Предисловие

Евреи это помнят и знают

На рубеже 1919-1920 гг

На счету у чекиста

Местные власти

Террора снизу не было

Перевалов поднял мятеж

Страшные примеры

Апогей антисоветских выступлений

"Классический" красный бандитизм

Красный террор глазами очевидцев

Примечания

Помочь, проекту "Провидѣніе"

Предисловие

В 1917 году США и Англия захватили Россию и отдали Россию под управление евреям.

Еврейские части НКВД переходили из города в город и месяцами истребляли население центральной части России. Буквально убивали всех, кто был прилично и чисто одет. Это и было единственным критерием "классовой борьбы". Население старались обезглавить, убить лучших на захваченных территориях. Истреблению подверглись 30% населения (раскулачивания, расказачивания и т.д.).

После присоединения Западной Украины к СССР, туда двинулись еврейские части НКВД и при активном участии местных евреев занялись истреблением населения, так же как они это делали ранее в других городах России (СССР).

После начала Второй мировой войны, в 1941 году Германия напала на СССР и армейские части Вермахта быстро захватили Украину, Галицию. Население бросилось искать своих родных в тюрьмах НКВД и обнаружили лишь трупы. Начался еврейский погром! Народ знал кого убивать и истребляли не всех евреев подряд. Так же было в Киеве и в других частях на оккупированных территориях. Германия брала евреев под свою защиту. Снова евреев назначали управлять территориями, так же как это делали коммунисты.

В частях Вермахта было много не только евреев, но были и подразделения казаков, русских. При отступлении немецких частей, казаки так же устраивали еврейские погромы на территориях, где евреи во время оккупации провели геноцид местного населения.

Как сейчас известно, сожженная деревня Хатынь (Белоруссия) была уничтожена не немцами, а Украинской повстанческой армией (УПА), которая была на службе Германии. В УПА тоже были евреи. Уголовное дело о сожжении деревни Хатынь и сейчас секретно, что очевидно связано с участием евреев в геноциде населения Белоруссии в годы Второй мировой войны (передают СМИ).

Евреи это помнят и знают, что это их ждет в каждом городе России!

Евреи это помнят и знают, что это их ждет в каждом городе России! Живы они лишь в связи с милосердием населения, но никто ничего не забыл!

В последние 10 лет приходят сообщения от правоохранительных органов практически всех стран о масштабных кражах в архивах и о подделках документов на недвижимое имущество довоенного времени. Не только выкрадываются документы из архивов, но и фиксируется массовые подделки сделок задним числом по этому имуществу. Фальсификации масштабны и всем заинтересованным лицам необходимо это знать по всей Восточной Европе.

В феврале 2014 года произошел вооруженный захват власти в Киеве (Украина), где вновь активно участвуют США, Англия и Израиль. Еврейские общественные организации громко заговорили о планах реституции якобы принадлежавшего евреям имущества. Начали сообщать о предъявлении документов и прав на это имущество не только евреи, но и поляки...

В данном случае целесообразно рассмотреть коллективную ответственность США, Англии и евреев (общественных организаций) за тот геноцид, который был проведен в России (СССР) и конечно целесообразно разобраться с Холокостом - вернуть деньги, ранее полученные от властей в Германии (оккупационная власть США), обратно в Германию.

Ukraine. The Lviv Pogrom of 1941. Restitution. Article in Russian. Keywords: Holocaust, the Second world war, Lviv, Galicia, Ukraine, Lustration, Jews, Restitution, Ukraine, Belarus, Russia, Crimea, property, estate, anti-Jewish pogrom, the USSR, Stalin, NKVD, CHK, Khazaria, Khazars, WW2, WW1.

The Russian response to the article: John Paul Himka. The Lviv Pogrom of 1941: The Germans, Ukrainian Nationalists, and the Carnival Crowd / academia.edu

На рубеже 1919-1920 годов

На рубеже 1919-1920 годов колчаковское правительство сменили большевики, начавшие последовательный государственный террор против всех слоев населения. С этого времени помимо "упорядоченного" коммунистического террора жизнь Сибири стал во многом определять стихийный политический разбой, официально названный властями как "красный бандитизм".

Зверство анархиствующих партизан и сельских коммунистов, недовольных тем, что красный террор поручен только государственным структурам и не ставит своей целью немедленного и поголовного "истребления гадов", надолго стало головной болью для руководства Сибири. Впрочем, краевые власти предпочитали терпеть красный бандитизм.

По мнению властей, красный бандитизм стал продолжением гражданской войны и проявлялся в сведении старых счетов победителей с многочисленными сторонниками белой власти: рабочих - со специалистами, партизан - с кулаками и всеми, кого они считали контрреволюционерами. Бывший начальник Мариинского политбюро (уездного органа ЧК) К. А. Зыбко писал М. И. Калинину из тюрьмы о том, что военные "производили массу расстрелов гражданского населения… на глазах комячеек и милиции…

Видя то, что войска ЧК расстреливают, последние также взялись за дело… Террор производили почти все комячейки совместно с партизанами, служащими в милиции. Руководящую роль (в осуществлении) террора взяли на себя некоторые начальники районных милиций и районные партийные инструкторы"(1).

