Библиография истории
Библиография истории партизанского движения периода Гражданской войны насчитывает огромное количество публикаций, основная часть которых появилась в коммунистические времена и демонстрировала доказательства сознательной борьбы многочисленных красных партизан за советскую власть.
Множество трудов подробно описывало боевой путь партизанских соединений, роль партии в их руководстве и политическом просвещении, убедительные победы над белыми войсками, последующее вливание сознательных партизанских масс в ряды Красной армии, активное участие в защите Советской республики и в социалистическом строительстве[2].
Партизан провозглашали наиболее передовой частью крестьянства, поднявшейся против антинародной белой власти и беззаветно воевавшей ради победы красных.
Появляются подобные оценки и в настоящее время, повторяя в неприкосновенности все прежние мифы, начиная с того, что в 1919 г. «в Сибири и на Дальнем Востоке развернулось мощное партизанское движение, руководимое большевистским подпольем»[3].
Теневые стороны партизанщины всегда описывались строго дозировано либо совершенно замалчивались.
Под официальную точку зрения
Основная часть мемуаров советской эпохи подлаживалась под официальную точку зрения. Наличие многочисленных фальсифицированных источников и необъективных исследований, появлявшихся под идеологическим прессом, заставляет историков особое внимание обращать на мемуаристику и научно-документальные работы 1920-х — начала 1930-х гг. — хоть и тенденциозные, но создававшиеся по свежим следам и в значительной степени свободные от схематичной однолинейности следующих эпох. По свежим следам партизанщина представала стихийным и кровожадно-грабительским леворадикальным движением, в целом далёким от коммунистической идеологии.
В связи с этим ряд оценок описываемых событий со стороны современников, много десятилетий казавшиеся властям и исследователям идеологически неприемлемыми, сегодня заслуживают внимательного и уважительного отношения. Например, эсер Е. Е. Колосов тёмные стороны партизанщины обоснованно рассматривал как проявления «первобытных свойств крестьянской психологии»[4]; о роли большевиков в сознательном разжигании жестокостей партизанщины справедливо писал С. П. Мельгунов[5], чьи давние работы высоко оцениваются современными историками[6].
В течение всего советского периода исследователями недостаточно
использовались документы антибольшевистских властей, сообщения белой прессы, очень аккуратно цитировались партизанские мемуары, особенно те, в которых бесхитростно и откровенно сообщалось о многочисленных и нередко садистских расправах над безоружными людьми (пленными, мирными жителями), а также упоминались многочисленные факты пьянства, мародёрства и насилий в повстанческих отрядах.
Совершенно не оценивался демографический, моральный и материальный ущерб от партизанщины, её негативное воздействие на взаимоотношения русского и аборигенного населения Сибири и Дальнего Востока. Подобное игнорирование важнейших обстоятельств не позволяло написать
объективную историю краснопартизанского движения восточной части страны. Написание качественных работ по истории краснопартизанского движения требует учёта как старых публикаций 1920 — 1930-х гг., так и тех архивных источников, которые только начинают вводиться в научный оборот.
Источниковая база
Наличие внушительной источниковой базы даёт возможность ряду современных исследователей сосредоточиться на игнорировавшихся прежде темах краснопартизанского террора: вандализма, взаимных конфликтов партизан, их военных поражений, проблем взаимоотношений с различными категориями населения, частым противостоянием с большевистскими партийно-советскими властными структурами, образованными из чуждых повстанцам приезжих кадров.
Россия была страной, где цена человеческой жизни традиционно являлась малозаметной величиной. Насилие воспринималось как универсальный метод решения проблем и властью, и обществом; в переломные эпохи оно выплёскивалось с сокрушительной мощью.
В период Гражданской войны взаимное ожесточение людей резко возросло, что привело к быстрому разложению традиционных нравственных устоев. В это бурное время проявлялись не столько замечательные подвиги ярких идейных личностей, сколько величайшие преступления, в которых нередко участвовали значительные массы людей. Документальные свидетельства этого всё более активно вводятся в научный оборот.
