Но обряд был неточный, и, может быть, потому воины не сразу решались наложить руки на Спасителя, пока Он Сам не помог им, предварительно повергнув их на землю силою Своего духа. «Кого ищете?» — «Иисуса Назорея». -, «Это Я»… «Тогда воины и тысяченальники и служители иудейские взяли Иисуса и связали Его» (Ин. 18,4-15).

    Господь приведен на суд к первосвященнику ночью вопреки закону, а доносчик, мучимый совестью, скрылся и вскоре после того удавился. Опять затруднения: производить суд без свидетелей, предавших обвиняемого суду. Закон Божий гласит: «По словам двух или трех свидетелей должен умереть осужденный на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля. Рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтобы убить его, а потом рука всего народа» (Втор. 17, 6, 7).

    При сем оговаривалось: «Разыщи, исследуй и хорошо расспроси» (Втор. 13, 14). Враги Христовы знали, что и теперь народ на Его стороне, и понимали, что им приходится брать на себя по этому ужасному делу большую ответственность, и потому нарушать требование закона они вдвойне боялись. Книга Деяний подтверждает нам, что первосвященники и фарисеи боялись, «чтобы их не побили камнями» (Деян. 5, 26), и они пеняли ученикам Христовым: «Хотите навести на нас кровь Того Человека» (ст. 28).

    Однако личная месть, злоба и зависть, а еще более забота об излюбленном революционном плане, над которым они работали, брали верх. За неимением свидетелей они по закону должны были бы отпустить Иисуса Христа (Лк. 22, 68), но были далеки от такого намерения и уже вопреки закону сами стали искать свидетелей, т. е. лжесвидетелей, о чем особенно ясно говорят евангелисты Матфей (26, 56-61) и Марк (14, 55-59).

    Иоанн упоминает и о том, что на первом допросе первосвященник Анна сам начал спрашивать Иисуса Христа об Учении Его и об учениках Его, и когда Господь напомнил ему, что обвинять Его должны другие, то воин ударил Его по лицу, хотя Спаситель указывал именно на требование библейского закона. Ср. незаконный допрос Христа у Пилата (Ин. 18, 34) и апостола Павла в Синедрионе (Деян. 23, 1-5).

    Остальные три евангелиста повествуют, что утомленные безуспешным опросом лжесвидетелей судьи Христовы, вопреки закону, сами стали требовать от Него, чтобы Он сказал, считает ли Он Себя Христом Сыном Божиим. Господь не отвечал, пока Каиафа не повторил вопроса с заклятием. Тогда Спаситель ответил, но прежде объяснил Свое молчание: «Если скажу вам, не поверите; если же спрошу вас, не будете Мне отвечать и не отпустите Меня» (Лк. 22, 67-68).

    Однажды Господь спрашивал фарисеев: чей сын будет Мессия, и когда они ответили — Давидов, то Он спросил их: как же Давид называет Его Господом и пр., на что они ничего не хотели ответить (Мф. 22, 42-46). Теперь Он, вероятно, желал бы их спросить: о каком Сыне Человеческом, грядущем к Богу на облаках небесных, говорит Даниил? Однако, уверенный в том, что не получит на вопрос ответа, Господь говорит о сем уже в утвердительном смысле: «Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силу и грядущего на облаках небесных» (Мф. 26, 64).

    Это почти буквальные слова Даниила: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (7, 13-14).

    Кто, кажется, смел бы обвинять Учителя за приведение слов Священного Писания? — Но первосвященник притворился, будто не замечает здесь древнего пророчества, и разыграл сцену священного негодования, как человек, услышавший будто бы хулу. Синедрион единогласно приговаривает Спасителя к смерти, допустив нарушение закона и в самом способе ведения допроса, и в самой квалификации мнимого преступления, ибо иудеи относили то пророчество к Мессии, причем ожидали Его как обыкновенного человека, который удостоится такого прославления, почему Господь должен был убеждать Никодима, что человек никогда такой славы не сподобится, потому что «никто не восходил на небо, как только Сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3, 13).

    Если же иудеи надеялись, что Мессия сподобится такой славы, будучи просто человеком, то в чем же богохульство, если предстоявший пред ними в виде человека Иисус Христос относит эти слова к Себе?