Новорожденные органы госбезопасности Сибири поначалу, возможно, не планировали особенно внушительных чисток территории края, если пользоваться ленинской терминологией, от "вредных насекомых". 20 марта 1920 года "Советская Сибирь" опубликовала выступление полпреда ВЧК по Сибири С. Г. Уралова, в котором он сообщил о том, что "ежедневно мы получаем тысячами заявления о былом контрреволюционном деянии когда-то вошедших в заблуждение рабочих и крестьян".

Он заявил, что уже освобождено 544 человека, "арестованных только по клевете", и предупредил, что доносы коммунистов на контрреволюционеров "не должны быть хаотичными". Но весной 1920 года новым полномочным представителем ВЧК по Сибири стал беспощадный И. П. Павлуновский, и его ведомство начало стремительно раскручивать маховик репрессий.

На счету у чекиста

На счету у чекиста среднего звена нередко были сотни загубленных жизней. Осенью 1921 года видный чекист К. Я. Крумин так характеризовал работу начальника Секретного отдела Новониколаевской губЧК: "Тов. Евреинов лично принимал участие и проявлял максимум энергии в раскрытии нескольких белогвардейских организаций.

Сам лично расстреливал участников в количестве нескольких сотен человек. …Кто думает бросить тень сомнения на таких революционеров, тот враг Революции".

Еще более эмоционально о заслугах Крумина тогда же высказался Евреинов: "…Отправляя на тот свет десятки сволочи, безусловно, его место в рядах РКП!". Впрочем, Крумин от скромности не страдал и так оценивал свои заслуги: "В результате моей упорной работы в чека расстреляна масса видных белогвардейцев.

Сам лично участвовал и действительно раскрывал: во Владимире - белогвардейскую организацию "Владимирский офицерский батальон". В Омске: "Организацию полковника Орлеанова - Рощина", организацию офицеров "Самозащита", и в г. Новониколаевске: "Сибирское Учредительное Собрание", организацию "Союз мира" (офицерскую), организацию белоэсеровскую "Сибирско-украинский союз фронтовиков". […]

Интересующимся моей личностью советую обратиться за справками в архивы чека [о] расстрелянных белогвардейцах и спросить у уцелевших в лагере. Обычно белые меня не любят и считают сволочью, а это равносильно ордену Красного Знамени от Рабоче-крестьянского правительства".

Отметим, что только по одному делу "Сибирско-украинского союза фронтовиков" в 100-тысячном Новониколаевске и его окрестностях в начале 1921 года было арестовано около двух тысяч человек.

Местные власти

Местные власти в карательном раже не отставали от чекистов. Летом 1920 года Павлодарский ревком во главе с Т. Д. Дерибасом под угрозой наступления на город так называемых "черных банд" в панике арестовал несколько десятков жителей и без суда постановил расстрелять 24 человека (в основном казаков и интеллигенцию).

В августе Дерибаса за это осудили к расстрелу, но постановили, "учтя чисто сердечное сознание и 17-летний партийный стаж, применить ему высшую меру наказания условно на 1 год".

Подобная схема наказания стала привычной для всех последующих лет. Чекисты были заинтересованы в таких "особо твердых" коммунистах: Терентия Дерибаса сразу после комедии "суда" перевели в Москву и зачислили в штат Секретного отдела ВЧК - ОГПУ, где за несколько лет он вырос до начальника этого отдела, а в 1934 году был избран кандидатом в члены ЦК ВКП(б)(2). 25 ноября 1920 года Канский уком РКП(б) рассмотрел вопрос о массовых "самочинных расстрелах" в уезде.

Характерны вопросы, заданные зампредом Енисейской губЧК Я. М. Банковичем, особенно насчет "технических" аспектов убийств: "Сколько расстреляно, впечатление от расстрелов, кто расстрелянные, техника расстрела?".

Не менее характерны и ответы председателя Канского уисполкома В. Г. Яковенко: "Ингаш - 5, Нишино - 4, Тасеево, Шеломки и Рождественское - до 60 (чел.). Впечатление самое хорошее. Кто. В Тасеево - лица с уголовным прошлым и монахи, в Шеломках - б. офицеры и священник, в Рождественском - интеллигенты, часть крестьян-дружинников Колчака и бывшие офицеры и уполномоченные Губкохоза.

В Рождественском за селом расстреляны и сожжены. …Этим всем саботажникам показано, что с ними много считаться не будут.

Эти самочинные действия сделаны комячейками, исполкомом и милицией в контакте". Уком постановил передать дело о расстрелах на рассмотрение губкома РКП(б), отметив, что "ячейки Р.К.П. не могли поступить иначе, так как вопрос стоял в плоскости или МЫ или ОНИ".

