<embed type="application/x-shockwave-flash" wmode="transparent" src="http://providenie.narod2.ru/providenie1.swf" height="186" width="186">
• Посм., ещё видео
Седьмой Вселенский Собор. Икона XVIIв.
И, как и прежде, впавшим в ересь императорам указывалось, что они не имеют права восхищать власть священников (так же как впадавшим в ересь священникам указывалось, что они вообще не священники). Вполне решительно высказывался, в самом начале споров, преп. Иоанн Дамаскин: «Не принимаю царя, тиранически восхищающего священство. Не цари приняли власть вязать и решить.
Я знаю царя Валента, называвшегося христианином и гнавшего православную веру, Зинона и Анастасия, Ираклия и Константина, который в Сицилии, и Варданиска, он же и Филиппин. Я убежден, что Церковь повинуется не царским канонам, но отеческим преданиям, записанным и неписанным» (Слово защитительное против порицающих святые иконы 2-е, 16).
Одновременно этот же вопрос был затронут в двух посланиях папы св. Григория к имп. Льву III Исаврянину. Эти письма, датируемые интервалом 726-730 г., на несколько десятилетий предварили Седьмой Собор, однако же были включены в его деяния, получив, таким путем, официальный статус. Ученые спорят, подлинны ли эти документы, и если да, то в какой мере.
Крупнейший специалист по иконоборческому периоду Г. Острогорский доказывал, что они, в общем, подлинны. Да и независимо от проблемы подлинности, они стали, после Собора, фактом и фактором церковного сознания, получив широкое распространение (см. напр, издание папских посланий в «Соборнике», М., 1642).
Поскольку император еретичествует, папа призывает его умолкнуть. Для этого уместно прочертить границу между церковью и царством. «Догматы св. церкви дело не императоров... Императоры должны удерживать себя от вмешательства в дела церковные и заниматься тем, что им вручено» (Деяния Вселенских Соборов, изданные в русском переводе при Казанской Духовной Академии. Т. 7-й, изд. 3-е, Казань, 1909, с. 19).
«Как архиерей не имеет права втираться во дворец и похищать царские почести; так и император не имеет права втираться в церкви и избирать клириков... Видишь, император, различие между архиереями и императорами?.. Видишь, император, различие между церковью и государством?.. (там же, с. 22-23).
Здесь Григорий II высказывает традиционные уже взгляды Римской кафедры, выдвигавшиеся также и в «мирные» времена, в вопросах канонических. Эти взгляды, неприемлемые для Константинополя, редко оспаривались на Востоке, а чаще тихо игнорировались и выдвигались только тогда, когда императоры покровительствовали ереси.
Но папа Григорий говорит в своих письмах не только это. Свою позицию он спускает с принципиального канонического пьедестала на личный уровень. «Догматы - дело не царей, но архиереев, так как мы имеем ум Христов. Иное дело - понимание церковных постановлений и иное - разумение в мирских делах. Воинственный, грубый и жесткий ум, которым ты обладаешь, приложим к делам управления мирского, но не приложим к делам управления церковного» (с. 22).
Но этого мало. Отвечая на смелое заявление Льва, «я царь и священник» (заметим, что на языке эпохи священник - общее понятие для пресвитеров и епископов), папа не приходит в негодование и не отбрасывает это притязание с порога. Наоборот, он принимает это речение как именование православных царей.
«Императоры, бывшие прежде тебя, доказали это и словом, и делом: они созидали церкви и заботились об них; ревнуя о православной вере, они вместе с архиереями исследовали и отстаивали истину; таковы: Константин великий, Феодосий великий, Валентиниан великий, Константин, отец Юстиниана, бывший на шестом соборе.
Эти императоры царствовали благочестиво: они вместе с архиереями, единодушно и единомысленно с ними собирали соборы, исследовали истину догматов, устрояли и украшали святые церкви. Вот - священники и императоры!» (с. 21-22). При единстве веры падает средостение между царями и священниками: «Когда все совершается мирно и с любовью, тогда христолюбивые императоры и благочестивые архиереи, в своих совещаниях являются одной, нераздельной силой» (с. 19).
Нужно восстановить это единство. «Умоляем тебя: будь же архиереем и императором...» (с. 24). Соответственно Григорий обращается к Льву как к «во Христе брату» (21, 14) и признает его «главой христиан» (15).