Гражданская война стала документироваться ещё до её окончания, так что до середины 1930-х гг. успело выйти огромное количество публикаций участников событий и историков, среди которых есть очень ценные. О важности собирания сведений о недавнем прошлом говорил тот факт, что в СССР в немалом количестве публиковались даже мемуары видных белогвардейцев. В конце 1920-х гг. заведующий Сибирским истпартом В. Д. Вегман писал о необходимости издавать книги врагов, ибо в них встречаются факты «столь ценные, что мимо них ни один историк пройти не сможет»[7].
Однако опубликованные в 1920-е — середине 1930-х гг. многочисленные сборники документов и мемуары в большей своей части оказались при Сталине политически скомпрометированными и изъятыми из обращения; даже в последующие эпохи многие из них по-прежнему считались слишком откровенными и не соответствовавшими сложившимся концепциям.
В настоящее время эти издания, оставаясь малодоступными, тем не менее всё более активно используются историками. А среди информативной беллетристики можно выделить художественно-документальные книги участников событий и с красной (бывшие колчаковцы В. Я. Зазубрин и Вс. Иванов), и с белой (Я. Л. Лович) стороны.
Честный художественный рассказ о красном повстанчестве начался в литературе с небольшого повествования Вс. Иванова «Партизаны» (1921 г.), которое показывает мужиков, жителей Ойротии, случайно убивших милиционера, изломавшего их самогонный аппарат, и бежавших в горы партизанить, где к ним вскоре стихийно присоединились сотни крестьян[8].
Остаются в арсенале историков произведения тех советских писателей, которые серьёзно изучали тему и написали подцензурные, но острые работы, касавшиеся проблем, которые почти не обсуждала официальная историография, и не потерявшие значения и поныне («Ватага» В. Шишкова, «Железный поток» А. Серафимовича, «Конец Рогова» Г. Егорова)[9].
Ценные документы
Много ценных документов опубликовала как советская, так и враждебная большевикам пресса. Крайне важный источник — та хроника событий, которая велась белогвардейскими журналистами, а также оценки, даваемые событиям действующими лицами белого лагеря. В целом ряде случаев, помимо газет, нет источников, отражающих эпизоды партизанщины.
Вместе с тем белые журналисты, при откровенных и критических описаниях повстанчества и неэффективности его подавления, сталкивались с военной цензурой. В начале июня 1919 г. редактор влиятельной «Сибирской жизни» А. В. Адрианов сообщал главе Всероссийского правительства П. В. Вологодскому, что начальник томского гарнизона «вероятно, под давлением окружающей его военщины запретил нам сообщать что-либо о бандах большевиков — Лубковых, Щетинкиных, Адамовичей и проч. под предлогом, что мы сообщаем неверные сведения (а только у них могут быть такие), что мы раскрываем противнику карты, и что мы поселяем тревогу в обществе.
Хотя я отрицал первое, всегда учитывал второе и решительно протестовал против третьего, уверяя, что молчанием мы достигнем как раз обратных результатов, но беседуя с каким-то подпоруч[иком] гвардии Кузьминым я понял, что упёрся в стену, не способную поддаться доводам разума»[10].
Разумеется, серьёзным газетам не было нужды преувеличивать партизанский террор, ибо в противном случае можно было вызвать панические настроения, в чём авторы и владельцы прессы вряд ли могли быть заинтересованы.
Так, корреспондент «Свободной Сибири» Н. К. Ауэрбах в отчёте для Российского телеграфного агентства указывал, что об ужасах, творимых красными в Минусинском уезде, летом и осенью 1919 г. говорили повсюду, «но писать [в прессе], не имея достаточно точных сведений, не решались»[11].
Близки к реальности публиковавшиеся списки погибших и пострадавших от партизанщины. Вполне достоверным тестом для оценки газетной информации белых нередко могут служить партизанские мемуары (и, напротив, сведения прессы дополняют и уточняют факты, известные из воспоминаний).