Более всего жителей погибло в Рождественском - в ночь на 7 ноября там было вырезано 42 человека, в том числе учительница, священник, счетовод, заведующий внешкольным подотделом… На скамье подсудимых оказались 128 человек - практически вся местная партячейка. Неудивительно, что власти не рискнули осудить такое количество своих сторонников и постановили всех убийц оправдать(3).

Весной 1921 года Сиббюро сообщало в ЦК РКП(б), что кое-где "группы товарищей, занимающихся красным террором, отливаются в особые нелегальные организации… [которые] отличает яркая ненависть к советскому бюрократизму".

Случаев террора "снизу" не было

Случаев террора "снизу" против партийных функционеров, насколько известно, отмечено не было. Но чекисты через свою агентуру дознались, что осенью 1921 года в Минусинске собрание бывших красных партизан постановило уничтожить до полусотни "гадов", в число которых они зачислили немало ответственных работников.

Подобные конспиративные организации были зафиксированы в Омской губернии, Горном Алтае, Красноярске и ликвидированы чекистами (хотя не исключено, что те привычно преувеличили масштаб и опасность "заговоров", поскольку связывали подобные группировки и с белобандитами, и даже… с англо-японской агентурой!).

В начале 1921 года Алтайский губком РКП(б) отметил, что некоторые комячейки превращаются в настоящие бандитские шайки. Но так происходило повсеместно. Нэп нанес сокрушительный удар по бедняцкой части деревни, жившей за счет паразитирования на реквизициях хлеба, и вызвал в ее среде огромное озлобление. Чекистский циркуляр от 14 августа 1921 года отмечал, что "бедняцкая часть комячеек отбирает у крестьян хлеб… сплошь и рядом убивает зажиточных крестьян", из-за чего селяне "боятся везти хлеб для товарообмена".

Так, в Новониколаевской губернии была арестована организация из 30 коммунистов и бедняков, образовавшая отряд, который разъезжал по деревням и "в массе расстреливал так называемых кулаков, имущество их конфисковывалось и распределялось между беднотой".

М. Х. Перевалов поднял мятеж

Заместитель завотделом Ачинского уисполкома М. Х. Перевалов 29 августа 1921 года поднял мятеж, в котором участвовали "почти все сотрудники политбюро… большинство милиции и ряд работников других учреждений". Перевалов ссылался на бессилие властей перед бандой Н. И. Соловьева, терроризировавшей окрестное население грабежами и насилием над женщинами.

Призывал же он бороться "со спецами совучреждений и белогвардейцами, примазавшимися к коммунистам, и с евреями".

О заслугах Перевалова в гражданской войне говорили, что он "способен, не моргнув глазом, вырезать 600 контрреволюционеров". Репутацию "заслуженного повстанца" он неоднократно подтверждал и в послевоенное время: в ночь на 15 февраля заодно с начальником Ачинского политбюро и милиции П. Е. Пруцким он хладнокровно расправился с несколькими десятками человек.

Енисейский губком РКП(б) рассмотрел вопрос "об убийстве Пруцким 45 человек" (в ходе так называемых "шарыповских событий") только 6 сентября 1921 года и постановил оставить его на свободе, прикомандировав (вместе с еще одним убийцей С. Юшковым) к милиции - на "неответственные должности".

По делам же восьми арестованных сотрудников Ачинского политбюро губком решил "не принимать репрессивных мер".

Но судить организаторов массовой февральской бойни все же пришлось, поскольку о ней узнал Ленин.

В декабре 1921 года в Красноярске начался процесс над 53 убийцами, среди которых, помимо Перевалова и Пруцкого, были два начальника раймилиций, три их помощника, 14 милиционеров, три командира коммунистических отрядов, 6 членов волисполкома и 29 неслужащих коммунистов.

Как объясняли подсудимые, действовали они из лучших побуждений. Желая обезопасить тыл от бандитских пособников, арестовали 60 потенциальных "заговорщиков" из с. Шарыпово и шести других деревень, после чего поодиночке задушили их прямо в помещении волостного исполкома. Тех, кто подавал признаки жизни, добивали колотушками (следствие доказало убийство 34 человек). Затем было инсценировано нападение банды на Шарыпово, и пьяный

Пруцкий для убедительности даже прострелил себе рукав. Большинство подсудимых выражали уверенность в том, что "гадов" непременно нужно было передушить. Перевалов заявил: "Я - зверь, я привык к трупам, я тащил их за собой все эти годы". 14 декабря трибунал осудил к расстрелу 15 человек, которые сразу были помилованы, а впоследствии и освобождены (по крайней мере, Пруцкий с Переваловым вышли из тюрьмы уже в январе 1923 года)(4).

В 1921 году красный бандитизм принял такие масштабы, что секретарь Сиббюро ЦК В. Н. Яковлева назвала его ликвидацию первоочередной задачей коммунистов Сибири. Но ее коллеги, похоже, так не считали. Они полагали, что это - внутрипартийная проблема, а решать ее нужно с помощью терпеливого просвещения коммунистов на местах.