Папа предлагает парю следовать примеру Константина IV, который писал в Рим, созывая VI Вселенский Собор: «Я буду заседать с ними (папскими легатами) не как император, и буду говорить не как государь, но как один из них; мы будем следить за постановлениями архиереев и принимать мнения тех, которые говорят хорошо, а говорящих худо будем преследовать и ссылать в ссылку.
Если отец мой извратил какое-нибудь учение чистой и непорочной веры, то я первый предам его анафеме» (19). Итак, император не царь над епископами и патриархами, но «как один из них».
Он не только обрушивает административные репрессии на неправомыслящих, но и судит о том, что хорошо, а что - худо в воззрениях епископата. То, что он готов первым предать анафеме собственного отца, оборачивается тем, что никто другой не посмеет этого сделать.
VI Вселенский Собор лишний раз продемонстрировал то, что можно смело назвать императорской непогрешимостью: Констант II, явно виновный в ереси, не был осужден, как вообще никогда ни один Вселенский Собор не осудил ни одного императора.
И дело, конечно, не в одном лишь «сервилизме» и знаменитом «византинизме»: усвоенное Церковью теократическое понимание значения царей не допускало анафематствования кого бы то ни было из них, в то время как епископы и патриархи, в том числе и римские, бывали отлучаемы и анафематствуемы.
Св. Царица Ирина с сыном на Седьмом Вселенском Соборе. Фреска Дионисия. XV в.
Взаимопонимание Константинополя и Рима давно уже находило препятствие во властолюбивых притязаниях «Апостольского Престола»; за время иконоборчества произошел не только церковный разрыв православного Рима и иконоборческого Константинополя, но и отторжение от Рима и включение в Константинопольскую юрисдикцию Иллирика, Калабрии и Сицилии. Южная Италия стала «буферной зоной» между Первым и Вторым Римом.
Власть Византии там не ощущалась так сильно, как на Балканах и в М. Азии, и иконопочитание там сохранялось. Но немногочисленные Южноиталийские епархии не могли оказать заметного влияния на Константинопольский Патриархат в целом. На VII Вселенском Соборе был какой-нибудь десяток южноиталийских епископов, а всего на Соборе было примерно 350 епископов в начале заседаний и 335 в конце.
Кто же были эти епископы, составлявшие подавляющее большинство? Когда за 7 лет до Собора св. Ирина пришла к власти, все епископы (кроме разве что южноиталийских) были иконоборцами. Но, конечно, это последнее понятие имеет свои градации. Были убежденные иконоборцы, сознательно принимавшие богословское учение иконоборческого собора 754 г. Были наивные иконоборцы, выросшие и воспитанные в этом учении и воспринимавшие его как часть церковной традиции (заметим, что со времени начала борьбы против св. икон прошло более полувека).
Были индифференты, не считавшие спор об иконах особенно важным для христианской веры. Были, наконец, православно мыслившие, которые по малодушию примкнули формально к иконоборчеству, что было неизбежно при принятии епископского сана.
К этой последней группе относился и патр. Павел, взошедший на константинопольскую кафедру еще при жизни имп. Льва IV, супруга св. Ирины. Будучи в душе православным, Павел за время своей духовной карьеры несколько раз присягал на верность иконоборческой доктрине. И вот в таких условиях предстояло утверждать православие св. Ирине. От Рима ждать существенной помощи не приходилось. Слишком далеко успели уже разойтись пути двух церквей.
Да и та помощь, которую мог оказать Рим, была небескорыстной, и св. Ирина не могла пойти на ослабление позиций своей церкви. Не могло быть речи об однозначной поддержке православной царицы со стороны народа. Была единственная сила, которая почти монолитно выступала за иконопочитание, - монашество. Но если бы св. Ирина отождествила свою политику с требованиями монашества, что привело бы к катастрофе.
Дело в том, что монашество, исходя из самого строгого отношения к иконоборчеству как к «ереси, которая хуже всех ересей, поскольку она ниспровергает домостроительство Спасителя» (с. 52), требовало суда над иконоборцами и было против приятия их в общение в сущем сане.
Если политика царицы пошла бы по этой линии, то, понятное дело, все вышеперечисленные четыре категории епископов встали бы в оппозицию к правительству и, соединившись с иконоборческими элементами в армии и в народе, свергли бы православное правительство. Св. же Ирина поставила своей целью, напротив, привлечение на свою сторону всех четырех категорий иконоборцев, что дало бы возможность мирно изжить иконоборческий кризис. Св. Ирина не могла не действовать с чрезвычайной осторожностью. Целых четыре года оставался в ее царствование на патриаршем престоле формальный иконоборец Павел.
