Трактат Древо Битв
Приложение
Гл. CXXIV - О гербах и флагах
Гл. CXXV - О гербах благородных
Гл. CXXVI - О гербах
Глава CXXVII
Глава CXXVIII
Глава CXXIX
Идеи и образы
Примечания
Ссылки по теме
Помочь, проекту "Провидѣніе"
На рисунке: Фортуна с завязанными глазами в своем колесе над сражающимися - фрагмент листа из хранящегося в Библиотеке Арсенала (Париж) иллюминированного списка «Древа битв» (Bibliothèque de l`Arsenal, Ms 2695).
Трактат Оноре де Бонэ «Древо Битв»
Трактат Оноре де Бонэ «Древо Битв» (Honoré de Bonet. L`Arbre des Batailles) – давно известный историкам памятник. Это не только крупный и осведомленный источник, но и одна из самых ранних в европейской традиции систематических работ на тему права войны.
Оноре де Бонэ родился между 1340 и 1345 гг. в Провансе, предположительно в Салон (совр. Салон-де-Прованс). Написание его имени имеет многочисленные разночтения: Bonet, Bonhor, Bonnor, Bouvet, Bouet(1). Он имел степень доктора права и был приором аббатства Салон.
На время жизни де Бонэ пришлись жестокие англо-французские распри, впоследствии названные Столетней войной, и схизма в католической церкви. И войну как действительность его времени, и бурное развитие права несомненно можно считать побудительными мотивами к написанию трактата.
Оноре де Бонэ принадлежал к приверженцам авиньонского папы Климента VII и неоднократно критиковал сторонников Урбана VI. На родине де Бонэ разразились беспорядки, переросшие в войну: Раймон Роже виконт де Тюренн с оружием в руках отстаивал некий законодательный акт папы Григория XI в свою пользу, который папа Климент VII и Мария де Блуа не желали признавать.
Поскольку виконт в итоге взял верх, то в числе первых мероприятий выгнал приора, сторонника его врагов, из аббатства(2). Де Бонэ укрылся в Париже, где он нашел применение своим знаниям и таланту. Возможно, Кристина Пизанская в «Livre des faits d`armes et de chevalerie» (нач. XV в.) именно о нем говорила как об «очень важном и ученом человеке», который отвечал на ее вопросы о праве войны.
Война в Провансе в сер. 1380-х гг. со всеми ее ужасами: сожжением городов, взятием замков и крепостей, жестокостью и кровопролитием, ограблением храмов и проч. обусловила личный интерес де Бонэ к теме соотношения войны и права.
Трактат повсеместно, вплоть до круга короля создал де Боне репутацию очень ученого человека и впоследствие, в 1390 г. он сопровождал короля в поездке в Лангедок и Гиень в качестве помощника королевского комиссара Пьера де Шеврез для расследования злоупотреблений дяди короля, Жана Беррийского(3). Скончался де Бонэ в 1410 г.
Происхождение названия трактата связано с образом древа скорби, о котором говорит автор(4). На его верхних ветвях слева - двое сражающихся пап, справа – борющиеся император и король, на нижних сражаются рыцари и буржуа, наконец внизу появляется Бог-Отец, окруженный ангелами, препровождающими в ад мятежных демонов.
Позиция де Бонэ в отношении войны (в целом доктринально осуждаемой) совпадает со смыслом предания о коннетабле Дюгеклене, который на смертном одре завещал своим сподвижникам исключить из числа объектов военных действий людей церкви, женщин, детей и простолюдинов.
При этом политическая позиция де Бонэ двойственна: как священник он противник Империи, как подданный французской короны - сторонник независимости королей Франции.
Де Бонэ посвятил свой трактат французскому королю Карлу VI, взошедшему на трон в 1380 г. Известно, что болезнь поразила Карла VI в мансском лесу во время похода против герцога Бретани в 1392 г.
Можно допустить, что трактат создан ранее этой даты и написан между 1380 и 1392 гг., по мнению А. Мэннинга, около 1387 г.(5).
Первое издание трактата появилось в Лионе в 1480 г. За ним последовали многие переиздания. Многочисленны и сохранившиеся рукописи: они существуют на французском, провансальском, испанском языках, частично на английском.
Оценка трактата обществом была высока, косвенным свидетельством чего служит то, что в испанском рыцарском романе «Тирант Белый» отшельник вручает оруженосцу «Древо» как пособие по изучению рыцарства(6). Хёйзинга отмечал, что, судя по переизданиям, его трактат по военному праву имел практическую ценность и в XVI в.(7).
Естественно, что переводы осуществлялись ради основной темы трактата, но и его геральдические главы оказывали свое воздействие. Так, часть трактата воспроизведена в книге гербового короля Сицилия, он послужил одним из источников Аржантёйского трактата (XV в.)(8).
Правовые проблемы войны составляют основное содержание всего трактата. В большинстве своем это исключительно конкретные, практически важные вопросы; например, должен ли потерявший доспехи возмещать их цену тому, кто ему их дал, можно ли воевать во время праздников, каков статус невоенных лиц во время войны, возможно ли двойное гражданство горожан и проч.