    Они могли не соглашаться с Ним, утверждать, что эта слава суждена другому человеку, но усматривать хулу в словах, взятых из священной пророческой книги, можно было, только представившись забывшим, откуда эти слова заимствованы; так и сделали Каиафа и весь Синедрион. Мы же, остановились на этом событии Христовой жизни, чтобы еще раз показать, в каком строгом согласии с ученем библейского закона Он поступал и учил и как, следовательно, нелепо мнение, будто Синедрион был убежден, что Спаситель был народным революционером и нарушителем закона. Тем и другим был сам Синедрион, как это выясняется из всего предыдущего и выяснится еще определеннее из последующих событий, сопровождавших Христовы страсти.

    Начнем с вопроса, поставленного раньше, но пока еще остававшегося без разъяснения: когда же произошел последний перелом народного чувства из благоприятного отношения к Спасителю к противоположному? На это ответят нам евангелисты Марк и Иоанн. От первого мы узнаем о том, что оставалось незамеченным в библейской науке. Руководствуясь последнею, люди привыкли думать, будто народ, предстоявший Пилату, пришел вслед за Синедрионом и его Жертвой и что речь была с Пилатом о Христе, а затем, когда Пилат предложил освободить Спасителя ради Пасхи, народ не согласился на это и стал настаивать, чтобы отпустили разбойника Варавву.

    Такое неожиданное и беспричинное присоединение народа к враждебному обвинительному шествию со Христом на суд к язычнику, тогда как само предание Его и первоначальный допрос совершались ночью из опасения народного мятежа (Мф. 26, 5; Мк. 14, 2), при подобном понимании событий остается соверешнно неестественным. На самом же деле сочувствие народа Спасителю продолжалось еще в пятницу утром и самый народ оказался пред Пилатовым преторием не вслед за Христом, а по другому, своему собственному делу.

    Это следует из повествования Марка, и если у него, как и у всех трех первых евангелистов, требование народа осудить Христа все-таки оказывается неожиданным, то по той же причине, по которой у них остается необъясненным, зачем Спаситель ходил по водам. Но к этому мы еще возвратимся. Как же представляет Марк появление у Пилата толпы народной? Он пишет, что, когда уже начался допрос Иисуса Христа Пилатом, то в это время «народ начал кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для них» (15, 8), потому что «на всякий праздник отпускал он им одного узника, о котором просили» (ст. 6).

    Итак, крики народа об исполнении сего обычая поднялись вне всякого отношения к судебному делу Иисуса Христа. Одно из трех: или приведшие Спасителя нашли около претории толпу народа, собравшуюся для ходатайства за Варраву, или последняя пришла и застала у Пилата собравшихся врагов Христовых с Божественным Узником, или обе толпы пришли случайно разом, но из разных мест и по разному делу. На это можно найти указание и у святого Матфея.

    Здесь евангелист, описывая допрос Спасителя и удивление Пилата, продолжает: «Итак, когда собрались они» (т. е. народ, а не сопровождавшие Иисуса Христа), «сказал им Пилат: кого хотите, чтоб я отпустил вам: Варавву или Иисуса, называемого Христом?» и пр. (27, 17).

    Почему же был так люб народу Варавва?

    Почему с такою настойчивостью они выпрашивали его у Пилата? Почему Пилату так нежелательно было его отпустить? Апостол Иоанн, прибавляющий подробности к сокращенным повествованиям прочих евангелистов, говорит, по обычаю, совсем кратко о том, что у тех изложено более подробно: он, например, умалчивает о 30 сребрениках, лжесвидетелях, об ответе Иисуса Христа из пророчеств Даниила, об Ироде, о благоразумном разбойнике и пр. О Варавве он говорит короче всех прочих евангелий: «Был же Варавва разбойник».

    Странно, что под этим же немудреным эпитетом он остался в памяти и верующего народа, и представителей научного толкования. Но за простых разбойников народ не заступается, а требует для них более строгих кар, нежели судебная власть. Читайте же у других евангелистов о Варавве слова, которых вы прежде не замечали.

    Вот пишет Марк: «Тогда был в узах некто по имени Варавва со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство» (15, 7), а Лука повествует так: «Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство» (23, 19, 23).