Когда, наконец, он удалился на покой в монастырь, св. Ирина назначила патриархом одного из высших чиновников своего правительства, протасикрита Тарасия. Это назначение, заметим, уже само по себе достаточно ясно говорило о соотношении царской и патриаршей власти на Босфоре. Против такого образа действий решительно возражал папа Адриан в своем послании Собору (с. 73), хотя в практике Константинопольской Церкви такие случаи бывали и раньше: вспомнить хотя бы претора Нектария, который занимал столичную кафедру между свтт. Григорием Богословом и Иоанном Златоустом.
После возведения Тарасия на патриаршество (784 г.) быстрее пошло восстановление православия и началась подготовка к Вселенскому Собору.
Идея созыва Собора не встретила энтузиазма в Риме: там с основанием опасались, что иконоборчество превозможет в греческом епископате. Но св. Ирина смело шла к своей цели. За 780-787 г., надо думать, состоялось немало новых епископских назначений. Но еще важнее то, что епископы-иконоборцы привлекались на сторону иконопочитанпя.
Если в Риме считали, что для аннулирования собора 754 г. достаточно всецерковной констатации его неправославия, в Византии собор, созванный императорской властью, мог быть отменен только собором, также созванным царской волей.
Насколько неопределенным было положение, насколько зыбкими были успехи православия, и следовательно, насколько права была св. Ирина в своей осторожности и в своем миролюбии, показали критические события 786 г., когда войска разогнали собравшийся в столице Вселенский Собор, а часть епископов (которые и были подстрекателями этого возмущения) одушевленно приветствовала «борцов против идолов».
Но эта неудача не остановила императрицу. Собор вновь собрался в 787 г. Ход событий показывает, что можно было ожидать новых выступлений иконоборцев. Поэтому Собор состоялся не в огромной столице, а в маленькой, но хорошо укрепленной Никее.
Собор был тщательно подготовлен, и заседания следовали одно за другим с небольшими интервалами, чтобы поскорее прийти к решениям, оспаривать которые после окончания Собора было бы уже значительно сложнее.
Первый по чести иерарх Церкви ставится перед фактом и приглашается к участию в соборе (с. 28-29). «Императрица созывает Собор, сознавая, что имеет на это право как глава христианства, - пишет католический историк W. de Vries (Orient et Occident, Paris, 1974, р. 233).
Следующий документ - «Апология Тарасия пред народом». Это - речь, произнесенная на совещании высших светских и духовных сановников, созванном св. Ириной в Магнаврском дворце. «Хранители непорочной нашей христианской веры и ревнители славы Божией, верные императоры наши... ныне-особенно сильно озабоченные делами церковными, при обсуждении вопроса о назначении архиерея для этого царствующего города своего, на мне остановили благочестивую мысль свою». Далее Тарасий от своего лица просит и призывает всех присутствующих просить императоров о созыве Собора.
Очень наивно считать это экспромтом, спонтанно вырвавшимся из души протасикрита Тарасия. Здесь мы имеем дело с тщательно продуманной им совместно с Ириной декларацией о цели будущего Собора, с краткой его программой. Она - в том, что Константинополь должен объединиться с востоком и западом в единую Вселенскую Церковь.
Не расправа с еретиками, но воссоединение расстоящихся частей единого Тела. Не все присутствовавшие согласились с Тарасием. Тогда он еще более уточнил намерения инициаторов будущего Собора: «Иконы низверг господин император Лев, и когда собрался собор, то нашел их уже низверженными...»
Это значит, что основная вина за гонения падает на Льва III, а с участниками иконоборческого собора 754 г. и с его сторонниками предстоит чисто теоретическая дискуссия, и неприятностей они могут не бояться... В «апологии» есть сильное место, где Тарасий говорит об ответе на суде Божием, где «не могут выручить меня ни императоры, ни священники, ни начальники, на масса народа».
Кто-нибудь другой противопоставил бы здесь светских начальников и тех, кто имеет власть вязать и решить. Тарасий ставит их на одну доску - и указует на Всецаря Христа. Затем, после краткого изложения событий 786 г., следует изложение самих деяний Собора 787 г. Заседание I состоялось 24 сентября.
При перечислении отцов на первом месте неизменно называются пресвитеры - легаты папы, на втором - патр. Тарасий, а за ним - пресвитеры - представители трех восточных Патриархов. Однако председателем называется Тарасий (с. 36)1 который фактически и руководит Собором.