Как правило, де Бонэ интересуют вопросы сомнительные, а не очевидные. Соотношение геральдической части с темой и текстом всего трактата позволяет на их фоне оценить подход автора к геральдическим проблемам.
Конечно, существуют известные ограничения этого трактата как источника, но о том, чтобы признать его непригодным, а автора – незнакомым с геральдикой, и речи быть не может. Он хорошо знает все, что касается взятия в плен, выкупа, судебного поединка, видит разницу между знатным, рыцарем и наемником и то, что его военно-правовые вопросы не имеют геральдического измерения, и то, что геральдические главы стоят особняком в трактате - не случайно.
Де Бонэ почел необходимым посвятить несколько глав гербам, что само по себе говорит о том, что связь войны и геральдики ему вроде бы была очевидна. Но геральдические главы в этом широко распространенном в позднем Средневековье трактате создают свой образ геральдики. Для гербоведения утверждение о преимущественном употреблении гербов в военном обиходе давно тривиально.
При общеизвестной связи гербов со средневековыми воинскими обычаями было бы естественным предположить, что автор коснется гербов именно в связи с ними. Парадоксально, но де Бонэ практически ничего не говорит о военном аспекте гербов, их роли в сражении или в воинской иерархии.
Напротив – весь строй его рассуждений и все примеры – сугубо «гражданские». Более того – для него именно повседневная мирная сфера общественных отношений и служат главной областью бытования гербов.
При этом он не избегает конкретных проблем. Например, известный вопрос наказания рыцаря за бегство с поля боя, предательства сеньора и проч. автор разбирает специально и подробно(9), но среди тех действительных наказаний, которым, по его мнению, должен подвергаться виновный, о гербах не упоминается ни разу(10).
При этом возражения, указующие на клирика, не разбирающегося, дескать, в военном деле, вряд ли могут прозвучать серьезно. Он специально рассматривает, что необходимо для войны и, в частности для славного рыцарства. Не обмолвившись ни словом о гербах, он говорит об экипировке, квартировании и фуражировке(11).
В большинстве случаев де Бонэ - юрист, а не клирик. Тем более странно, что о выкупах, поединках, замене оружия, о том, как должны делиться трофеи, он знает достаточно подробностей, а гербы при этом никак не попадают в поле его зрения.
Упоминания в литературе о преимущественном употреблении гербов в военном обиходе Средневековья - действительно общее место, но почему же в специально посвященном этому обиходу трактате о гербах говорится очень бледно, очень теоретически и все примеры – невоенного происхождения?
В главе CXXVI он, долго рассуждая об имени и гербе, повторяя, в сущности, мысль Бартоло, тем не менее нигде не говорит о военном различении по гербам. Что же, гербы в войске отсутствуют, или де Бонэ они не интересны?
При традиционно представляемой связи гербов с военным обиходом и обычаями было бы естественным предположить, что автор коснется гербов, чем, собственно, и был вызван наш интерес к трактату. И он не обошел темы стороной. Но парадокс геральдической части трактата состоит в том, что де Бонэ практически ничего не говорит о военном аспекте гербов, их роли в сражении, или в воинской иерархии.
Для него как раз невоенная сфера - город, местность и т.п. и вообще – повседневная мирная сфера отношений служат предметом рассмотрения. Более того, он полагает, что взятие чужих гербов как раз и ведет к распре, раздору, войне, и дело государя это пресекать.
Дело не в том, что де Бонэ неважны гербы, а в том, что они более привлекают его, например, как средство обозначения достоинства при наличии иерархии среди них, причем на примерах самых известных (геральдическая лилия дома Франции, леопард Англии, горностай герцогов Бретонских, серебряный крест графа Савойского). И функции гербов - по де Бонэ - не имеют военной окраски.
В трактате геральдические главы помещены вслед за главами не о битвах, а о поединках и после гербов автор снова возвращается к разбору поединков.
Но для де Бонэ поединок представляет собой в первую очередь судебное состязание, некое социальное действо, а не бой. Далее, цель существования гербов, по его мнению - обеспечить узнавание членов сообщества (преимущественно городского); гербы вслед за именем есть нечто, отличающее их друг от друга.
Де Бонэ свидетельствует о практике охранной функции герба, в первую очередь охраны собственности в самом прямом смысле (помещение гербов на доме, владении, имуществе, запрет на помещение гербов на чужом имуществе(12).
Нельзя не отметить упоминание о том, что городские должностные лица XIV в. пользуются гербами города до тех пор, пока они занимают должность(13). При каких обстоятельствах члены капитула Тулузы пользовались этими гербами?
В каком соотношении находились эти гербы с родовыми и личными гербами этих должностных лиц, если таковые имелись? На эти вопросы в трактате нет ответов, но это недвусмысленное указание на определенную практику.
Трактат в целом – сложное и многоплановое произведение и вопрос об источниках трактата, а это и Библия, и правовые, и богословские, и исторические труды – особая тема(14). Что же касается источников геральдических знаний, то надо отметить, что влияние Бартоло ди Сассоферрато на де Бонэ в понимании геральдики велико. Это неудивительно, ибо ко времени создания «Древа Битв» трактат Бартоло был уже известен около 30 лет, и в первую очередь среди юристов.