Размах разрушительной мощи
Источниковая база, позволяющая представить размах разрушительной мощи партизанщины, весьма велика. Тем показательней до сих пор проявляющееся пристрастное отношение к «неудобным» страницам воспоминаний деятелей Гражданской войны.
Традиция эта старинная. Ещё в 1923 г. А. Абов (псевдоним А. А. Ансона), рецензируя сборник истпарта[12], критиковал за излишнюю откровенность воспоминания партработника Э. Ф. Лагздина о терроре партизан Г. Ф. Рогова в Гурьевском заводе Кузбасса и мемуары одного из руководителей Западносибирской крестьянской красной армии И. В. Громова (Мамонова): «Быть может товарищи и писали „от души“, но нам нет никакой охоты смаковать „зашивания“ попов, милиционеров, беляков, экспроприации, грабежи, „давание перцу“ и пр.
Это неприятное фельетонное „смакование“ разного рода „подвигов“ (в особенности в воспоминаниях т. Громова…) сильно отражается на воспоминаниях, имеющих, бесспорно, исторический интерес»[13].
Архивная рукопись И. Я. Огородникова об истории 1-го Бийского полка, признанная невозможной даже для «частичного использования», была отрецензирована самим Б. З. Шумяцким, который возмутился подробным описанием партизанских конфликтов, тем, что «много места уделено грабежам и безобразиям», и что ни слова нет о работе коммунистов и их влиянии на «строительство и действия отряда»[14].
А к мемуарам руководителя Красной гвардии в Томске П. Я. Новикова подклеена бумажка с надписью о том, что автор в 1927 г. был связан с троцкистами, и его рукопись может быть использована только в качестве фактического, а никак не оценочного материала[15].
Выходившие в 1920 — 1970-х гг. партизанские мемуары подвергались строгой редактуре, нередко устранявшей из текстов наиболее ценные исторические свидетельства. В фонде Сибирского истпарта государственного архива Новосибирской области сохранились очень интересные воспоминания И. В. Громова (Мамонова)[16], на основе которых в 1966 г. был опубликован компактный вариант[17], до сих пор сохраняющий большую значимость для исследователей. Однако сверка рукописи с опубликованным текстом наглядно показывает работу тенденциозной редактуры.
Из мемуаров оказались выброшены вовсе либо переписаны эпизоды, касавшиеся дезертирства героя из отряда П. Ф. Сухова, его острейшие конфликты с Е. М. Мамонтовым и рядовыми партизанами, откровенно криминальные способы добычи продуктов, оружия и денег, многочисленные свидетельства партизанских насилий и прямого террора, а также другие негативные факты, показывавшие — независимо от намерений автора — истинное лицо партизанщины[18].
Современные составители
Современные составители очень полезного документального сборника по истории Гражданской войны на Алтае при публикации значительных по объёму выдержек из мемуаров И. Я. Огородникова[19] не рискнули воспроизвести наиболее жуткие и вместе с тем информативные эпизоды (например, о расправах и «партизанских судах» над священнослужителями и пленными белыми, размахе грабежей и повседневных кровожадных убийств), ограничившись приведением отдельных фрагментов с «просто» жестокими сценами.
Между тем, малограмотный Огородников писал очень выразительно; его палаческая откровенность подкупает первобытной искренностью, поскольку он считал себя «правильным» партизаном, который уничтожал врагов с определённым разбором и был против откровенного садизма в расправах. Похожим образом рассуждали и другие известные западносибирские повстанческие вожаки, — например, П. Ф. Федорец при оценке Рогова и роговцев[20].
Интересно, что на рукописи мемуаров Огородникова оставил свои многочисленные сердитые пометки один из героев его воспоминаний, — известный крайней жестокостью партизанский вожак М. З. Белокобыльский. При этом пометки касались в основном политических оценок тех или иных лиц, а отнюдь не самых неприятных для репутации партизан Белокобыльского жестоких и грабительских эпизодов.
