• Посм., ещё видео
Хорошо бродить зеленым лесом, загодя обзаведясь обрезом! Хорошо смотреть на облака, застрелив в упор большевика! Поспешил он в поезд за подмогой, Но со мною встретился дорогой... Завалившись под кудрявый клён, К коммунизму остывает он. Что в деревне, расскажи, Маргоша, Не обобществили-ль наших кошек? Не заставили-ль толпу дворняг Выть, как на Луну, на красный флаг? ...Но другой, кто на "Руси" поддельной Душу сохранил и крест нательный, У кого в деревне есть родня, - Эту песню сложит про меня. Вяч. Казакевич, "ТАМБОВСКАЯ ПЕСНЯ"
Роман Днепровский
Такого удостаивались только очень крупные враги советской власти: Кутепов, Миллер — и это вторая составляющая победы этого человека. Потому что он не только выжил сам, не только продолжил свой род. Еще он нанес самый мощный изо всех возможных ударов — идеологический. Он отвратил от советчины, от «возвращения на родину» в родительские объятия НКВД тысячи молодых людей и миллионам рассказал о ублюдочной ряхе советчины. Это было чрезвычайно важно в те годы, когда информация не пронизывала всю цивилизацию насквозь как сегодня.
И до сих пор сила, которую вложил в свой апперкот Солоневич сохраняется, отвращая новых и новых людей от красного людоедства. Это прежде всего автобиографическая повесть «Россия в концлагере». Пронзающий, жестокий в прагматичности, понимания человеческой психологии взгляд этого богатыря или «терминатора», как сегодня его назвали бы вскрыл как консервную банку внутреннюю жизнь советчины.
Прекрасным дополнением к этому стали « Диктатура импотентов» и « Диктатура сволочи», вышедшие уже и после Второй Мировой войны, в которых Иван сравнивал уже не только советский социализм, но и национал-социализм, который ему не повезло пережить на своей шкуре. Но про Солоневича нельзя сказать. что он был «певцом негатива», «марателем, не предлагающим конструктива». Он был певцом Империи и сочетал это с самой горячей любовью к России и народу, добиваясь того, что одно не вытесняло у него другого.
Это мало кому удавалось, но он — смог и написал это: «Народная Монархия». Этот труд, написанный живою деятельною любовью к Отечеству, подобен острому ножу как для тех, кто ненавидит Империю, так и для тех, кто жаждет лишить народа любой крохи власти над собой, передав ее чиновникам, милиции, спецслужбам, партии — кому угодно, кроме него самого. Миллионные тиражи еще в тридцатых годах подбросили дров в пожар этой мелкой до того для совдепа войны — и она заполыхала с новой силой. Не переставала идти они до самого конца. Завершающим аккордом этой схватки была смерть.
Смерть обоих. Солоневич пережил Джугашвили всего на несколько недель — но пережил. И я очень рад за него. Не только потому, что возможность посмотреть на могилу своего врага подвела черту, стала своеобразным девятым мая для Ивана Лукьяновича, но и потому, что теперь он умирал спокойно, потому что он знал — его сыну и его внучке ничто более не угрожает. Потому что Сталин — умер. И значит войны — не будет!
Иван Солоневич
Операция состоится дня через три-четыре, и врачи обещают полное выздоровление. Но в данный момент очень плохо, a смерть Сталина и воцарение маленковской «телеги на пяти колесах» заставляет меня поделиться c читателями некоторыми соображениями по этому поводу. Б. Николаевский на нью-йоркском митинге заявил: «Маленков — это война» — и прибавил еще и некоторую персональную информацию, которой y Б. Николаевского просто-напросто быть не может. Иностранная печать предвидит некую «передышку», и я считаю, что тут права она, a не Б. Николаевский: смерть Сталина означает оттяжку войны.
O «роли личности в истории» спорили долго, научно и совершенно бесплодно. Но, как бы ни оценивать «личности» и «массы», совершенно очевидно, что горькая наша судьба подарила коммунистической революции две «личности» поистине чудовищного калибра: Ленина и Сталина. Так же очевидно, что та же горькая судьба не подарила нам никого. Ленин и Сталин шли во главе блестяще организованного, но количественно ничтожного меньшинства России и мира, и до смерти Сталина было очень много оснований опасаться, что коммунизм захватит весь мир. Теперь таких оснований стало гораздо меньше.