Даже если это влияние оказывалось не в непосредственной форме, то вполне возможно через знаменитый трактат «Songe du Vergier»(15), с которым в тексте имеются прямые аллюзии. Но и следуя бартолианской традиции, соглашаясь с практикой свободного усвоения гербов, де Бонэ отмечает противоречия авторитетных мнений по этому вопросу.
Он отстаивает приоритет тех, кто взял конкретные изображения гербами ранее других, тех, кто носит их давно, т.е. апеллирует к классической средневековой традиционности. И добавляет, что сеньор местности не должен поддерживать притязающих на такие же гербы.
Концепция иерархии цветов следует за Бартоло, в том числе и в аргументации с оригинальными комментариями в отношении траура и цвета одежды клириков. Хотя традиция полемики с Бартоло в области геральдики развернулась в XV в., у де Бонэ уже есть элементы полемики с ним.
Однако эта бартолианская традиция существует не только в виде буквального следования тексту трактата Бартоло, но глубже, на смысловом уровне, поскольку де Бонэ вслед за Бартоло воспринимает герб как некий способ или как один из механизмов социального регулирования, направленный на предотвращение конфликта в обществе, как инструмент с коммуникативной и идентифицирующей функцией в жизни общества.
Геральдические главы трактата де Бонэ – один из немногочисленных письменных источников по геральдике, который содержит дополнительные штрихи для очертаний геральдической практики второй половины XIV в. Он свидетельствует о разных аспектах функционирования геральдики.
В частности, употребление городских гербов магистратами связано и по праву, и по времени использования с отправлением должности. В главах трактата, посвященных геральдике, неоднократно подчеркивается охранная функция герба применительно к собственности; настоятельно указывается на идентификационную функцию института герба и ее социальный смысл.
Контекст отношения к гербам де Бонэ убеждает в том, что в качестве неотъемлемого компонента облика социума гербы ко второй половине XIV в. за без малого триста лет существования приобрели защиту и покровительство традиции.
Кроме того, в контексте трактата явственна основная связь гербов не со средневековой войной в целом или даже конкретными военными действиями, а только с военным сословием, с пониманием военного сословия самим де Бонэ.
Эта разница существенна в первую очередь для понимания геральдики, поскольку, если бы, согласно распространенному мнению, ее бытование действительно ограничивалось преимущественно обиходом войны, то следовало бы задуматься о скудости ее проявлений в этой сфере.
Однако суть в том, что не войско, а весь средневековый социум был пространством бытования геральдики, о чем свидетельствует текст трактата, перевод которого впервые представлен вниманию отечественного читателя(16).
Приложение
Оноре де Бонэ
Древо Битв
[...]
Гл. CXXIV
О гербах и флагах(17) вообще
Нам надо рассмотреть другое дело: о гербах, знаменах и флагах, которые военные и другие благородные люди имеют обычай носить и велеть рисовать на тканях, на покрывалах в комнатах, на поверхности стен, и там, где им будет угодно, а именно: каждый ли может их взять и носить по своему желанию.
Но прежде, чем я скажу более об этой материи, вы должны знать, что вообще мы имеем двух [родов] различия этих гербов, ибо среди них есть некоторые, которые сделаны и полагаются для состояния достоинства: знак орла, который предназначен для императорского достоинства, геральдическая лилия для дома Франции и леопард для Англии и всех других королей.
И подобным же образом есть знак других, более малых достоинств, как горностай для герцога Бретонского, серебряный крест для графа Савойского и также для всех других, подобного же достоинства, будь то принцы, маркизы или виконты, которые издревле имели каждый свои особые гербы.
И таковые гербы всякий человек в том же виде не должен ни носить, ни помещать на своем доме, ни в своем городе, если только это не тот, кто в этом достоинстве есть главный сеньор. И если некто содеет тому противное, он за это будет наказан. И мы видим, что дяди, братья и другие родственники королей и других государей не носят в неизменном виде гербы своего дома, но делают в них некоторые различия.
Затем имеются некоторые гербы по должности, как то мы скажем о членах капитула Тулузы, которые до тех пор, пока исполняют свою должность, носят гербы этого города.
И это по причине должности. И консулы Монпелье, если пользуются гербами, то носят алое яблоко(18), ибо это есть гербы консулата. И еще, если некто возьмется носить эти гербы, повесит их на своем доме или на своем владении, чтобы их [дом и владение] охранить, он будет наказан как обманщик. И что касается этого здесь, то по мне достаточно.
Гл. CXXV
О гербах всех благородных людей особо
И в этой настоящей главе нам надо рассмотреть гербы благородных людей, будь они бароны или мелкие землевладельцы. И здесь будет изъяснено, может ли некто, кто не относится к ним по крови, носить их [гербы] по своей воле.
И нам надо хорошо понять этот вопрос, ибо у наших магистров(19) я не могу найти эту материю хорошо, как мне хотелось бы, освещенной.
Во всяком случае, есть некоторые бароны и другие благородные люди, предки каковых издревле имели свои гербы по дарованию императора или же по дарованию или привилегии королей.