Составители ценного документального сборника о дальневосточной политике РСФСР периода Гражданской войны ограничились воспроизведением минимального по объёму фрагмента из протокола судебного заседания, на котором рассматривались деяния зверствовавшего в Сахалинской области партизанского командира Я. И. Тряпицына[21].
Между тем протокол суда над тряпицынцами насыщен информацией и даёт важные сведения о самочинных жестоких казнях, расправах над детьми, изнасилованиях, грабежах, которые позволяют доказательно оспаривать мнения многочисленных современных апологетов тряпицынщины.
Из архивных источников
Важнейший из архивных источников — партизанские мемуары, огромная часть которых до сих пор погребена в истпартовских архивах. Хранящиеся в ГАНО в фонде Сибистпарта сотни подобных воспоминаний охватывают события Гражданской войны на территории от Казахстана до Дальнего Востока, и пока далеко не полностью введены в научный оборот. Это очень своеобразный источник, в котором много дезинформации, преувеличений и умолчаний. Недаром ещё в 1934 г. один из руководящих научных работников предупреждал исследователя, что написать стоящий труд о красном повстанчестве непросто: «Надо залезть в архивы и к партизанам в душу.
Правда, они (партизаны) много любят прибавлять того, чего не было»[22]. Однако заметная часть довоенных мемуаров красногвардейцев, партизан, подпольщиков носит достаточно объективный характер, поддаётся перепроверке, откровенна в описании проблем, касается малоизвестных эпизодов и обладает высокой ценностью.
Часть неопубликованных мемуаров, особенно написанные в 1920-х гг., в последующем редактировалась, но обычно тенденциозная правка, устранявшая неудобные моменты, вносилась непосредственно в тексты от руки и легко вычленяется. Т. Рогозин, один из видных партизан армии А. Д. Кравченко и П. Е. Щетинкина, понимая ущербность своих опубликованных в 1926 г. мемуаров специально для архивного хранения написал интересные дополнения, прямо названные «Тяжёлые моменты в партизанской армии».
Первый абзац этой небольшой рукописи гласит: «Заманское движение в целом мной освещено в книжке „Партизаны Степного Баджея“.
Но мне хотелось бы остановиться на более тяжёлых моментах [истории] армии, от которых зависела и судьба нашего движения и наши собственные судьбы, а такие моменты были, и я о них сказал в книжке мало или умалчивал. И вот что в эти моменты у нас там было, мне и хотелось бы высказать не замазывая истины. Поистине, это были очень горькие и печальные минуты и, возможно, минуты разочарований»[23].
Имеют ценность и тенденциозные мемуары, вроде воспоминаний А. Н. Геласимовой, известной подделкой свидетельств о собственном героическом прошлом и многократным завышением численности кузбасского отряда В. П. Шевелёва-Лубкова[24], но вполне точной при описании как эпизодов красного террора, так и склок и конфликтов в повстанческой среде.
Также фонд Сибистпарта позволяет ознакомиться с весьма обширной документацией силовых структур белой власти, где много сведений о повстанческих выступлениях, их жертвах и попытках подавления партизанщины.
Основные же документы белого лагеря следует искать в ГАРФе, где хранятся фонды белых правительств востока России, включая документы министерства внутренних дел и тюремного ведомства.
Материалы партийно-советских органов из областных архивов дают обширные сведения о партизанщине, в том числе касающиеся специфического участия партизан в государственном управлении сразу после разгрома белых — в период, когда немногочисленные коммунисты и их непоследовательные союзники-партизаны организовывали на местах собственные структуры власти, нередко конфликтовавшие между собой.
Партийные и персональные дела партизан из фондов руководящих и контрольных органов ВКП (б), учётные карточки, регистрационные бланки партийных билетов, материалы партийных переписей, хранящиеся, помимо областных архивов, в РГАСПИ и РГАНИ, зачастую очень информативны, дают сведения о деятельности значимых исторических фигур как в период Гражданской войны, так и в последующее время.