Он сразу же пошел за Лениным и, пока дело шло o более или менее теоретических построениях, оставался где-то на третьем плане. Но когда дело дошло до практики, a верховного судии, Ленина, уже не было, тогда Сталин сразу подавил, смял и потом уничтожил всех своих конкурентов и противников. Это объясняется честолюбием. Может быть. Наполеон был, конечно, честолюбив, но он объективно выполнял «социальный заказ» третьего сословия, которое и вознесло его на шаткий, но все-таки императорский престол. Сталин, конечно, крупнее Наполеона, но, конечно, какое-то честолюбие было и y него.
Одним «честолюбием», однако, ничего объяснять нельзя: не из-за честолюбия же семнадцатилетний Иоська Джугашвили пошел в большевистскую партию. Самое простое объяснение сводится к тому, что Сталин был фанатиком той идеи, которую в Европе сформулировал Платон: «Общность имущества, жен и детей создает для всех невыразимое блаженство».
Если «общность имущества» и даже жен кое-как понятна, то «общность детей» непонятна даже и технически. Но по советам Платона действовал очень длинный ряд и теоретиков, и практиков обобществления, Сталин был завершением этого ряда. И Сталин стал практически во главе первого в истории человечества государства, да еще и великого государства, где «общность имущества» в момент смерти Ленина охватила всю промышленность и где ему, Сталину, оставалось закончить «общность» коллективизацией деревни. Расправы Сталина c его конкурентами можно объяснить «кровожадностью» — объяснение дешевое.
Совершенно очевидно, что при победе Троцкого, Рыкова, Бухарина, Томского коллективизация деревни не была бы проведена, и советам только и оставалось бы, что отступление в рамки «мелкобуржуазной», меньшевистской хозяйственной системы. A от нее — «назад к капитализму»; стоило ли марксизм городить?
Как бы ни оценивать личность Сталина, нельзя отрицать одного: авторитет страха он создал себе небывалый в истории человечества. У Маленкова такого авторитета вовсе нет. Сталинский реальный политический гений был раздут сознательной и целеустремленной рекламой, развившейся на весь мир. Трудно себе представить, чтобы готтентоты или парижане носили бы портрет Маленкова. Трудно предположить, чтобы «партийные массы» приняли Маленкова как нечто само собой разумеющееся: Сталину для этого потребовалось двадцать лет и двадцать тысяч казней и убийств, я здесь говорю только о партии и армии. Сталин сумел все это сделать.
A вот сумеют ли Маленков и Kо? Диктатура страха и крови была сконцентрирована в лице Сталина, и «центр» был на высоте положения. Теперь центра нет. Из власти вынута ее основная ось, и власть ослабела. Кого, собственно, бояться сейчас — Маленкова, Берию, Молотова, Кагановича? И как предвидеть, кто из них зарежет остальных? На кого ориентироваться или как вести войну?
Отрезая всякую оппозицию; единая партия автоматически приходит к единоначалию. Но кто же будет этим единым начальником? И где, в «президиуме» или в подвале, решится этот вопрос? Сейчас никто этого не знает, даже и Маленков. По всем разумным соображениям можно утверждать, что без очередной резни тут не обойдется. Члены «президиума» едва ли питают какие бы то ни было иллюзии на этот счет. Все «уступки» новой власти диктуются ощущением неуверенности и слабости. Нужна новая передышка.
Внутренние «уступки», которые ничего не стоят, дадут измученному населению иллюзорную надежду на «полегчание». B эмиграции они вызовут рецидив теории эволюции. Среди «свободных народов» все эти «уступки» вызвали некий вздох облегчения: авось пронесет... B нашей критике демократической политики мы склонны забывать o том, что эта политика в самых основных чертах определяется мещанством. Эллинская поговорка говорила: «Платон — мой друг, но истина мне дороже».