    Только Матфей ограничивается кратким выражением: «Был тогда у них известный узник, называемый Варавва» (27, 16).

    Из этих выписок ясно во всяком случае то, что Варавва был не просто разбойник, а революционер, предводитель шайки, лицо, известное народу, бывшее виновником городского мятежа. Вот почему он был люб революционному народу, и особенно его духовным вождям: читайте, ради Бога, дальше по Марку: «Но первосвященники возбудили народ просить, чтобы отпустить им лучше Варавву» (15, 11).

    Сколь богато содержание этих немногих, почти не замеченных в науке слов! Должен признаться, что я сам добрался до их смысла уже на пятом десятке лет своей жизни. Из этих слов видно, во-первых, то, что высказал Синедрион по воскрешении Господом Лазаря, т. е. что первосвященники и фарисеи участвовали в готовившемся народном восстании или, вернее, руководили им и что соображения толкователей, будто они казнили Христа из опасения народного восстания, совершенно противоположны исторической действительности.

    Во-вторых, отсюда явствует, что и в эти роковые минуты народ еще не был против Христа, что он колебался в выборе между Ним и Вараввой, на что можно найти указание и во второй призывной речи апостола Петра после Вознесения Господня на небо и ниспослании Святого Духа (Деян. 3, 13).

    Весьма возможно, что лукавые люди внушили народу, будто Иисуса Христа и так отпустят, как ни в чем не повинного, что Его предлагает Пилат отпустить любящему народу только для того, чтобы не уступить героя революции Варавву; во всяком случае, симпатия народа к последнему была выражена очень настойчиво, и если для предпочтения его Иисусу Христу понадобились уговоры первосвященников (ср.: Мф. 27, 20), то ясно, насколько народ был еще далеко от той злобной ненависти к Спасителю, которая разгорелась через несколько десятков минут с такою страшной силой и даже с заклятием своих душ и своего потомства.

    Причину постепенного возрастания последней выясняет только Иоанн, а по первым трем евангелистам, особенно по Матфею и Марку, этот быстрый переход от колебания к бешеной злобе остается совершенно непонятным, а умолчание их о причине сей быстрой перемены объясняется, как мы упомянули в начале статьи, только тем, что о ней нельзя было писать, потому что пояснить дело значило бы выдать революционную настроенность народа и ускорить упразднение его автономии, что совершилось после восстания 67 года и последовавшего затем разрушения Иерусалима и храма. Писателю четвертого Евангелия не для чего было обходить молчанием эту сторону событий, ибо его Евангелие писалось уже после разрушения иудейского царства.

    Верный своему обычаю опускать то, о чем уже писали прежние евангелисты, апостол Иоанн даже не упоминает о том, в чем обвинили Иисуса Христа пред Пилатом Его враги, но, вероятно, предполагает известными читателю слова 3-го Евангелия: «И начали обвинять Его» (пред Пилатом), говоря: «Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать Кесарю, называя Себя Христом Царем» (23, 2).

    Помянутая вероятность основывается на том, что, по Иоанну, Пилат прямо спрашивает Иисуса Христа: «Ты ли Царь Иудейский?» (18, 33). Враги Христовы знали, какое обвинение более всего заинтересует римского правителя и потому, по еврейскому обычаю, не остановились пред самой злостной клеветой о подати и о покушении на власть, тогда как Спаситель тем и навлек на Себя неудовольствие народа, что отказался от последней, а, как Он говорил о законности подати римлянам, это все мы знаем.

    Ответ Спасителя о царстве не от мира и истине совершенно уверили Пилата в Его невинности, ибо правитель и раньше знал, что Христа предали из зависти (Мк. 15, 10). Однако Пилат был, видимо, раздражен на иудеев и, издеваясь над их революционным настроением, сказал им: «Хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?» (Ин. 18, 39).

    Следующий стих, как и повествование Марка, дает основание думать, что ходатайство о Варавве началось раньше представления ему Иисуса Христа, ибо стих этот читается так: «Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву». Причем тут слово опять? еще ни о каком крике народном евангелист не упоминал. Должно думать, что пререкание о Варавве началось раньше, затем было прервано появлением врагов Спасителя и Его Самого, чем Пилат и пожелал воспользоваться чтобы взамен вовсе не желательного для римского правителя бунтовщика отпустить на свободу неповинного Учителя.