Между тем циркуляр Полпредства ВЧК по Сибири от 14 августа 1921 года констатировал, что "проводниками красного террора на местах являются политбюро и милиция", которые "арестованных редко (!) доводят до места, по дороге "при попытке бежать" расстреливают". Также отмечалось, что "арестованные, освобожденные из ЧК, на местах убиваются".

Страшные примеры

Далее следовали страшные примеры: в Минусинском уезде крестьянами было "убито 9 спецов земотдела", а "политбюро, милиция, секретарь укома и начальник гарнизона арестовывают зажиточных крестьян и расстреливают"; в Мариинском политбюро "все арестованные кулацкие элементы и контрреволюционеры были удавлены". Факты показывают, что более либеральная политика, связанная с началом нэпа, только усилила красный бандитизм в Сибири.

Таким образом, особенности течения этого явления прослеживаются весьма условно: стабильным его фоном были расправы с коренным населением (хакасами, алтайцами, якутами) и бесчисленные издевательства над крестьянством со стороны сотен продовольственных отрядов.

Для 1920 года в большей степени характерны проявления стихийной мести многочисленным сторонникам колчаковской власти, явным и неявным врагам большевиков, для 1921-го - преступления, связанные с беспощадным подавлением Западно-Сибирского мятежа, протестом против нэпа и "слабости" местных властей в проведении карательной политики, для 1922-го - кровавые подавления выступлений в национальных окраинах.

Фактически единственной возможностью деятельного сопротивления красному бандитизму со стороны населения было участие в антисоветских повстанческих отрядах. Реорганизации ВЧК в ГПУ сократили полномочия чекистов.

В первой половине 1922 года многие из них были уволены из органов, а всесильные политбюро реорганизованы в значительно более скромные аппараты уездных уполномоченных при губотделах ГПУ.

Одновременно предпринимались попытки урезонить палачей. В ноябре 1922 года Алтайским губревтрибуналом были осуждены бывшие оперработники Бийского политбюро Я. А. Пасынков, И. Т. Саблин, В. П. Морозов, П. К. Якименко, а также политрук раймилиции М. О. Шестаков, примерно годом ранее застрелившие нескольких арестованных "лиц, заподозренных в бандитизме" (Якименко же, "заподозрив гражданку

Основскую в контрреволюции, ее убил, не допросив") и присвоившие их имущество. Наказание молодым убийцам было символическим: Шестакова и Морозова амнистировали сразу, а остальным сроки в 2 и 3 года заключения немедленно сократили наполовину.

Кстати, несколько месяцев спустя Яков Пасынков был возвращен в ГПУ, уничтожил в 20-40-е годы сотни людей, дослужился до полковника МГБ и спокойно умер в Новосибирске осенью 1986 года(5). Не лучше кадры оказались и в Мариинском политбюро Томской губЧК.

В январе 1922 года губревтриб осудил за грабежи, аресты, избиения и бессудные расстрелы 22 работника карательных органов Мариинского уезда. Более жесткого реального приговора в Сибири по подобным делам не было - к высшей мере наказания приговорили 14 человек. Шестерым из них расстрел заменили пятью годами тюрьмы, затем помиловали еще нескольких. Под пулю пошли четверо рядовых исполнителей.

Апогей антисоветских выступлений

На 1922 год пришелся апогей антисоветских выступлений в национальных районах, вызванных в первую очередь дикими насилиями властей. Но и в остальных регионах было еще "горячо".

Так, летом 1922 года в Тобольском уезде пьяный начальник милиции пятого района без суда расстрелял 15 человек, после чего был убит одним из продработников. Циркуляр Томского губкома РКП(б), появившийся в 1922 году и адресованный всем низовым парторганизациям, отмечал, что "по поступившим в губком и губчека сведениям видно, что почти все комячейки, за небольшим исключением, взяли на себя исполнение роли административной власти.

Комячейки производят аресты, обыски… некоторые комячейки работают таким же образом, как и бывшие колчаковские карательные отряды. В ЧК находятся жалобы арестованных… что их раздевали догола, ставили под расстрел, стреляли, клали в рот револьвер, пороли - словом, производили пытки для того, чтобы заставить сознаться в контрреволюционных действиях".

Продналог, взимаемый с сибирских крестьян, был немногим легче продразверстки. Повсеместно его выбивали с помощью силы, чаще всего недоимщиков запирали в холодных амбарах.

В Щегловском уезде так поступали с целыми партиями крестьян в 300-400 человек. В Бердской волости Новониколаевского уезда терроризированные крестьяне бросали свои хозяйства и уезжали кто куда. Чекистская сводка от 11 февраля сообщала, что 156-я проддружина и 3-й продотряд, действовавшие в Омской губернии, согнали жителей нескольких сел и начали избивать нагайками и шашками: "Не выполнивших полностью продналог гнали через село и топтали лошадьми. После чего сажали голыми в холодные амбары. Многих женщин избили до потери сознания, закапывали голыми в снег, производили насилие.