Сегодняшняя интерпретация этой поговорки звучит приблизительно так: «Великие идеи очень хороши, но чековая книжка все-таки дороже». Мы к этому не привыкли, a приходится привыкать. Нужно бы вспомнить и o том, что политика «свободного мира» по адресу советов c очень большой степенью точности повторяет его же политику по адресу Гитлера. Возмущаться этим не стоит: это в порядке вещей. Но это нужно иметь в виду. Момента слабости советской власти «свободный мир» не использует, как в свое время не использовал моментов слабости Гитлера. Демократическая политика есть всегда лоскутная политика, робкая, противоречивая и недальновидная.
Это нужно принять как факт. Смерть Сталина означает оттяжку войны. Но она же может означать иное: внутрипартийную резню, в которую может вмешаться и армия. Здесь мы вступаем в область кофейной гyщи: никто не знает ни взаимоотношений членов правящей пятерки, ни их опорных точек, ни их планов. Одно можно сказать c уверенностью: резня будет.
alexandrkusnets
Пока историками репрессий обращено серьёзное внимание на имевшие трагические последствия массовые насильственные переселения в ходе чисток городов, а также сельской местности и приграничных районов от «социально вредного» и «чуждого» элемента при осуществлении паспортизации населения, пик которых пришёлся на первую половину 1933 г. [Красильников, 2003. С. 94–107; 1933 г. Назинская трагедия… 2002; Werth, 2007]. Однако новые архивные данные позволяют принципиальным образом скорректировать в сторону увеличения и давно известную статистику расстрельного террора в этом году.
Хотя к июлю 1933 г. директива от 8 мая была выполнена, на деле шедший одновременно с её исполнением огромный размах арестов, приговоров к заключению в концлагерях и расстрелов означал не ослабление репрессий, а их серьёзное усиление. Поэтому майская директива реально имела ограниченное значение, поскольку сокращение количества заключённых скоро сменилось быстрым ростом их числа.
Принципиально, что одновременно с подготовкой этой директивы в стране был усилен расстрельный террор, принявший особенно массовый размах в первой половине 1933 г., но выпавший из внимания исследователей. Жестокость ОГПУ была несколько уменьшена в 1932 г., когда вслед за послаблениями в деревне (меры по сокращению произвола чиновников, уступки рыночным отношениям) и сокращением финансирования индустриализации на короткое время ослабла и репрессивная политика.
В течение почти всего 1932 г. не действовали большинство региональных троек[1], вследствие чего число осуждённых органами ОГПУ составило 142 тыс. чел., в том числе 3,9 тыс. были расстреляны. В 1931 г. одни лишь тройки на местах осудили 183 тыс., в том числе более 9 тыс. приговорили к расстрелу, в 1930 г. эта цифра составила 20, 2 тыс. чел. [Мозохин, 2006. С. 287–308]. Но последовательное уменьшение количества расстрелов органами ОГПУ произошло в конце 1932 г.
После выхода закона от 7 августа 1932 г. «об охране социалистической собственности» власть усилила меры принуждения в отношении колхозников, разбегавшихся из колхозов, и единоличников, отказывавшихся засевать прежние площади. Сталинская верхушка боролась с усиливавшейся экономической разрухой методами откровенно террористическими. И уже с последних недель 1932 г. репрессивная деятельность ОГПУ стремительно начинает выходить на новый уровень, привычный для 1930 и 1931 гг.
Сигналом к новому пику политических репрессий стало указание Сталина, отправившего в декабре 1932 г. на места материалы зампреда ОГПУ Г. Е. Прокофьева и начальника ЭКУ ОГПУ Л. Г. Миронова о «разоблачённых контрреволюционных организациях» в Ветеринарном управлении Наркомзема СССР и Трактороцентре. Сталин предписывал: «Ввиду исключительного значения рассылаемых материалов предлагается обратить на них серьезное внимание» (см. [Папков, 1997. С. 93]).
Обвинительное заключение по делу о «контрреволюционном заговоре в сельском хозяйстве», составленное в апреле 1933 г. аппаратом ЭКУ ОГПУ, свидетельствовало, что за несколько месяцев специалисты Лубянки объединили в масштабный шпионско-диверсионно-вредительский заговор, руководимый единым «Политическим Центром», тысячи участников из основных сельскохозяйственных регионов. Наиболее мощный филиал заговора был вскрыт в системе Трактороцентра и его низовых звеньях – МТС и в колхозах, ими обслуживаемых.