На это один наш магистр говорит, что таковые гербы никто не должен носить, если только он не той же крови. И я полагаю, что он действительно говорит истину, если гербами пользуются в своей стране, которая подвластна тому, кто их дал.
Но если король Франции даровал моему роду гербом одного серебряного льва, то в чем ущерб, если в Германии некий Германец будет носить подобные гербы. Определенно, по праву он не будет за это наказан. И еще мы имеем другой способ [усвоения] гербов, когда каждый берет [их] по своему усмотрению.
И вы должны знать, что имена людей были изобретены, чтобы знать различия между личностями. И имя каждый может брать по своему желанию; или отец для своего сына, или крестный отец для своего крестника.
Еще человек может поменять свое имя затем, чтобы иметь более благозвучное, но пусть он не делает этого мошенническим образом.
Точно так же и с этими гербами. Так, эти гербы, которые существуют по усмотрению человека, каждый по своему усмотрению может и взять, и иметь их, и рисовать на своем доме и на своем имуществе, но не налагая [их] на чужие вещи.
Гл. CXXVI
О гербах всех благородных, будь они бароны или другие
Теперь перейдем к другому прению о том, что согласно праву, будет наиболее сомнительным. Мой отец по своему усмотрению взял [гербом] алую корову и три звезды вверху, и некто другой из моих мест, который не имеет никакого отношения к моему отцу, желает взять и носить эти же самые гербы.
Мой отец пожелал на то возразить, ибо они ему весьма нравятся. Я спрашиваю, может ли он это сделать.
По этому [поводу] представляется, что нет, и это я доказываю открыто, ибо один человек может взять имя другого по своему усмотрению и в одном доме, или в одном городе, или в одной деревне могут быть многие люди, которые названы одним именем. Ибо этого желает право.
И тогда почему же не могло бы быть в одном городе многих людей, носящих одни и те же гербы? Теперь скажем некоторые доводы в [пользу] другой стороны.
Есть общие вещи, то есть те, которые не [принадлежат] никому в отдельности, как птицы, морские рыбы, олени, кабаны, лани, зайцы - и кто первый их возьмет, того они и будут. И поскольку в наших местах эти гербы еще никто не брал и мой отец был первым, то очевидно, что, согласно праву, он был вполне прав.
Наши магистры по этому прению делают таковое заключение, что если один человек или один род взяли новые гербы и носили их публично, то, если потом некто другой из этого города или из той же страны также желает их взять, государь не должен этого поддерживать.
Ибо гербы изобретены для узнавания людей и для различения, и так не будет вовсе [никакого] различения для узнавания среди других людей, но будет полное смешение. Итак, ему [государю] должно следить за тем, чтобы ни один из его подданных не сделал бы другому ничего постыдного, ни оскорбления, ни нововведения.
Но кажется, что тот, кто взял их наново, сделал бы это к досаде и наперекор первому, чтобы начать раздоры и распри, и против этого суверену следует принять меры. И [в данном случае] не будет хорошим аргументом сказать, что в одном городе, возможно, могло бы иметься много людей, зовущихся одним именем.
Ибо возможно легко распознать и отличить одного человека от другого, и по имени тоже узнают различия. Но если гербы полностью одинаковы, очень трудно рассудить, чьи они. И поэтому я думаю, что суверену следует содействовать этому [различению].
Глава CXXVII
Один Германец обнаруживает Француза, носящего его гербы; может ли он за то вызвать его на поединок
Но рассмотрим другое прение, которое вполне могло бы произойти. Один Германец прибывает в Париж, чтобы увидеть двор короля и чтобы познакомиться с изящными манерами Франции.
Он обнаруживает некоего рыцаря или экюйе, носящего гербы его рода, к которому он подступает так грубо, как это в обычае у Германцев, и говорит, клянясь верой, что тот дурно носит оные гербы. Тот Француз так отвечает куртуазно: «Прекрасный сир, что вы говорите!
Могу ли я не носить гербы, которые мой отец и мои предки носили столь долгое время, что об ином и памяти нет!». «Бог меня прибери, - говорит Германец, - мой род древнее и благороднее, нежели ваш; и эти гербы, которые вы носите, есть наши собственные.
Я и говорю, что вы их носите по-дурному, и если вы хотите их защищать, так вот мой вызов». Француз говорит куртуазно: «Я не сделал вам ничего подлого, и тем не менее мне угодно защищаться от того, что вы мне говорите».
Я спрашиваю, должен ли будет король, когда перед ним предстанет эта распря, судить упомянутый вызов на бой? Мне представляется, что да, поскольку Германец древнее [родом] и первым носил гербы. И если он первый, он будет обладать предпочтительным правом.
И, поскольку он в том не имеет свидетелей перед королем, и хочет это доказывать собственным телом(20), представляется, что бой должен иметь место. Но с этим мнением не согласны наши магистры. Их довод достаточно очевиден и показывает, что боя быть не должно.