Продработники местами создали подпольные ЧК. Продположение крестьян катастрофическое". В той же Омской губернии коммунисты принимали "участие в уголовных бандитских шайках, объясняя свое участие в бандитизме недовольством новой экономполитикой, желанием грабить буржуазию в пользу рабочих". 21 мая 1922 года в Горном Алтае постановлением Алтгубисполкома (с согласия Сиббюро ЦК и Сибревкома) были образованы "чрезвычайные тройки, независимые от [Верховного] Трибунала и выносящие безапелляционные решения".

Только через два месяца об этом узнали в Москве, и 20 июля председатель Верхтриба ВЦИК Н. В. Крыленко направил главе Сибревкома С. Е. Чуцкаеву послание, в котором протестовал против создания подобных "троек" в момент, когда "Советской властью приданы революционной законности строго определенные формы в виде Уголовного и Процессуального кодексов" и предлагал их немедленно упразднить.

Ленин не менее двух раз обращал внимание на сигналы с мест по поводу краснобандитских проявлений в Сибири. В июне 1921 года он распорядился разобраться с виновниками "шарыповских событий", а в декабре выразил беспокойство по поводу террора в Якутии.

Там бывший партизан А. С. Синеглазов сфабриковал колоссальный "Общеленский заговор", охватывавший более 500 человек, имевших несчастье жить по Ленскому тракту. Видный сибирский большевик Б. З. Шумяцкий тогда через главу НКИД Г. В. Чичерина передал Ленину послание с подробностями "уголовно-бандитской политики тамошних работников" и "вопиющих безобразиях уполномоченного Якутской Чека Синеглазова", практиковавшего "реквизиции, аресты, расстрелы с нечеловеческой жестокостью и политической бессмысленностью". Ильич велел разобраться.

В ответ Ем. Ярославский сообщил вождю, что его известили о фактах "в значительной степени уже изжитых". На самом деле якутские ужасы были в разгаре. Полгода спустя, 3 июля 1922 года, секретарь Якутского облбюро РКП(б) М. К. Аммосов писал секретарю ЦК В. В. Куйбышеву о том, что под влиянием террористической политики прежнего руководства, проводившейся с минувшей осени, к весне 1922 года почти вся территория Якутского, Колымского, Вилюйского и Верхоянского уездов оказалась в руках повстанцев.

При этом все "воззвания и прокламации противника переполнены… острым негодованием на террор со стороны органов Чека", поскольку "деятельность особого отдела, расстрелы и прочие методы терроризировали окружное население". Отвечая на упреки бывшего председателя губЧК А. В. Агеева в дискредитации местных чекистов, Аммосов подчеркнул, что работа прежнего руководства Якутской губЧК "дискредитировала ее так, что дальше некуда".

В том же письме прямо говорилось: "Широко развит красный бандитизм, выразившийся в мародерстве, пьянстве и зверских убийствах пленных и мирных граждан". В ночь на 9 марта 1922 года в Якутске чекисты без ордеров арестовали девять известных якутских интеллигентов.

Этот скромный эпизод переполнил чашу терпения здравомыслящих работников, натерпевшихся от диктатуры Агеева, секретаря обкома партии Г. И. Лебедева (несколько ранее писавшего в Сиббюро о том, что повстанческое "движение приняло национально-народную окраску" и что "подавление белобандитизма возможно при почти поголовном истреблении местного населения") и председателя ревтрибунала А. Г. Козлова.

Вечером того же дня командующий вооруженными силами Петр Савлук вызвал к себе начальника экономотделения ЯкутгубЧК Н. П. Осетрова. Беседа оказалась своеобразной: чекист не только был допрошен в связи с инцидентом, но еще и "испорот розгою, посажен в дом лишения свободы". Сутки спустя военные власти Осетрова выпустили, одновременно арестовав Лебедева, Козлова и Агеева.

Виновные в терроре и здесь избежали наказания: первого председателя Якутской губЧК И. Б. Альперовича оправдали в связи с крайней молодостью, Синеглазова, Бутенева и других чекистов в апреле 1922 года Сиббюро ЦК постановило расстрелять, но через год сибирские руководители, изучив 108 томов уголовного дела, сочли возможным освободить палачей, вернув Синеглазова в распоряжение ОГПУ. Липовское дело

После 1922 года красный бандитизм в Сибири резко пошел на убыль: власть на местах крепла, заработали органы прокуратуры, а кровавое напряжение гражданской войны постепенно уходило в прошлое. Но привычка решать конфликты самосудом периодически давала себя знать.

"Классический" красный бандитизм

Примером "классического" красного бандитизма в давно уже замиренной Новониколаевской губернии стали так называемые Липовские события января 1923 года, случившиеся в самой глуши Каргатского уезда.

В удаленном на 200 верст от Каргата поселке Липовском "на почве разверстки и продналога" возник острый конфликт между большой коммунистической ячейкой и остальными крестьянами. В конце ноября 1922 года председатель сельсовета коммунист Федор Остапов, бравший взятки за освобождение от налогов, при не вполне выясненных обстоятельствах был убит группой односельчан на квартире кузнеца Евсея Чуева.