Согласно этому документу, для подготовки восстания, намеченного на весну 1933 г., «Политцентр» формировал повстанческие кадры в МТС, колхозах и совхозах из «кулацко-белогвардейского элемента», снабжая их оружием. Вредительской работой заговорщики рассчитывали вызвать голод в стране и острое недовольство властью на селе.
Филиалы организации нашлись во всех важнейших сельскохозяйственных районах страны. К апрелю 1933 г. в этих регионах было арестовано свыше 6 тыс. «заговорщиков», в том числе в УССР – 761, БССР – 850, ЗСК – 2 115, СКК – 2 012[2]. На местах исполнение сталинского задания о срочном искоренении «вредительства» началось немедленно. Например, в Белоруссии первые осуждения «заговорщиков» с помощью тройки полпредства (ПП) ОГПУ прошли в том же декабре 1932 г.[3]
Минские чекисты во главе с Л. М. Заковским сразу отчитались о вскрытии заговора «кулацких» и «белогвардейских» элементов в системе Трактороцентра, и уже в феврале 1933 г. секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Н. Ф. Гикало запросил у Политбюро ЦК право рассмотреть это дело на тройке с вынесением расстрельных приговоров [Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… 2003. С. 409]. Белорусское полпредство ОГПУ сразу получило от Москвы широкие права массово расстреливать «кулаков», «вредителей» и «шпионов», став одним из лидеров в репрессивной кампании 1933 г. Население страны активно распространяло слухи о массовых казнях.
В марте 1933 г., обсуждая обнародованный в «Правде» расстрельный приговор в отношении 35 специалистов Трактороцентра, обвинённых во вредительстве и доведении страны до голода, минский врач Лобач заявил: «Расстрел Наркомземовских специалистов произведен в связи с обострением общего положения в стране. На крутых поворотах Соввласть всегда расстреливает пачками». А минский инженер Полонский в разговоре отметил: «Только по одному Северному Кавказу расстреляли 600 чел. Этим самым увеличивается норма хлеба для оставшегося населения»[4].
Данные ФСБ говорят о том, что целый ряд местных органов ОГПУ в 1933 г. сфабриковал дела на многие тысячи «врагов», приговорив к расстрелу от 1 000 до более 2 000 чел. на каждое полпредство ОГПУ. Между тем в известной статистике человеческих потерь 1933 г., отмеченных колоссально подскочившей смертностью среди заключённых лагерей, колоний и тюрем, а также ссыльных, лица, расстрелянные органами ОГПУ во внесудебном порядке (количество смертных приговоров, вынесенных по политическим делам обычными судами, не известно), занимают весьма скромное место. Это 1 824 чел., расстрелянные Коллегией ОГПУ и
Особым совещанием при ней, а также 2 154 чел., осуждённые к высшей мере наказания тройками при полномочных представительствах ОГПУ [Попов, 1992. С. 28; Мозохин, 2006. С. 312–313]. На деле дефектная карательная статистика, очевидные недостатки которой мы, ещё не имея всех сегодняшних данных из ЦА ФСБ, уже критиковали [2007. С. 49–50; 2011. С. 242, 253], в разы занижает численность расстрелянных. Обнародовавший значительный объём статистики из ЦА ФСБ О. Б. Мозохин [Мозохин, 2006. С. 246–472] не дал информации о 1 824 расстрелянных Коллегией ОГПУ в 1933 г., а, указав данные о расстрелах по местным органам ОГПУ в СССР за этот год (2 154 чел.), на деле, вслед за предшественниками, привёл сведения не о расстрелянных, а о помилованных, заимствовав их из графы «ВМСЗ с зам.[еной] ИТЛ»)[5].