Так как они вовсе не из одного королевства, то посему ни их не могли спутать на конном турнире, ни королю нанести большого ущерба, ни Германцу бесчестия в его стране, если во Франции его гербы носимы Французом, если только оный это не делает с большим неподобанием. Ибо допустим, что один рыцарь из Франции, человек дурной жизни, большой забияка и грабитель, взял гербы другого, весьма безупречного человека и доброго рыцаря, с которыми он отправился или в Бургундию начинать войну, или в Лотарингию захватывать коров, и обдирал каждого человека на своем пути.
Если безупречный германский рыцарь против такового рыцаря перед королем представит свой вызов, по этому факту его распря не будет слишком дурной, но я уже не говорю, что король должен судить бой.
Ибо, если король по достоверным сведениям обнаружит, что это было правдой, я не осмелился бы говорить ни о виселице, ни об отсечении головы, так как я человек церкви. Но, если бы он за то свершил добрый суд, я не принял бы то за большое чудо.
Однако я не вижу, какое право могло бы позволить судить бой между ними двумя, где человек, который был преступен, мог бы оправдать злую и несправедливую жизнь.
Глава CXXVIII
Как должны быть наказываемы те, кто носят гербы другого по злоумышлению
И по этому же прению - носить гербы другого - это могло бы быть наказано различными способами. Ибо если некоторый наемник из простого рода явился из Германцев пред королем Франции и носит гербы одного древнего рода из его страны, который имел давнюю славу и считался [родом] весьма славных воителей, и он это делает, чтобы быть более почитаемым, облеченным властью или уважаемым, или чтобы иметь лучший прием или лучшие поединки, я полагаю истинным, что иск и жалоба другой стороны или другого лица достаточны для короля, чтобы его за то весьма хорошо наказать.
И также я говорю, что если есть один независимый мастер в Париже, который очень хорошо кует мечи или шлемы(21), на которые он налагает определенный знак, как в обычае делать это, и если некий другой мастер, живущий в Труа, подделает тот знак, чтобы лучше продать свое изделие, он за то может быть наказан.
И подобное я скажу о некоем письмоводителе - если тот подлогом подделает знак другого, и то же я скажу о торговцах, которые прибывают в страну, ибо все это есть на том же основании, и если поддерживается противное тому, это может сделать слишком много затруднений.
Глава CXXIX
О цветах гербов
О золотом цвете. Поскольку наши учителя сказали в некоторых местах о знаменах и гербах великих государей, я не буду ставить вопрос о том, какие гербы из всех самые богатые, ибо всякое сравнение отвратительно.
Мне приятнее разъяснить некоторые вещи по поводу цветов. Поэтому я говорю, что среди них одни более заметны, чем другие по тому, что каждый из них согласно своей природе представляет.
И посему мы говорим, что цвет золота есть самый благородный из существующих в мире. И вот основание: так как золото по своей собственной природе есть светлое и сияющее, и столь добродетельно и живительно, что медики полагают его высшим восстановителем тому, кто обессилен вплоть до смерти.
И так оно представляет солнце, которое, с точки зрения света, есть тело очень благородное, ибо закон говорит, что нет вещи более благородной, чем свет.
И об этом превосходстве говорит Писание, что праведники и святые воссияют как солнце(22). И также по этой высокой природе Сын Божий, когда Он преобразился перед апостолами, Он явил свой великолепный лик сияющим, как солнце(23). И древние законы в былые времена устанавливали, что никакой человек да не носит золота, если только он не государь. Поэтому я говорю, что самый благородный цвет есть золотой.
Следующий цвет, который именуют пурпурным. Следующий цвет есть пурпурный, который мы по-французски называем красным или алым, и он представляет огонь. Таков огонь в своем теле, наиболее сияющий после солнца и самый благородный из всех остальных элементов. И этот цвет согласно древним законам тоже должен быть мало носим другими лицами, кроме великих государей или самых близких им по крови.
О голубом цвете. Третий цвет есть голубой, который своим изображением представляет воздух и который после огня есть самый благородный из остальных элементов; он есть тело летучее и проницающее и желает воспринимать световые воздействия.
О белом цвете. Четвертый цвет есть белый, который после голубого самый благородный из остальных [элементов], ибо более, чем другие близок к телам сияющим и светящимся и посему очень благороден и означает чистоту и неведение. Также Писание говорит, что одежды господа нашего Иисуса Христа явились апостолам белыми как снег(24). И этот белый цвет представляет воду, которая после воздуха есть самый благородный и достойный элемент.
О черном цвете. Оставшийся цвет есть черный, который представляет землю и означает страдание, ибо удаляется от света более, чем все остальные, и приближается ко мраку. И по этой причине по смерти некоего государя - или проиграв битву - подданные облачаются в этот цвет, и он самый низкий и самый смиренный. И равно на этом же основании облачаются в него клирики, которые не должны обращать внимание на суетную славу.[...]
Впервые опубликовано: Черных А.П. «Древо Битв» как источник по истории геральдики. Вступ. статья и перевод // Нумизматика на рубеже веков. Нумизматический сборник. Часть XV. Труды Государственного Исторического музея. Вып. 125. – М., 2001. C. 108–122.