Одновременно избили и отца Остапова, вскоре умершего от побоев. Братья-коммунары Федора - Тихон, Иван и Василий - организовали свое следствие и с помощью ячейки арестовали около 20 крестьян, которых избили молотками и ограбили.

Узнав об этом, председатель Черновского волисполкома Лифантий Красников поручил своему брату Демьяну произвести расследование. Тот собрал семерых липовских коммунистов и предупредил, что за произвол придется ответить.

И тут же предложил выход - убить коммунара В. Лукьяненко заодно с домочадцами и отвлечь внимание властей на это новое преступление, совершенное якобы заговорщиками-антикоммунистами. Кандидатуру Лукьяненко выбрали потому, что он оказался свидетелем убийства Ф. Остапова и его смерть можно было бы объяснить желанием мифических "заговорщиков" замести следы.

Новый глава сельсовета Тихон Остапов согласился с этим предложением; не стало оно тайной и для волостного начальника Л. Красникова. Кандидат в члены компартии Лукьяненко в ночь на 9 января 1923 года был зарублен вместе с женой и тремя малолетними детьми.

Исполнителями преступления стали Иван Остапов (известный деревенский хулиган, дезертировавший из Красной армии) и его приятель Федор Полянский, сразу после убийства уехавшие в соседний поселок на вечеринку. А коммунары объявили о терроре против них и с помощью Л. Красникова призвали на помощь коммунистов-соседей. В Липовский съехалось до 30 партийцев под предводительством секретаря Решетовско-Черновского волкома Суворова.

Были выставлены караулы и организован особый штаб во главе с представителем губкома 20-летним Б. В. Лукиным (он проводил в уезде среди поголовно малограмотных коммунистов кампанию политвоспитания), немедленно по указке Остапова арестовавший дюжину сельчан, в том числе и родственников тех, кто несколько недель назад расправился с Федором Остаповым. Отца одного из его убийц забили до смерти в первые же часы террора. На следующий день в поселок приехал начальник милиции 3-го района Филоненко.

Но аресты и пытки, причем с участием милиции, продолжались еще несколько дней. Всего истязаниям подверглось порядка 50 крестьян, в том числе женщины и подростки. Помимо Бориса Лукина, братьев Остаповых, Никифора Носычева, Андрея Силютина и еще нескольких партийцев, в пытках активно участвовал и Лифантий Красников. Только 15 января местное ГПУ узнало о раскрытии в Липовском "антисоветской организации", но по результатам своего расследования выяснило совершенно иную картину и арестовало шестерых человек, включая Лукина. Волостную ячейку губкому пришлось распустить.

Дело постарались побыстрее замять, хотя уездный уполномоченный Новониколаевского губотдела ГПУ в Каргате Н. В. Марков и предлагал арестовать ряд коммунистов соседнего Каменского уезда, замешанных в самосуде, "для придания большей авторитетности делу". Лукин недолгое время провел под следствием, сетуя: "Сижу в арестном доме… работа, значит, мной по ликвидации политбезграмотности не проводится", и прося дать ему работу сообразно его силам и уменью. Уже в марте его освободили и направили служить… в ГПУ, видимо, исходя из принципа: отбросов нет, есть кадры.

Хотя чекисты впоследствии отмечали "своеобразный… дикий характер" Лукина, он зарекомендовал себя эффективным следователем-фальсификатором и сделал в НКВД приличную карьеру, оборвавшуюся в 1937-м.

Коммунисты 20-х годов, самые тяжкие проступки которых всегда сначала рассматривали парторганы, решавшие, отдавать ли собрата под суд или сохранить для партии, чувствовали свою безнаказанность.

Чем дальше от краевого центра, тем вольготнее чувствовали себя местные власти. А в начале 30-х годов в ряде сельских районов Запсибкрая не раз случались (причем не без молчаливого одобрения милиции) массовые избиения казахов, бежавших от голодной смерти в чуть более благополучный соседний Алтай.

Дикие инстинкты люмпенской толпы были сознательно освобождены властью в годы "великого перелома", вернувшего Россию к эпохе гражданской войны. Террор 30-х годов затмил своей жестокостью все, что советская власть пробовала в отношении народа прежде.

Тепляков Алексей

Красный террор глазами очевидцев

обещал тебе написать о "чрезвычайках" Киевских, ‑ не знаю, выйдет ли? Слов нет: все краски бледнеют перед тем, что я видел. Итак: ЧК было в Киеве три: Городская, Губернская и Всеукраинская со знаменитым Лацисом во главе.

За месяц до ухода большевиков (конец июня 1919 г.) все три стали проявлять лихорадочную деятельность и притом по разрядам: в первую голову были расстреляны буржуи, не внесшие контрибуции, потом юристы, инженеры, поляки, украинцы, педагоги и т. д., и т. д.