Таким образом, его данные вообще не имеют отношения к расстрелам 1933 г.[6] Серьёзная проблема для исследователей заключается в том, что и статистика центрального аппарата ОГПУ не даёт сводной цифры, указывая лишь, что 1 824 чел. расстреляны Коллегией ОГПУ, а 997 и 969 чел. – полпредствами ОГПУ в третьем и четвёртом кварталах 1933 г.[7] Казалось бы, законно распространить эти очень близкие между собой цифры на первые кварталы и методом простейшей экстраполяции определить цифру расстрелянных за 1933 г. примерно в 6 тыс. чел. Однако примеры целого ряда полпредств ОГПУ говорят о том, что масштабные цифры расстрелов первых месяцев 1933 г. значительно превосходят статистику второго полугодия. Например, с декабря 1932 г. по май 1933 г. в Белоруссии было арестовано 29 018 чел.
Они проходили в основном как члены «кулацких и бандитских группировок» (2 274 группировки из 15 562 чел.), повстанческих организаций (33 организации из 2 362 чел.), диверсионно-повстанческих организаций (44 из 2 376 чел.) и шпионских организаций и резидентур (46 из 436 чел.). Большая часть арестованных приходилась на колхозно-совхозный сектор – 16 179 чел. – и прошла через тройку ОГПУ. Деятельность тройки с декабря 1932 по начало мая 1933 г. (последующие цифры нам неизвестны) характеризуется следующими данными.
Было рассмотрено 3 574 дела на 13 414 чел., из них к расстрелу было приговорено 2 158 чел.[8], заключению в концлагеря – 8 617, высылке – 2 487. Условные наказания получили 127 чел., некие «прочие меры» – 5 чел., освобождено – 20 чел.[9] Характерно, что чекисты Белоруссии, расстреляв к началу мая 1933 г. более 2 тыс. чел. и отправив в лагеря более 8,6 тыс., отнюдь не считали свою миссию по чистке Белоруссии законченной и насчитывали подлежащих репрессиям почти столько же, сколько арестовали к маю 1933 г. – 26 957 чел. Поэтому на 1 мая 1933 г. за отделами ОГПУ БССР числилось 10 168 арестованных, дела на которых находились в стадии следствия. С мая 1933 г. чекисты проводили новую массовую операцию по «деревенской контрреволюции», когда в стадии ликвидации находились дела на почти 4 тыс. чел. из «внутриколхозных группировок» (498 чел. по 9 организациям и 3 336 – по 460 группировкам)[10].
Однако сколько было казнено в БССР в мае–декабре 1933 г., пока неизвестно. В свою очередь, сотрудники ПП ОГПУ Западно-Сибирского края немедленно после сталинского указания также обрушили на «врагов» сокрушительный удар, вполне сопоставимый с террором 1930 и 1931 гг. Чекисты только по линии секретно-политического отдела ПП ОГПУ с 1 декабря 1932 г. по 1 мая 1933 г. привлекли по ст. 58 УК 8,6 тыс. чел.[11] и смогли в первой половине 1933 г. сфабриковать два очень крупных «заговора» (белогвардейский и сельскохозяйственный), по которым к августу было расстреляно около 1 200 чел. [Папков, 1997. С. 92–97].
Резким усилением была отмечена карательная работа и в ПП ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю, где с декабря 1932 г. по середину марта 1933 г. было арестовано 8 229 чел. и тройкой при ПП ОГПУ ВСК осуждено: к расстрелу – 1 712 чел. (в том числе 55 – по закону от 7 августа 1932 г.), к заключению в концлагеря – 758, к ссылке – 158[12].
Правда, за этот период чекисты числили только 75 исполненных смертных приговоров, две трети которых приходились на общеуголовные преступления: за хулиганство на транспорте было расстреляно 22 чел., по закону от 7 августа 1932 г. – 18, уголовный бандитизм – 10, „кулацко-белогвардейскую“ деятельность – 15, вредительство – 10[13]. Однако причина была, скорее всего, в задержке с санкциями комиссии Политбюро ЦК на расстрел тех осуждённых, основная часть которых прошла по тройке в феврале и марте.