Кроме епископов, на Соборе присутствуют светские сановники и множество монахов. В первой своей речи на Соборе св. Тарасий напомнил о прошлогоднем возмущении и указал, что «руководимые Богом кротчайшие императоры наши, как поборники православия и преследователи нечестия... волею и благоволением Божиим опять собрали нас». Патриарх предложил ввести «воспротивившихся истине в прошлом году».
Это очень важный момент, поясняющий, почему на Соборе было так мало обвиняемых. Собор состоял в большинстве из раскаявшихся иконоборцев, и судил он не всех иконоборцев вообще (тогда пришлось бы судить большинство отцов Собора), а только самых видных, «известных всем» (с. 37) подстрекателей бунта 786 г.
После того как обвиняемые были введены, была прочитана высочайшая грамота Константина и Ирины «святейшим епископам, собравшимся... по повелению нашей императорской власти».
Главный призыв послания, обращенного к иконопочитателям, сопровождается, однако, давлением на потенциальных сторонников иконоборчества: цари «повелевают» прочитать послании Собору папы и восточных патриархов, чтобы узнать «мнение Вселенской Церкви» (с. 40); «поднимите, - призывают цари, - секиру духа и всякое древо, приносящее плод упорства, разногласия и нововведения, или пересадите (низложите?)... или срежьте каноническим наказанием и отошлите в огонь будущей геенны». Собору оставалось принять к исполнению эти ясные предписания св. Ирины.
Момент был острый, и представители императрицы, «славнейшие сановники», сочли долгом войти в спор, призвав принять кающихся ради их глубокого раскаяния (с. 47). Тарасий продолжал убеждать силою диалектики («зло так зло и есть, особенно в делах церковных; что касается догматов, то погрешить ли в малом или в великом, это все равно; п. ч. в том и другом случае нарушается закон Божий», с. 52) или же ссылаясь на исторические прецеденты: напр., свят. Ювенадий Иерус. был активным участником разбойнического собора 449 г., но принят в общение в Халкидоне.
После оживленного обсуждения епископы были приняты в сущем сане. Последовали аккламации, т. е. ритуальные молитвенные благопожелания: «Многая лета императорам! Ирине и Константину, великим императорам и самодержцам, многая лета! Православным императорам многая лета!
Господи, укрепи сокрушителей появившегося нововведения! Господи, даруй им благочестивую жизнь!» Святейший патр. Тарасий сказал: «мир Божий будет со всеми вами». Деяние второе состоялось 26 сентября. Его протокол начинается стереотипно, примерно как и протоколы других заседаний: «Во имя Господа и Владыки Христа, истинного Бога нашего, в царствование благочестивейших и христолюбивых владык наших, Константина и боговенчанной матери его Ирины, в восьмой год их консульства... собрался святой и вселенский Собор, созванный по Божией милости и благочестивому повелению тех же богохранимых императоров...» (с. 61).
Патриарх и представители 4 других патриарших кафедр сели у амвона, в непосредственной близости к ним - царские сановники, далее - все прочие. Первым делом было объявлено, что «человек от императора стоит перед дверями этого честного храма: он привел с собой епископа Неокесарийского».
Его случай рассматривался отдельно. Ничего не говорится о его участии в иконоборческих выступлениях последних лет. Но он был замечателен тем, что был одним из участников, быть может, и из главных, иконоборческого собора 754 г. Поэтому его обрекли на долгую и, как увидим, довольно мучительную процедуру.
Но рекомендация царей с самого начала давала ему крепкую надежду на прощение. Затем Собор выслушал послание папы Адриана «чадам Константину и Ирине». Папа обосновывает необходимость иконопочитания.
«Бог... благоизволил призвать ныне ваше предусмотренное и предопределенное светлейшее императорское милосердие на защиту веры, чтобы чрез вас далеко прогнать тучи лжи и даровать победу истине» (с. 63).
«Бог воздвиг в правители вас, ищущих славы Его в истине и желающих сохранить предания св. апостолов и учение всех святых» (с. 64). «С великою сердечною любовию умоляю вашу кротость и, как бы стоя перед вами на коленях и припадая к ногам вашим, прошу и пред Богом увещеваю и заклинаю...» (с. 72).
При этом папа не скрывает папистической идеологии, которая давно уже расцвела на берегах Тибра: «Если вы пребудете твердыми в православной вере..., вы будете подобны блаженной памяти государю и им п. Константину и блаженной Елене, которые православную веру объявили всенародной и возвысили... церковь римскую и вместе с прочими православными императорами почитали ее как главу всех церквей» (с. 64).