    В ответных криках народа еще не определилось враждебное отношение народа к Спасителю, но только настойчивое желание выручить Варавву. После этого речь о Варавве и не возобновляется в четвертом Евангелии: видимо, Пилат теперь уже решил исполнить требование толпы, сочувствовавшей бунтовщику Варавве, но тут же решил и отомстить революционному народу, предав посмеянию его излюбленную революционную идею о национальном царе, который свергнет римское иго.

    При этом Пилат хотел наполовину удовлетворить злобное чувство врагов Христовых, и вот, выслушав крики о Варавве, «Пилат взял Иисуса и велел бить Его.

    И воины, сплетши венец из терна, положили Ему на голову и одели Его в багряницу«(в которую одел Его Ирод) «и говорили: радуйся, Царь Иудейский, и били Его по ланитам, Пилат опять вышел и сказал народу: вот я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (19, 1-3). Конечно, с общечеловеческой точки зрения, страшно бичевать человека, признаваемого невинным, и издеваться над ним, но гордый и презрительный римлянин думал, что Иисусу Христу будет и то милостью, если взамен требуемой Его врагами смертной казни Он подвергся только бичеванию и осмеянию, которое притом относилось не столько к Нему, сколько к автократическим замыслам иудеев. Сверх того Пилат пытался возбудить сострадание к столь измученной уже жертве фарисейской ненависти. «Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се человек!» (ст. 5).

    Игемон не думал, вероятно, что осмеяние народного идеала, народного стремления к свободе за невозможностью отомстить виновнику этого оскорбления перейдет на Того, в лице Которого представлено поругание революционной идеи. Но так бывает обычно.

    Однако еще и в этот момент любовь ко Христу и память Его благодеяний не совсем были исторгнуты из сердца народа: народ еще колебался. Но зато «когда увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его!» (ст. 6).

    В этих сердцах уже не было сострадания, но к личной ненависти присоединилась и злоба на то, что Чудотворец дозволил поганым язычникам в Своем Лице надругаться над тем, что было для них всего дороже: Он и прежде не выразил сочувствия восстанию, а теперь и Сам муки терпит, не желая защитить новым чудом честь народа и его будущих царей. Отсюда — дальнейшие ругательства на Голгофе первосвященников, книжников, старейшин и фарисеев, подогреваемые обидною для народа надписью на кресте: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти» (Мф. 27, 41, 43; Мк. 15, 31; Лк. 33, 35).

    Но пока одного крику еще мало: нужны новые доводы, чтобы убедить Пилата согласиться на распятие Спасителя, тем более что и народ пока видимо колеблется прежнею любовью и состраданием ко Христу и раздражением по поводу того, что он видит пред собою. Итак, первосвященники, их слуги и фарисеи, которых Иоанн называет иудеями, выделяя их из общего понятия «народ», сослались было на свой закон, по которому Иисус должен быть умерщвлен, «потому что сделал Себя Сыном Божиим» (19, 7).

    Такого, конечно, закона нет, и мы знаем, как Господь отклонил от Себя такое обвинение раньше (Ин. 10, 34-36), да и вообще Мессию евреи мыслили как Сына Божия (Ин. 1, 34, 49). (Хотя и не Бога.)

    Что же касается Пилата, то подобное обвинение произвело на него обратное впечатление: он «больше убоялся» и, уединившись с Иисусом на несколько минут, «с этого времени искал отпустить Его». Однако опытные интриганы — иудеи знали, чем можно понудить Пилата, и стали намекать на возможность доноса: «Если отпустишь Его, ты не друг Кесаря» и т. д.

    Пришлось Пилату признать дело политическим процессом, быть может как дело «об оскорблении величества», и он воссел на Лифастротон, но, надеясь поправить дело, тремя словами погубил Иисуса Христа, крикнув иудеям: «Се Царь ваш!» Первый возглас игемона: «Се человек!» — взывал к состраданию и для всего народа не был роковым, а в этих словах — «Се Царь ваш!» — услышали презрительную насмешку над своею мечтою: вот что я делаю и сделаю со всяким великим царем; вам ли, презренные, мечтать о низвержении нашей власти?