Идеи и образы: исторические и псевдоисторические интерпретации государственных гербов
На заставке: фрагмент аверса португальской серебряной монеты в 10 эскудо 1928 года, посвященной Битве при Орике (1139)
Таково название «круглого стола», который прошёл 27 ноября 2014 г. в Институте всеобщей истории РАН (ИВИ РАН) – его организатором выступил Центр гербоведческих и генеалогических исследований ИВИ. На открытии «круглого стола» руководитель Центра А.П. Черных отметил, что самые известные европейские гербы – государственные гербы, как правило, обладают и самым высоким уровнем мифологизированности в объяснении их происхождения.
Это и привлекло внимание историков к проблеме, которые при этом не ставили перед собой цели выяснить истинное происхождение этих гербов, каждому из которых в национальных историографиях посвящено бесчисленное множество книг и статей, а сосредоточились именно на интерпретациях, которые в рамках представлений своего времени пытались объяснить рождение и значение гербов.
На конференции прозвучали доклады историков из Института всеобщей истории РАН и Историко-архивного института РГГУ.
Е.В. Пчелов (Историко-архивный институт РГГУ) в своём докладе «Имперский орёл: реальность и мифология “вечного возвращения”» отметил, что из книги в книгу кочует набор одних и тех же сведений, в большинстве своём более скудный, чем в известной статье А.В. Соловьёва "Геральдические эмблемы Византии и славяне" (ныне, вероятно, лучшей из написанного на эту тему).
В связи с этим он обратил внимание на проблему репрезентативности источниковой базы в изучении такого рода тем и подчеркнул, что необходимо отчётливо представлять изобразительный цикл жизни эмблемы.
Он напомнил о проблеме «сквозных» символов, наличие которых требует учитывать то, что в разных культурных традициях сходные эмблемы могут иметь разные значения. Е.В. Пчелов подробно осветил историю реального бытования эмблемы двуглавого орла с перечислением точно датируемых памятников, осветил римскую, византийскую и европейскую традиции.
Важнейшее с его точки зрения значение в распространении двуглавого орла в качестве герба имели генеалогические, в первую очередь брачные связи. Он обозначил возможные перспективы исследования этого геральдического образа.
В.А. Антонов (ИВИ РАН) своё выступление под названием «Мифология репрезентаций королевской власти в Дании» начал с освещения комплекса западноевропейских эмблем, которые появлялись в разных частях континента, таких, как геральдические орёл, лев и лилия, крест, три короны.
Одновременно он затронул проблему «типичных» эмблем с точки зрения их регионального бытования. Особое внимание он уделил образу льва-леопарда, содержательной основы герба Дании, сопоставив его с гербами конца XII в. в Англии и Германии.
Попытки истолкования трёх геральдических львов Дании начались с XVI в. Фантастическое их толкование, утверждавшее, что они обозначают три пролива, разделявших земли Датского королевства того времени (Готию, Фюн, Зеландию и Сконе), принадлежит учёному пастору Й. Коллингу (ок. 1540–1609).
В XVIII в. попытки объяснения гербов Дании продолжил Л. Хольберг (1684–1754). В историографии XIX в. появление датских трёх львов связывалось с появлением имперского орла Священной Римской империи.
При этом начиная с XIV в. существовала общеевропейская тенденция в формировании геральдической мифологии – «воображаемая» геральдика, геральдика Девяти Совершенных. В.А. Антонов подчеркнул, что при отсутствии родственных связей не прослеживается близких гербов. Он отметил наличие у одного обладателя разных гербов, что особенно заметно на многопольных гербах.
Разница в содержательном наполнении гербов и эмблем стала нарастать в результате обмирщения сознания и в XVII в. содержание составного герба стало наполняться новым смыслом, при этом каждый из гербов сохранял своё значение. Анализ мифологической составляющей герба может помочь получить ответ на вопрос о соотношении гербов и эмблем, но решать эту проблему надо с учётом понятий той эпохи.
А.А. Майзлиш (ИВИ РАН) в докладе «Реальность бургундского герба и идеология Ордена Золотого Руна» осветила историю бургундского герба как отражения истории Бургундского герцогского дома, отмечая его матримониальные связи и комплекс составляющих их домен земель и владений.
Отдельное внимание она уделила изобразительным девизам герцогов: рубанку, уровню, и с сожалением подчеркнула, что интерпретация их смысла и значений ещё далека от завершения. Однако уже ясно, что существуют два уровня изобразительных девизов – личный и общебургундский, равный династическому.
В визуализации Ордена Золотого Руна превалирует визуализация Бургундии; при этом, по мнению автора, идея собирания знати как истинная причина создания Ордена Золотого Руна подтверждается геральдически. В ряде изобразительных источников присутствуют визуальные интерпретации социального состава бургундского двора.
Г.А. Попова (ИВИ РАН) в докладе «Мистическая геральдика испанской монархии в трактате Х. Карамуэля Лобковица» обратилась к анализу такого факта культурной истории Испании, как труд этого автора «Мистическое истолкование гербов Испании» 1636 г. Х. Карамуэль Лобковиц – неординарная личность, более известный как математик; около 70 трудов его издано, многое доныне в архиве.
Трактат представляет собой его размышления с целью раскрытия «подлинного» смысла одного герба.