Далее пересказывается легенда о папе Сильвестре и царе Константине, много послужившая утверждению папских притязаний. Очень характерно, как было поступлено с папским посланием на Соборе.
Оно было переведено по-гречески и прочитано не полностью: были опущены места, где папа выражал сомнение в целесообразности Собора, порицал свят. Тарасия за возведение на кафедру прямо из мирян и за титул вселенского, который первоиерархи столицы носили уже не одно столетие, требовал вернуть папскому престолу конфискованные имения в Южной Италии и юрисдикцию там же и в Иллирике.
На опущение довольно значительной части текста легаты не отреагировали, хотя по меньшей мере один из двоих, настоятель греческого монастыря в Риме, греческий язык знал. За письмом царям последовало чтение письма папы Адриана патриарху Тарасию. Оно почти в 4 раза меньше предыдущего.
Если первое послание усеяно выражениями вроде «униженные молитвы», «с коленопреклонением умоляем», «униженнейшая просьба», то в послании Тарасию скорее выражения старшего брата: одобряем, советуем (с. 77).
Основное содержание то же: «да прильнет (ваша святость) от лица нашего к верховным стопам благочестивейших великих императоров наших с покорной просьбой и с заклинанием..., чтобы они приказали восстановить и утвердить древнее почитание священных икон..., чтобы нам... воспеть пророческую песнь: Господи, спаси благочестивейших императоров наших и услыши ны, в оньже аще день призовем Тя (Пс. XIX, 10), п. ч. они возлюбили благолепие дому Твоего и место селения славы Твоея (Пс. XXV, 8)».
При всех своих искренних папистических притязаниях Адриан прекрасно понимал, что на Соборе главным будет не Тарасий и уж конечно не папские легаты.
Правда и мир облобызастася; п. ч. достойно носящая свое имя Ирина, по Божию избранию царица и правительница, движимая божественным внушением, возжелала церковного благолепия и, написав послание, расположила достойно носящую имя правды святейшую церковь римскую и побудила ее явиться среди собора восточных епископов...
Благословен Бог, восстановивший нам такое заботливое царство, воздвигшее все народы к единомыслию и единодушию и к сохранению божественных канонов и преданий святейшей церкви... Христос Бог... да устроит их и в будущем веке быть причисленными к лику святых императоров» (с. 80).
Деяние 3-е (28 сент.) прежде всего посвящено делу Григория неокесарийского. Обсуждение было бурное. Один из императорских представителей вступил в спор и сказал: «Хотя Григорий неокесарийский и был начальником нечестивого собора, но для вашего, Богом созванного Собора, достаточно того, что он до сих пор не перестает осуждать свою ересь и учение» (с. 92).
К концу этого заседания Григорий уже заседал среди отцов собора (см. с. 107). Затем читано было послание св. Тарасия восточным патриархам: «...вместе с благочестивыми поборниками истины, благоверными императорами нашими, подвизаемся на пользу единения св. кафолической церкви...» (с. 96).
В ответном послании «восточных архиереев» есть очень интересное место: «Бог... воздвиг нам рог спасения и исправления в доме и богоприятном храме Единородного Сына Своего, Господа и Бога и спасителя нашего Иисуса Христа.
Этот рог вы, святейший, а также и занимающие, по церковному установлению, второе место (в церкви), боговенчанные, победоносные и богоизбранные императоры наши и владыки вселенной. Священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть есть сила и твердыня священства.
О6 этом один мудрый государь и блаженнейший из царей сказал: величайший дар дал Бог людям: священство и императорскую власть; первое охраняет и наблюдает небесное, вторая, посредством справедливых законов, управляет земным.
Ныне поистине средостение ограды разрушено, согласие одержало верх над разногласием, разделение уступило место единению и сгладилось всякое разномыслие; и мир Божий, превосходящий всякий разум, светло торжествует и безбоязненно господствует» (с. 97).
Восточные архиереи, как мы видим, рассматривают царское звание как особое служение в церкви, как особый чин церковной иерархии. Они ссылаются при этом на церковное установление. Какое? То, которое тут же процитировано - это знаменитая 6-я Новелла Юстиниана.