    «Но они закричали: возьми, возьми распни Его». Это был уже крик всеобщий, крик народа, перенесшего свою бессильную злобу против Пилата, на Того, Кто один из всех мог не допустить такого поругания, но настолько соизволил на такое, что и Сам Себя подверг последнему. А когда Пилат, продолжая издеваться над народом, сказал: «Царя ли вашего распну?», то уже не весь народ, неспособный в своем гневе к лицемерию, а только изощрившиеся в нем «первосвященники отвечали: нет у нас царя кроме Кесаря» (ст. 15).

    Здесь Пилат снова услышал намек на угрозу доноса и предал Спасителя на распятие. Однако он не отказал себе в удовольствии еще раз отомстить мятежному Синедриону и народу и на трех языках составил оскорбительную для них надпись, которую и прибил к орудию казни; первосвященники иудейские тщетно просили его изменить текст надписи. Пилат отвечал: «Что я написал, то написал». Вероятно, не думал Пилат о том, что эта надпись, раздражая национальное самолюбие евреев, лишит их последних движений сострадательного чувства и будет побуждать к новым издевательствам над распятым Праведником (Мк. 15, 32).

    Так назвал Господа сотник, видя Его святую кончину, да и всего народа коснулось наконец некоторое раскаяние, и он возвращался по домам, «бия себя в перси», но это уже встревожило врагов Христовых, и они опасаются, что вера в Того, Кто воскресил Лазаря, не прекратилась с Его смертью и что если будет повод верить в Его Воскресение, то вера эта быстро распространится в народе. Поэтому они являются в субботу к Пилату и испрашивают разрешение поставить на три дня стражу к Христову Гробу и припечатать камень своею печатью.

    Но Господь улавливает лукавых в лукавстве их. Не поступи они так, то событие Христова Воскресения не было бы столь неопровержимо, каким оно стало после распространенной лжи воинов, будто бы Тело Христово украдено апостолами, когда они спали: разве может спящий знать, что делается около него и разве это прошло бы для них безнаказанно, когда чрез несколько лет после этого воины, стерегшие в темнице Петра, изведенного ночью ангелом, были казнены Иродом в числе 16 человек?

    Клевете фарисеев не поверили жители Иерусалима и через какие-нибудь 50 дней после Воскресения Христова стали тысячами принимать Святое крещение. Даже и те, которые не решались перейти в новую веру, относились с благоговейною любовью к ее последователям, и в особенности к ученикам Христовым. Видимо, никто тогда не верил, что они могли украсть Тело Своего Учителя; они пребывали в любви у всего народа (Деян. 2, 48), боясь которого, Синедрион не решался держать Петра и Иоанна в темнице после исцеления хромого (4, 21), и народ продолжал прославлять апостолов (5, 13), а из посторонних никто не смел пристать к ним после кары Божией над Ананией и Сапфирой, но и из окрестных городов приносили больных, которые исцелялись по молитве апостолов (5, 16), а враги их, члены Синедриона, бялись, как мы уже видели, чтобы народ не побил их камнями (ст. 26).

    Быть может, то радостное одушевление, которое наполнило сердца первых христиан, все глубже и глубже проникало бы в среду иудеев и отвлекало бы их от их фанатического революционного настроения, но коварные фарисеи сумели настроить жителей столицы, будто христиане — враги закона Моисеева и храма. Это началось со времени Архидиакона Стефана, когда они научили «некоторых сказать: мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога. И возбудили народ и старейшин» (Деян. 6, 11, 12) и пр., что окончилось побиением камнями Св. Стефана.

    Вражда против христиан стала быстро усиливаться с тех пор, как в их общество начали поступать язычники и удостаиваться крещения, и еще более, когда апостол Павел с Варнаввой пошли по языческим странам обращать язычников. Там уже иудеи следовали за ними и вели напряженную борьбу против христианства; последняя с особенно страшною силою разразилась по возвращении Павла в Иерусалим после своего третьего путешествия, когда 40 человек поклялись не вкушать пищи, пока не убьют Павла.