Материалы архивно-следственных дел
Крайне интересны материалы архивно-следственных дел на партизан, относящиеся к разным периодам: сначала к 1920 г., когда судили наиболее кровожадных повстанцев, вроде Г. Ф. Рогова, И. П. Новосёлова и Я. И. Тряпицына, затем к 1930-м годам, когда чекистами было покончено с основной частью партизанских вожаков.
Среди них можно назвать архивно-следственные дела на Г. Ф. Рогова и И. П. Новосёлова (1920 г.), группу партизан Каменского уезда Западно-Сибирского края (1920−1921 гг., 1931 г.), известных предводителей партизан Алтая И. Я. Третьяка, А. А. Табанакова, М. З. Белокобыльского (1937 г.), И. В. Громова-Мамонова (1938−1939 гг.) и ряд других. Важными источниками являются и следственные дела на боровшихся с партизанами управляющего Иркутской губернией П. Д. Яковлева (1924 г., ЦА ФСБ) и управляющего Нижнеудинским уездом М. А. Кравкова (1937 г., архив УФСБ по Новосибирской области).
Сведения из делопроизводственных документов ЦА ФСБ (ф. 1, 2, 3) позволяют расширить представление о партизанщине за счёт информационных сводок органов госбезопасности, включая материалы Госполитохраны Дальневосточной республики и переписку полномочного представительства ВЧК-ГПУ-ОГПУ по Сибири с руководящим составом Лубянки.
В этих документах много как неизвестных фактов, так и характерных оценочных суждений, касающихся и эпохи Гражданской войны, и поведения бывших повстанцев в 1920-х — 1930-х гг., сведений о фабрикации на них крупных дел о «заговорах».
Значительный объём первостепенной информации о партизанах, особенно забайкальских и дальневосточных, и их бесчинствах содержится в богатых фондах РГВА, где есть многочисленные документы партизанских армий, сводки военной разведки.
При этом надо учитывать, что многие документы спецслужб, при всей их ценности, очень далеки от объективности и могут содержать фантастические сведения. Так, чекистские разведсводки определяли численность белых войск в Монголии на 1 мая 1921 г. в невероятные 25 тысяч чел., а Р. Ф. Унгерну накануне вторжения в РСФСР приписывали, благодаря якобы поддержке мобилизации в его войска со стороны монгольского правительства, наличие 50-тысячной армии, что на порядок завышало численность знаменитой Азиатской дивизии барона.
При этом чекисты без серьёзных оснований уверяли, что «войска противника… стоят во всех отношениях ниже наших…»[25] Примерно ту же степень достоверности имела информация спецслужб о том, что базировавшийся в Монголии отряд генерала А. С. Бакича насчитывал 40 тысяч пехотинцев и 20 тысяч всадников[26].
В перспективе важным источником о демографических потерях населения от террора Гражданской войны станут материалы метрических книг, которые уже вводятся в научный оборот отдельными исследователями (например, иркутским историком П. А. Новиковым, некоторыми краеведами).
Следует отметить полезность обращения к информативным сетевым ресурсам (например, «Гражданская война в Сибири»[27] и др.), в которых активно участвуют историки и краеведы, обменивающиеся как архивными находками, так и ссылками на малодоступную литературу 1920 — 1930-х гг. и новейшие работы.
Таким образом, многочисленные источники, прежде всего неопубликованные, хранят массу актуальной информации обо всех, в том числе теневых, сторонах партизанского движения.
Использование их позволит создать объективную историю красного повстанчества и партизанства и отказаться от той мифологизации, которая до сих пор активно проникает в исторические труды. Новый взгляд на партизанщину позволяет увидеть в ней одну из масштабных и малоизученных трагедий Гражданской войны.
Актуальные вопросы источниковедения краснопартизанского движения на востоке России
Алексей Тепляков
Примечания
[1] Голдин В. Среди «замазанных фигур». Белое движение: перспективы, исследования // Родина. 2008. № 3. С. 3−4.