Значит, они не приемлют упомянутого нами в начале мнения преп. Иоанна Дамаскина: «Церковь не повинуется царским канонам». Но вопрос еще и в том, насколько адекватно понимается здесь новелла. Юстиниан говорит о священстве в целом, в т. ч. о всех пяти патриархах, находившихся под его властью.
Восточные архиереи крайне сужают это понятие, заменяя все священство одним только святейшим Тарасием. Это дает их мысли явно папистический характер.
Впрочем нужно учитывать еще и то, что, чрезвычайно затрудняясь приехать на Собор из-под мусульманской оккупации, «восточные архиереи» перекладывают на Тарасия свои полномочия: «Считаем нужным напомнить вашему священноначальническому старейшинству и о том, что, если, по благоволению Всецаря Христа Бога нашего и удостоившихся соцарствовать Ему благочестивейших и победоносных владык наших (= царей), вы пожелаете созвать собор, то да не покажется вам важным отсутствие патриархов трех апостольских престолов и находящихся под их управлением блаженнейших епископов...» (с. 100).
К посланию восточных архиереев было приложено как исповедание веры соборное послание уже покойного Феодора патр. Иерусалимского. Отцы приняли это исповедание веры как православное. В конце заседания было провозглашено: «Мы, весь святый собор, собранный благодатию Христа, истинного Бога нашего, и по благочестивому повелению светлейших наших и православных императоров, принимаем послание Адриана, папы древнего Рима, православным нашим императорам, и ныне прочитанный свиток, - определение православия святейшего и блаженнейшего вселенского патриарха Тарасия, а равно и с востока присланные архиереями послания к его блаженству; мы совершенно согласны с ними; с любовью принимаем и почитаем священные и досточтимые иконы и поклоняемся им; бывший же против них и в опровержение их собор отвергаем и предаем анафеме. Бог да сохранит святых владык наших (= царей) и святейшего патриарха».
Святейший патр. Тарасий сказал: «страсть к вражде утихла, и средостение вражды разрушено, потому что мы, прибывшие с востока, запада, севера и юга, стали под одно иго, подчинились одному единомыслию».
Св. Собор сказал: «Слава Тебе, Боже, соединивший нас!» Святейший патр. Тарасий сказал: «Слава умиротворяющему Христу, истинному Богу нашему, со Отцем и со Всесвятым Духом во веки. Аминь».
Св. Собор вознес благодарение: Многая лета императорам! Константину и Ирине, великим императорам и самодержцам, многая лета! Православным императорам многая лета! Господи, сохрани хранителей веры! Господи, подкрепи защитников церкви! Новому Константину и новой Елене вечная память!
Даруй им, Господи, мирную жизнь! Патриархам многая лета! Священному синклиту (= сенату) многая лета! (с. 109).
Св. Тарасий, Патриарх Константинопольский
Деяние 4-е (1 октября). Чтение цитат из Св. Писания, отцов Церкви и др. в доказательство православия иконопочитания. По поводу цитированного 82 канона Трулльского Собора патр. Тарасий, рассеивая сомнения некоторых, сказал, что этот Собор, на который сошлись «те же самые отцы», «через четыре или пять лет» после VI Вселенского Собора (на самом деле через 10 лет) был как бы дополнительной сессией этого последнего (с. 129).
Иконоборчество предается анафеме, и отцы подписывают предварительное постановление о чествовании икон. Деяние 5-е (4 октября). Рассмотрение истории иконоборчества. Заседание оканчивается пятью многолетиями императорам.
Деяние 6-е (5 октября). Чтение определения веры иконоборческого собора 754 г. с подробным, по пунктам, опровержением, которое Лев, «славнейший секретарь» (царский чиновник) представил Собору как «внушенное Духом Святым» (с. 106). Иконоборческое определение было поручено читать уже принятому в число отцов Собора Григорию, епископу неокесарийскому, который, как сказано, был одним из участников «безглавого» собора 754 г.
Этот собор был при Константине V «Копрониме». Если первый иконоборческий император был малообразованный солдат и в деле борьбы с иконами пошел на поводу у группы малоазийских епископов, его сын Константин V имел страсть к богословствованию и стал главным идеологом I-го периода иконоборчества.
Он составил целую серию трактатов, и его собор 754 г. в формулировании вероопределения шел по его стопам. Разница между трактатами императора и определением его епископов заключалась в том, что увлекшийся Константин V проявлял монофизитскую тенденцию, которую собор 754 г. тщательно элиминировал.