    Впрочем, возвратимся к земной жизни Господа Иисуса и к беззаконному суду над Ним. Думается, всякий, прочитавший этот очерк, согласится, что причиной еврейской вражды против Него было прежде всего Его несочувствие задуманной ими революции, и это же революционное настроение, ослабленное на несколько дней чудом воскрешения Лазаря, возбудило против Христа злобу иудеев, когда они увидели Его в хламиде поругания. Отсюда несомненно вывод: Иисус Христос стал жертвой еврейской революции, явившись в глазах мятежного народа контрреволюционером. Конечно, все это явилось попущением Божиим. Конечно, ничего бы такого не совершилось, если бы Господь Сам не пожелал бы согласно Предвечному Свету взойти на крест, как Он и говорил о Себе (Ин. 10, 17, 18; 12, 27, 32; Лк. 22, 22; Мф. 26, 54).

    Но к этой основной и главной благой причине Христовых Страстей должны были присоединиться и злобные человеческие посредства, как сребролюбие Иуды, зависть и месть первосвященников и фарисеев и, наконец, общая у них с народом революционная затея, которая и отдалила от Христа иудейский народ, побудила его возненавидеть и распять своего Спасителя и даже потомкам своим пребывать в неверии и вражде против Него до последнего времени.

    26 апреля 1921 г.

    Дополнительная глава
    Беседа Спасителя с Никодимом
    (В сокращении)

    Так как соображения и выводы наши о предмете, помеченном в заглавии, совершенно новы в библейской науке и для читателей неожиданны, то мы излагаем их не в порядке событий Христовой жизни, но в порядке дидактическом — от более ясного и несомненного к тому, что требует обстоятельных доказательств. Потому-то мы начали с серединки, с события насыщения народа пятью хлебами, а теперь заключим наше исследование пояснением той беседы Христовой, которая происходила в начале Его проповедания миру.

    Никодим был тайным учеником Спасителя «страха ради иудейска» (Ин. 19, 38, 39), но таковым он сделался уже после своей беседы со Христом, которая происходила, видимо, еще до определившейся вражды против Спасителя Синедриона и фарисеев; она происходила ночью из опасения, но не фарисеев, а языческого правительства. Синедрион и фарисеи чутко относились ко всем мессианским движениям в народе. Когда народ стекался в Иорданскую пустыню слушать речи Иоанна о покаянии и о грядущем Мессии, то «иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты?.. А посланные были из фарисеев» (Ин. 1, 19, 24).

    Израиль мыслил себя главною ценностью мировой истории, центром Божественного Промысла, то возвеличивающего его, то карающего; но вот жизнь передней Азии обращается на три века и более в бурное море страстей различных завоевателей, то возносящихся в силе, то низвергаемых в пропасть, а избранный народ становился как бы бессильным мячиком, который эти ничтожные разбойники перебрасывают сюда и туда. Улыбнувшаяся ему на время надежда во времена Маккавеев тоже рассыпалась, а предсказания Даниила оставались перед его глазами. Израиль, избранный народ Божий, достался в плен язычникам, а мировая жизнь движется по произволу последних.

    Если б сами иудеи не разогнали Церкви, если б не отвергли Христа, то Его всемирное царство было бы в Иерусалиме, и, вероятно, с еврейскою речью и книгами. Но евреи отвергли и Самого Христа, и Его святую дружину и вторично оказались богоборцами, по словам Гамалиила (Деян. 5, 33), а Церковь Свою Господь обрек на многовековое мученичество и борьбу.

    Митрополит Антоний (Храповицкий)

    Помочь, проекту
    "Провидѣніе"

    Одежда от "Провидѣнія"

    Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

    фото

    фото
    фото

    фото

    Nickname providenie registred!
    Застолби свой ник!

    Источник — http://www.portal-slovo.ru/

    Просмотров: 805 | Добавил: providenie | Рейтинг: 4.6/11
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Календарь

    Фонд Возрождение Тобольска

    Календарь Святая Русь

    Архив записей

    Тобольскъ

    Наш опрос
    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 50

    Наш баннер

    Друзья сайта - ссылки
                 

    фото



    Все права защищены. Перепечатка информации разрешается и приветствуется при указании активной ссылки на источник providenie.narod.ru
    Сайт Провидѣніе © Основан в 2009 году