[2] Стишов М. И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы гражданской войны (1918−1920 гг.). М., 1962; Дворянов Н., Дворянов В. В тылу Колчака. М., 1966; Дубина И. Д. Партизанское движение в Восточной Сибири (1918−1920). Иркутск, 1967; Шуклецов В. Т. Сибиряки в борьбе за власть Советов. Новосибирск, 1981 и др.
[3] Ольштынский Л. И. Советское общество. История строительства социализма в России. Кн. 1. Путь России к социализму (1905−1920 гг.). М., 2014. С. 158.
[4] На первобытные черты психологии русского крестьянина указывает и Р. Пайпс в своей «Русской революции».
[5] Колосов Е. Крестьянское движение при Колчаке // Былое. 1922. № 20. С. 261; Мельгунов С. П. Трагедия адмирала Колчака. Т. 2. М., 2004.
[6] Циндик А. А. Историк С. П. Мельгунов о репрессивной политике адмирала А. В. Колчака // Гражданская война в Сибири: Материалы Всероссийской заочной научно-практической конференции / Под ред. Д. И. Петина, Т. А. Терёхиной. Омск, 2013. С. 153−156.
[7] Турунов А. Н., Вегман В. Д. Революция и гражданская война в Сибири. Указатель книг и журнальных статей. Новосибирск, 1928. С. 1.
[8] Иванов В. Партизаны // Красная новь. 1921. № 1. С. 3−40.
[9] Зазубрин В. Я. Два мира. Красноярск, 1983; он же. Общежитие. Новосибирск, 1990; Лович Я. Враги: Роман в трёх книгах. Посвящён памяти истерзанных в Благовещенске и Николаевске. Шанхай, 1941; (переиздание: Лович Я. Л. Враги. М., 2007); Егоров Г. Падение Рогова. Барнаул, 1965.
[10] Ларьков Н. С. Политическая деятельность А. В. Адрианова в годы Гражданской войны // Вестник Томского гос. ун-та. 2013. № 367. С. 79.
[11] Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. П-5. Оп. 2. Д. 938. Л. 44.
[12] Сборник Истпарта № 1. Новониколаевск: издание Сиббюро ЦК РКП (б), 1923.
[13] Сибирские огни. 1923. № 1−2. С. 251. Отметим, что составители известного сборника «Борьба за власть Советов в Иркутской губернии» (1959 г.) опубликовали документы, иносказательно говорившие о расстрелах крестьян на Ангаре партизанами Н. А. Бурлова.
[14] ГАНО. Ф. П-5. Оп. 4. Д. 145. Л. 1.
[15] ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 1162 (вклейка перед Л. 1).
[16] Новый архивный материал о Громове см.: Тепляков А. Партизанский герой Игнатий Громов: штрихи к портрету // Голоса Сибири: литературный альманах. Вып. 6. Кемерово, 2007. С. 824−831, 1453.
[17] Громов И. За власть Советскую. Воспоминания командира партизанского корпуса. Барнаул, 1966.
[18] Часть подобных сведений из рукописи Громова недавно использована одним из современных историков. См.: Кокоулин В. Г. Алтай в годы революции, Гражданской войны и «военного коммунизма» (февраль 1917 — март 1921 гг.). Новосибирск, 2013.
[19] Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии 1917−1922. Хрестоматия. Барнаул, 2001. С. 281−294.
[20] Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Р-236. Оп. 4. Д. 322. Лл. 63−66 об.
[21] Дальневосточная политика Советской России (1920−1922 гг.). Сб. документов Сибирского бюро ЦК РКП (б) и Сибирского революционного комитета / Сост. М. П. Малышева, В. С. Познанский. Новосибирск, 1996. С. 101.
[22] ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 1414. Л. 1.
[23] ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 970. Л. 1.
[24] Шуклецов В. Т. Сибиряки в борьбе за власть Советов. Новосибирск, 1981. С. 213−215.
[25] ЦА ФСБ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 294а. Лл. 1, 2.
[26] Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 16. Оп. 1. Д. 36. Л. 21.
[27] Режим доступа: URL: http://siberia.forum24.ru