Люди прямо исчезали ‑ списков расстрелянных не печатали больше, прямо человек исчез ‑ значит, расстрелян. Придирались к мельчайшему поводу: нашли при обыске 2 фунта сахару ‑ довольно, или бензин для зажигалки: расстрел чуть ли не на месте. У меня за неделю было 5 обысков и все ночью между 3‑4 часами, что искали ‑ неизвестно, придут, посмотрят и уйдут; может быть, вид у меня был совсем пролетарский. Последние 2 1/2 недели я скрывался… Жизнь стала невыносима…

Во время прихода добровольцев, конечно, я оказался в городе. Зная о существовании ЧК и справедливо предполагая, что в первый день там будет мало народа, т. к. все будут на улице, моментально отправился туда: я принципиально бывал всюду, где бывали находимы трупы, может быть, увижу или узнаю кого‑нибудь из знакомых, тогда хоть известить будет можно. Итак, прихожу туда, в городскую, раньше.

Милый небольшой особнячок миллионера Решетникова, весь окруженный огромным тенистым садом. Народу немного: кругом однако стон стоит: истерики, слезы и какие‑то непонятные выкрики: "еще два!.." "и что они с тобой сделали…" "не нужно стрелять…" ‑ прямо визжит какой‑то женский голос… это, как оказалось, все были родные заложников, взятых большевиками, и пришедшие что‑нибудь узнать.

И они узнали: большевики при отступлении за невозможностью взять заложников с собой расстреляли 1 800 человек, не успели всех 2 300, т. к. не было времени. У Петра в больнице были умалишенные из числа спасшихся: рассудок не выдержал, т. к. большевики заставляли приговоренных убирать и уносить трупы, ‑ когда кто уставал… его убирали уже другие, но уже с раздробленной головой.

Итак, я вхожу на двор: ничего не выдает ужасного назначения этой милой и мирной на облик усадьбы; перехожу наискось двор и иду к кучке людей, собравшихся при входе в каменный, солидно построенный гараж. На 2/3 пути меня словно огорошивает кто‑то ударом в голову; мой путь перерезает бетонная канава (для стока воды по время мойки автомобилей), полная дымящейся и запекшейся кровью, в которой плавают какие‑то белые клецки.

Присмотревшись, эти клецки оказались человеческими мозгами. Из толпы на эту "мелочь" никто не смотрел: все смотрели на нечто более ужасное… толпа положительно безмолвствовала в этом углу, и все стояли без шапок.

Иду параллельно канаве, стараюсь подальше: меня уже мутит от невероятно сильного запаха крови, протискиваюсь чрез толпу и вижу: гараж для 3‑х больших автомобилей… бетонные стены, наклонный пол, сток устроен в канаву, о которой я уже писал. Стены буквально залиты кровью, человеческие мозги всюду, на стенах, даже на потолке, пол же на 1/4 аршина покрыт кашей из волос, кусков черепных костей, и все это смешано с кровью.

Отсюда‑то и берет свое начало ужасная канава… На стенах висели кронштейны с веревками, совершенно пропитанными кровью, ‑ это для привязывания тех, которые сопротивлялись. Не дай Бог еще раз что‑нибудь подобное видеть. И это результаты работы только одной ночи, последней перед их уходом! Трупов убирать не было времени, для этого был заготовлен особый ящик шириной в нормальный рост человека и такой длины, что могут в него лечь рядом 6 человек.

Обреченные клались в него ничком и пристреливались выстрелом из револьвера в голову, сверху клался еще ряд живых, опять пристреливался и так пока ящик не наполнялся. Ящик с трупами вываливался или в Днепр, или прямо на свалку, или увозился в редких случаях в анатомический театр. Чем руководствовались большевики при этом распределении ‑ не знаю.

Рядом с гаражом мастерская ‑ печь, в которой еще дымились угли, клещи и гвозди, какие‑то особые, никогда мной не виданные ножи, вроде докторских; все покрыто клочьями мяса и запекшейся кровью. Огромный котел, наполненный еще теплой жидкостью, сильно пахнувшей бульоном, и в ней куски мяса и отваренные человеческие пальцы ‑ это камера судебного следователя ЧК товарища Богуславского, о его конце я расскажу ниже.

Рядом с его столом огромный чурбан ‑ плаха, топор и солдатский тесак ‑ все в крови. Здесь совершался допрос, и суд, и расправа.

Потом, из осмотра трупов, я видел отваренные руки с облезшим отваренным мясом и с голыми костями вместо пальцев, видел трупы без кожи совершенно и с кожей, оставленной на месте погон и лампасов, с отрубленными и вырезанными частями ‑ все это были следы "следствия", а результат один ‑ пуля браунинга в голову в соседнем помещении. Иду в сад.

Оттуда‑то неслись возгласы, и истерики, и проклятия: оказывается, сад представлял из себя сплошную братскую могилу: ни одного невскопанного места не было, и уже добровольцы из публики принялись ее раскапывать: трупы, трупы, без конца трупы, наваленные вповалку один на другого, как попало и засыпанные не более как на 1/2 арш. землей.