Чтение документов этого собора давало прекрасную возможность для принципиального осуждения императорского вмешательства в дела веры. Но ничего подобного не произошло и не могло произойти, поскольку в Восточной Церкви господствовали другие принципы отношений царства и священства.
Вместо осуждения Константина V всю вину возлагают на епископов-иконоборцев.
Если бы члены этого собора были епископами, вполне сохранившими полноту апостольских учреждений, то должны были бы сами других совершенствовать, а не искать себе совершенствования от других» (с. 216). «Затем, льстя императорам, они говорят так: «Они же, движимые ревностию по Боге и будучи не в состоянии видеть церковь верующих разграбляемою коварством диаволов»... Зто опровергается вышеуказанными рассуждениями. «Если Христос, по слову божественного апостола, есть глава, то кто же будет в состоянии взять ее (Церковь) в добычу?
Он представил ее Себе не имеющею скверны или порока; что же, она снова оскверняется? Ах какое (нечестивое) мнение! Очевидно эта мысль влечет за собой отрицание домостроительства.
Они спешили уничижить церковь; поэтому уничижит их Господь и будут они уничижаемы и анафематствуемы всеми ее сынами; т. к. она осталась неразграбленной и непоколебимой. Между тем они, наполнив свои уста лестью, переходят к рассказу о том, что сделано ими (т. е. самими епископами), и похваляясь говорят: «Они созвали весь священный сонм боголюбезных епископов, чтобы, собравшись вместе, исследовать писание о соблазнительном обычае делать изображения» (с. 217).
Православная оценка этого собора: «Жрецы отвергошася закона Моего, и оскверниша святая Моя... (Иезек. XXII, 2б)» (с. 218). В Библии многократно осуждаются цари-отступники, но таких цитат в Деяниях VII Вселенского Собора не найти... Далее в документах иконоборческого собора делается обзор деяний 6-ти Вселенских Соборов.
Здесь православное опровержение говорит об иконоборцах резко, не совсем в соответствии с общей миротворческой линией Собора: «изгнав себя из церкви, они блуждали в безводной пустыне, не имея духовного вина, веселящего сердца человеческие» (с. 219).
Сильно, но без полной определенности: здесь не сказано, что таинства иконоборцев - не таинства...
(Заметим, что соборные постановления становились в Византии государственными законами автоматически.) «От такого взгляда произошло много разного рода (бед) во вселенной: светская власть и даже сами епископы, противящиеся истине, неослабно упражнялись в делах жестокости...» (с. 263).
«Деяния» 754 г. были зачитаны полностью, не исключая «аккламаций» в честь императоров Константина V и Льва IV. Аккламации в целом не отличаются от таковых же на предшествующих, православных Вселенских Соборах. Может быть, они несколько более пространны; в них звучит христологический акцент («Вы разрешили вопрос о неслиянном в домостроительстве Христовом», с. 273), поскольку деятели 754 г. считали себя восстановителями православной христологии.
В православном опровержении на это место документов 754 г. повторяются вышеупомянутые мысли: «(Христос) истребил всякое идолослужение. Так, чрез пророка Он сказал: вот идут дни и истреблю имена идолов от земли, и ктому не будет их памяти (Зах. XIII, 2).
Очевидно, что это пророчество относится к Нему, а не к власти императоров, как сказали они... Не ходатай, ниже ангел, но Сам Господь спасе нас (Ис. LХШ, 9). Если же, как они говорят, собор епископов и пресвитеров и власть императоров похитили нас из заблуждения идольского, то род человеческий находится в заблуждении относительно истины... Они сильно похваляются тем, что совершили искупление, тогда как от заблуждения и обольщения идольского исхитил нас Христос Бог наш».
Но далее следует новая мысль: «Предавшись лести, они блуждают около собственных помышлений и фантазий; будучи не в состоянии произносить императорам благозвучные и приличные похвалы, они во всеуслышание приписали им то, что относится к Христу Богу нашему.
Им следовало бы скорее высказывать подвиги их мужества, победы над врагами, подчинение им варваров, что многие изображали на картинах и на стенах, возбуждая тем любовь к ним и соревнование в (душах) видящих (эти изображения); точно также - защищение ими покорных им, их советы, трофеи, гражданские постановления и сооружение ими городов. - Вот похвалы, которые делают честь императорам; они возбуждают хорошее расположение духа и во всех подчиненных им» (с. 274).
Чтобы правильно оценить это, мы должны помнить, что речь идет об императорах-еретиках: именно поэтому похвалы им ограничиваются гражданской сферой. Царям православным, «хранителям веры, защитникам церкви» (с. 109) Собор, как мы уже видели, не отказывает и в заслугах церковных...