Это, безусловно, не геральдический текст, но будучи посвящён устойчивому и широко известному геральдическому образу – гербам Испанского королевства – он представляет собой пример формирования новой интерпретации гербов.
Монархия и страна у него нераздельны. Герб Испании больше связан с идеей страны-монархии, чем с личностью монарха. Х. Карамуэль Лобковиц представляет Испанию в целом ряде символических рядов, предваряя изложение рассказом о символах вообще в истории народов.
Смысл испанского герба раскрывается на основе пророчества Иезекииля и с использованием там же упомянутой номенклатуры знаков. Далее, по его логике следует, что Бог – это Испания, видение Иезекииля равно видению Бога и отсюда проистекает и герб.
Как отметила Г.А. Попова, геральдическая логика к построению его рассуждений никакого отношения не имеет. Для неё характерны рассуждения, подобные, например, его мыслям в отношении герба Арагона: красные столбы Арагона – это параллельные потоки испанской и африканской (маврской) крови, которые, как параллельные прямые, никогда не могут пересечься.
Накосо рассечённый герб Сицилии может быть увиден как две пирамиды, а пирамида, согласно Х. Карамуэлю Лобковицу – символ мира. Гранат (Гранада) является от природы коронованным плодом и символом единения подданных-зёрен. Г.А. Попова пришла к выводам, что в данном случае очевидно сильное влияние барочных эмблем применительно к интерпретации герба.
Доклад Ю.Э. Шустовой (Историко-архивный институт РГГУ) «Интерпретации русской государственной символики в украинской печатной книге второй половины XVII – первой четверти XVIII вв.» был посвящён анализу конкретных истолкований российской государственной символики через призму христианского мировоззрения с соответствующими краткими текстами.
Присутствие двуглавого орла в ряде гравюр связано с интерпретацией Москвы как нового Иерусалима. Многие листы книг из собрания Российской государственной библиотеки представляют собой сочетание визуального и вербального текста. Таковы, например, гравюры к произведению Лазаря Барановича «Меч духовный» – три короны над орлом как символ Троицы, причём третья глава, над которой третья корона – невидима, поскольку подразумевается голова Спасителя (в иных вариантах Богородицы).
Повторяемость образов раскрывает разные стороны интерпретации государственного символа. Топография расположения эмблем и элементов гравюр не случайна, а иерархична. Ю.Э. Шустова пришла к выводу, что эти произведения представляют собой идеологические вербально-визуальные комплексы, требующие детального изучения.
Герб Португалии – незначительно изменявшийся с середины XIII в. – стал предметом рассмотрения в докладе А.П. Черных (ИВИ РАН) «Легенда королевского герба Португалии». Он показал, что легенда о чудесном обретении герба Португалии в Орике возникла в середине XIV в. и связана с идеологическим обоснованием существования королевства.
Легенда формировала образ короля Афонсу I Энрикеша как Божьего избранника, призванного стать основателем португальской монархии и объясняет герб Португалии как визуализацию 30 серебряников Иуды, и как сами Раны Христовы. Прообразом видения-сна короля Афонсу Энрикеша послужило «Видение Константину».
Причём связь с видением Константину была не скрываемой, а подчёркиваемой; она не умаляла значения события с португальским королём, а добавляла ему общехристианского величия. Легенда оказалась многокомпонентной и обладающей собственной историей развития.
В окончательной форме легенда о «Чуде в Орике» (Milagre de Ourique) сложилась на рубеже XVI–XVII вв. Гербовая составляющая была только частью большого легендарного комплекса. В её складывании и бытовании в XVII в. были использованы фальшивые Акты кортесов в Ламегу 1143 г. и фальшивая клятва Афонсу Энрикеша в Коимбре в 1152 г.
С начала XVI в. «Чудо в Орике» с коленопреклонённым королём и крестом в небесах нашло отражение в многочисленных произведениях изобразительного и декоративного искусства. О чудесном обретении герба королевства рассказывают и Л. де Камоенш в «Лузиадах» (1572), и Тирсо де Молина в «Португальском гербе» (1638).
Парадигма «гербы Португалии дарованы Богом» – суть понимания истории интерпретаций португальского герба. Легенда об обретении герба сделала герб символическим смысловым выражением национальной самостоятельности и стала постоянным элементом идеологического противостояния с Кастилией – как в XV в. при воцарении Ависской династии, так и в XVII в., когда она была реанимирована. Она оказалось узловым моментом в понимании складывания не столько португальской геральдики, сколько португальской государственности. Из обстоятельств дарования герба вытекала сакрализация исторического пути королевства.
Герб служил свидетельством особенных намерений Господа и особого качества португальской государственности, постоянно напоминал всем о богоизбранности Португалии, и легенда о его обретении делала мессианизм не просто инструментом государственной идеологии, но компонентом общественного сознания.
С.Б. Вольфсон (ИВИ РАН) в докладе «Геральдические эмблемы Американских Штатов: история и современность» осветил мифы, сопровождающие в обыденном сознании государственный герб США. Он оценил как явный миф рассказ о его критике Б. Франклином, якобы настаивавшем на недопустимости орла в гербе.