По крайней мере, только по Книге памяти жертв репрессий Красноярского края (помимо него, в тогдашний Восточно-Сибирский край входили современные Иркутская область, Республика Бурятия и Забайкальский край), за 1933 г. числится 249 реабилитированных из числа расстрелянных [Книга памяти, 2004–2011]. О стремлении быстрее отчитаться с расстрелами говорит и то, что численность приговорённых тройкой к ИТЛ к середине марта 1933 г. не достигала и половины от количества казнённых, а основная часть из 8,2 тыс. арестованных не была ещё осуждена. Репрессии в Восточно-Сибирском крае интенсивно продолжались и в последующие месяцы: к середине марта 1933 г. подследственных заключённых в крае насчитывалось 2,8 тыс. чел., к 20 апреля – 3,6 тыс., к 30 мая – 5,3 тыс. чел.[14]
Массовые операции ОГПУ в других регионах также были отмечены большой жестокостью. Сведения из архивов Службы безопасности Украины показывают, что за 1933 г. ГПУ УССР осудило 45 тыс. чел., из них 774 – к высшей мере наказания; ещё 750 чел. были приговорены к расстрелу по делам ГПУ гражданскими судами республики. Таким образом, на счету украинских чекистов – 1 524 расстрелянных [Нікольський, 2003. С. 389], значительная часть которых, прошедшая через суды, была осуждена по общеуголовным статьям.
В Казахстане в 1929–1933 гг. областные тройки полпредства ОГПУ, по неполным данным, приговорили к расстрелу 3 386 чел. и заключили в лагеря 13 151 чел. Известно, что за 1930 г. тройки расстреляли в Казахстане 1 218 чел., а в 1931 г. – 1 001 чел. [Мозохин, 2006. С. 287, 294–295; Тепляков, 2009. С. 186]. Таким образом, на 1929 г., когда расстрелов, вероятно, было относительно немного, на 1932 г. (также с небольшим числом казней) и 1933 гг. приходится минимум 1 167 расстрелянных во внесудебном порядке. Поэтому можно предположить, что в Казахстане за 1933 г. было расстреляно не менее 1 тыс. чел. Имеется цифра расстрелянных чекистами Ленинградской области – 464 чел. за 1933 г.
Известные отрывочные данные о репрессиях на Дальнем Востоке говорят, например, что только по делу «Трудовой крестьянской партии» чекисты расстреляли 84 чел., а по делу казачьей организации «Амурцы» – 56 чел. [Тепляков, 2008. С. 344]. Фрагментарные данные, известные по Ставропольскому краю, говорят о том, что из арестованных в декабре 1932 – январе 1933 г. были осуждены тройкой к расстрелу 53 чел. из 362, или каждый седьмой [Жертвы, 2007].
Высокой карательной активностью в начале 1930-х гг. отличались полпредства по Северо-Кавказскому краю (51 тыс. арестованных в 1933 г.), Средней Азии (32 тыс. арестованных)[15], Уральской и Центрально-Чернозёмной областям. В литературе есть общие указания, что именно в 1933 г. террор в Азербайджанской ССР «достиг своего пика» [Баберовски, 2010. С. 689]. Поскольку карательные кампании в целом ряде крупных регионов дают сходные масштабы репрессированных (порядка 1-2 тыс. расстрелянных из 20–50 тыс. арестованных на полпредство), это, возможно, свидетельствует о получении местными чекистами соответствующих лимитов у руководства союзного ОГПУ, предварительно санкционированных Кремлём.
Поскольку неучтёнными остаются еще полтора десятка полномочных представительств, то даже минимально возможная численность убитых чекистами составит, скорее всего, 14–15 тыс. чел., не считая осуждённых по ст. 58 УК гражданскими судами и умерших в тюрьмах во время следствия. Но не исключено (если цифры, достигнутые в Сибири и Белоруссии, будут продемонстрированы для первого полугодия 1933 г. ещё в трёх-четырех полпредствах ОГПУ, а в оставшихся окажутся в среднем на уровне 100–200 чел. для каждого регионального чекистского органа), что общее число расстрелянных во внесудебном порядке по СССР в 1933 г. превысит 20 тыс. чел. и окажется выше, чем даже в 1930 г. Разумеется, цифра казнённых в 1933 г. будет ещё уточняться, но, как представляется, уже на данном этапе изучения можно считать доказанной ошибочность сведений, публиковавшихся с начала 1990-х гг.
А.Г.Тепляков
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — www.belrussia.ru