У всех решительно головы раздроблены ‑ это мера большевиков, чтобы труп не был опознан. Половина их носила на себе следы допроса. Но вот из не отрытой еще могилы показывается рука… пронзительный, душу раздирающий крик, и какую‑то женщину уносят замертво: это мать Жигалина (ты ее знаешь) узнала по какой‑то метке на руке труп своего сына.

И такие картинки без конца, там, где выкопанные трупы положены рядами, исковерканные, истерзанные, с раздробленными головами, с судорожно сведенными оконечностями, все голые, т. к. перед расстрелом большевики всем приказывали раздеваться. Среди них был и Г. О. Паукер, но я его не узнал. Были и старики, и женщины, и дети 10‑12‑летнего возраста ‑ заложники польской партии, когда поляки двинулись вперед. Толпа становилась многочисленнее и возбужденнее, мне же было более чем довольно, и я отправился посмотреть особняк, но было уже поздно: успели поставить стражу.

В окна были видны комнаты барского роскошного дома, наполненные обломками мебели, пустыми бутылками и рваной бумагой. Пока я ходил около дома, толпа сильно возросла, стали произноситься речи, и уже хотели идти бить евреев, но нашелся один священник, который предложил тут же на улице отслужить панихиду по замученным. Я этого зрелища никогда не забуду: старичок‑священник служит ‑ без облачения, без всяких привычных церковных принадлежностей ‑ панихиду по «имена же их, Господи, ты веси», а толпа в 5 000 человек minimum поёт.

Но опять случай: некоторые, более предусмотрительные, чем я, успели‑таки забраться до постановки стражи в помещение. Бродили там и добрались до подвалов и, оказывается, не зря.

Там скрывались 2 члена ЧК, не успевшие удрать вовремя и залегшие среди пустых ящиков в надежде под покровом ночи задать тягу. Их‑то и раскопали. Не зная, куда деться, они полезли из окна в надежде скрыться, т. к. толпа была занята панихидой, но их все‑таки заметили: одного успела отбить стража, а другой, оказавшийся секретарем следователя ЧК (безусый мальчишка лет 17), был менее чем в одну минуту на моих глазах буквально затоптан толпой, осталась какая‑то кровавая масса на улице без малейшего признака чего‑либо человеческого, ни рук, ни ног, ни головы, ‑ ничего, буквально ничего.

Другой был на другой день повешен. После этого я отправился во Всеукраинскую ЧК, где "забавлялся" сам Лацис, но об этом в другой раз: я думаю, что тебе и этого пока довольно. Видел я ужасов довольно, видел 74 повешенных на трамвайных столбах на главной улице Николаева (Слащёв повесил всю организацию коммунистического заговора, задумано было его убийство и взрыв штаба и казарм) ‑ висели 3 дня, но ничего подобного я нигде не видел, что видел в К[иеве] в застенках большевиков.

В следующий раз, но не раньше твоего ответа, т. е. разрешения, писать не буду: моих рассказов об этом никто еще более 5 минут не был в состоянии слушать. А еще имеется 2 чрезвычайки, морг, раскопки, ловля чекистов на улицах и, наконец, Роза Кровавая ‑ палач ЧК и Богуславский ‑ судебный следователь ЧК, весьма достойная парочка. Итак, я буду ждать ответа.

Н. Б.

Примечания

(1)Шишкин В. И. Красный бандитизм в советской Сибири//Советская история: проблемы и уроки. Новосибирск. 1992. С. 8-10, 12, 23.
(2)Государственный архив Новосибирской области. (ГАНО). Ф. п-11. Оп. 1. Д. 45. Л. 56, 90, 93 об; Ф. п-1. Оп. 2. Д. 74. Л. 22-30.
(3)Там же. Ф. п-1. Оп. 1. Д. 132. Л. 31; Чекисты Красноярья. Изд. 2. Красноярск. 1991. С. 109-118.
(4)Шишкин В. И. Указ. соч. С. 11, 12, 30, 59-63, 71; ГАНО. Ф. п-1. Оп. 2. Д. 166. Л. 64, 68-68 об., 77 об.
(5)ГАНО. Ф. п-1. Оп. 2. Д. 166. Л. 31-32; Д. 19. Л. 82-83.
(6)Гришаев В. Ф. Дважды убитые. Барнаул. 1999. С. 42; ГАНО. Ф. п-1. Оп. 2. Д. 361. Л. 103-104; Олех Г. Л. Кровные узы. РКП(б) и ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х годов. Механизм взаимоотношений. Новосибирск. 1999. С. 79-80, 107-108; ЦХАФ АК. Ф. п-3. Оп. 1. Д. 997. Л. 1-2.

1. Автор Н.Б. (фамилия не установлена). Его письмо датировано 13 января 1921 и написано в эмиграции.
2. Впервые письмо опубликовано: На чужой стороне (Прага), № 10, 1925, с. 220‑223.
3. Упомянутый в тексте письма Петр – доктор, знакомый автора письма и его адресата (прим. редакции "На чужой стороне").

Помочь, проекту
"Провидѣніе"

Одежда от "Провидѣнія"

Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

Застолби свой ник!

Источник — http://www.belrussia.ru