В этом же ряду он рассмотрел утверждение об индейке, как образе исключительно американской птицы. Бытующее с середины XX в. мнение, что в случае войны орёл на изображениях герба поворачивает голову от оливковой ветви к стрелам, относится к «народным» интерпретациям, однако в политической практике метафора обращения головы орла в ту или другую сторону встречается по-прежнему. С.Б. Вольфсон настаивал на отсутствии нумерологических коннотаций в американском государственном гербе, а их проявление – проявлением высокомифологизированного конспирологического сознания.
В этом же контексте он отметил широкое распространение поисков «масонских» и «еврейских» следов в концепции толкования элементов герба, соответственно его происхождения и eo ipso происхождения американского государства.
В докладе было подвергнуто критике встречающееся утверждение, что американский герб произошёл от личного герба Дж. Вашингтона. В докладе было заявлено, что ни количество стрел, ни оливок, ни листьев на ветви оливы никоим образом не связано с числом первых американских штатов.
В гербах американских штатов часты библейские сюжеты, образы американской природы, символика европейских гербов, сюжеты из американской истории. Докладчик подчеркнул, что все американские официальные гербы просты и попытки усложнить их интерпретации приводят к конспирологическим и нумерологическим толкованиям.
При подведении итогов «круглого стола» было отмечено, что целью участников было, используя бритву Оккама, не создавать в геральдике новых мифов. Участники встречи при всём региональном и хронологическом различии своего материала говорили на одном языке – языке исторического исследования. Доклады отличались новизной видеоряда и источников, подчёркивая региональные и хронологические исследовательские возможности общей темы.
Учитывая то, что задача сравнительного освещения мифотворчества, связанного с государственными гербами на материале ряда стран доныне не ставилась, не возникает никаких сомнений в том, что прошедший «круглый стол» – лишь часть направления, перспективы которого могут оказаться весьма многообещающими.
Александр Черных
Примечания
(1) Honoré de Bonet. L`Arbre des Batailles. Publié par Ernest Nys. Bruxelles etc (Bruxelles, Leipzig, Londre, New-York, Paris), 1883. P. VIII.
(2) Ibid. P. XI.
(3) Ibid. P. X–XI.
(4) Ibid. P. 2–3.
(5) The Argentaye Tract. Ed. by A. Manning. Toronto, 1983. P. 25.
(6) Хёйзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988. С. 394.
(7) Хёйзинга, правда, считал «Древо Битв» свидетельством проникновения элемента рыцарской игры в войну, смешения ее с зачатками международного права. Свидетельство этому он видит в том, что трактат рассматривает в одном ряду важные, действительно правовые вопросы и мелкие, не выходящие за рамки игры. (Хёйзинга Й. Указ. соч. С. 259).
(8) The Argentaye Tract. Ed. by A. Manning. Toronto, 1983. P. 25, 43.
(9) Honoré de Bonet. L`Arbre des Batailles. P. 80–82.
(10) Ibid. P. 98–99.
(11) Ibid. Chap. VII–VIII.
(12) Ibid. P. 237, 238.
(13) Ibid. P. 237. В 1303 г. гербом Тулузы были замок и собор. Герб графов Тулузских – тулузский крест в алом поле. Термином «тулузский крест» обозначается золотой просечной уширенный с тремя шариками на концах крест. В 1520 г. в гербе Тулузы тулузский крест был одним из элементов герба наряду с замком, собором, агнцем и главой Франции.
(14) См.: Coopland G.W. The Tree of Battles and some of its sources. 1923.
(15) См. подробнее: Черных А.П. Геральдика и право в трактате «Songe du Vergier» // Древнее право/Ivs antiqvvm. Вып. 1. М., 1996.
(16) Королевская библиотека в Брюсселе располагает четырьмя рукописными копиями трактата. Перевод выполнен по публикации одной из них, которую приписывают перу Давида Обера, библиотекаря герцога Бургундского Филиппа Доброго, выполненной в 1456 г. по изданию: Honoré de Bonet. L`Arbre des Batailles. Publié par E. Nys. Bruxelles etc (Bruxelles, Leipzig, Londre, New-York, Paris), 1883. P. 237–243.
(17) В тексте penoncheaulx (т.е. маленькие pennon) - флаги на конце копья с гербом (Godefroy F. Dictionnaire de l`ancienne langue française et de tous ses dialectes du XI au XV siècle. G.-P., 1982. T. VI. P. 84–85). В более узком значении – обязательно с гербом, отражающим место происхождения владельца.
(18) Это не вполне ясное место: скорее всего - это неточность публикатора, и консулы носят croix pommée (или pommetée) de gueules, т.е. «с шариками на концах», подобно элементу тулузского креста. См. выше сноску 13.
(19) Здесь и далее во всех случаях упоминаний магистров имеется в виду в первую очередь, скорее всего, Бартоло де Сассоферрато.
(20) Речь идет о судебном поединке
(21) В тексте - термин bachinets: шлемы без забрала, защищающие лишь затылочную часть головы.
(22) Матф. 13:43.
(23) Матф. 17:2.
(24) Матф. 17:2; Марк. 9:3.