Иконоборцы виновны не в том, что дают царям священнические полномочия, а в том, что приписывают царям то, что относится ко Христу.
Деяние 7-е, 13 октября, было последним в Никее. Здесь был принят орос, вероопределение (в окончательном варианте). Церковный обычай иконопочитания стал догматом Церкви. Заглавие ороса начинается словами: Святой великий и вселенский собор, Божиею милостию и по повелению благочестивых и христолюбивых государей наших, Константина и матери его Ирины...» И далее, в самом тексте ороса, отмечено участие царей: «Господь Бог не терпящий зрети, чтобы покорные Ему были заражаемы такою язвою, по Своей благости, ревностию и повелением благочестивейших государей наших Константина и Ирины, отовсюду созвал сюда нас_.» (с. 283).
После того как все епископы и представители епископов подписали орос, Собор возгласил целый ряд аккламаций, в том числе и о царях: «Многая лета императорам! Константину и матери его Ирине многая лета! Победоносным императорам многая лета! Новому Константину и новой Елене вечная память! Бог да сохранит державу их! Царь небесный, сохрани (царей) земных!» (с. 293).
Затем в Деяниях следует послание патр. Тарасия и всего Собора царям. Вот его начало: «Благочестивейшим и светлейшим государям нашим Константину и матери его Ирине Тарасий недостойный епископ богохранимого и царствующего вашего города нового Рима, и весь святой собор, вторично собранный по благоволению Божию и под покровительством вашего христолюбивого владычества в этой славной митрополии никейской.
Державнейшие императоры! Славится глава церкви, Христос Бог наш, т. к. хранимое руками Его сердце ваше произнесло доброе слово и повелело нам собраться во имя Его, чтобы сохранить непоколебимым и несокрушимым твердое и божественное учение церкви. Как головы ваши увенчиваются золотом и издающими блистательные лучи камнями, так и умы ваши украшены евангельским и отеческим учением.
Как истинные питомцы и сподвижники тех, чье вещание распространилось по всей вселенной, и как руководители всего вашего носящего Христово имя народа, вы увековечили слово истины и изобразили характер православия и благочестия, воссияли для верующих яко светильники, издающие на все стороны сияние, церквам находившимся в опасности подали руку (помощи), утвердили в них здравое учение и укрепили единомыслие между разномыслящими.
- Итак смело следует сказать, что, по благоволению Божию и при помощи вашей, благочестие укрепилось. Вы, кротчайшие и мужественнейшие императоры, не допустили, чтобы в ваши времена существовало такое заразительное и душевредное заблуждение; но постарались уничтожить его благодатию живущего в вас Духа, чтобы как церковные дела, так и все подчиненные находились в добром порядке и царство ваше управлялось мирно, согласно значению вашего имени (Ирина - мир).
Вы сочли невозможным допустить, чтобы о прочих вещах мы думали одинаково, а по отношению к самому существенному в жизни нашей, т. е. к церковному миру, расходились и разъединялись, и это в то время, когда Христос есть глава, а мы, следовательно, члены и должны составлять едино тело в силу нашего единомыслия и единоверия.
Поэтому вы повелели собраться сему священному и многочисленному собору нашему..., чтобы мы, уничтоживши разделение, расстоящееся привели к единению, а недавно сотканную из колючих нитей позорную одежду, т. е. лжеучение, разодрали и уничтожили и вместо нее развернули хитон православия...
Соцарствующий вам наш общий Спаситель, благоволивший устроить чрез вас мир Свой в церквах, да сохранит на многие лета царство ваше, вместе с синклитом и начальниками и вернейшим вашим воинством да дарует Он вам победы, т. к. Сам Он сказал: живу Аз, глаголет Господь, прославляющия Мя прославлю (I Цар., II, 30), Сам препояшет вас силой, исторгнет все враждебное вам и дарует повиновение... В древнем Сионе царствовал Давид, а в этом бодрствуют, подобно Давиду, благочестивые императоры...» (с. 294-298).
Заключительное, 8-е Деяние произошло 23 октября в Констан¬тинополе, и председательствовала на этом торжественном заседании сама св. Ирина. Описание этого заседания дано не в официально-сухом тоне, как все предыдущие, но в тоне торжественном и сердечном: «...Покровители православия государи, как преславные проповедники н хранители истины, будучи движимы божественной любовью, почли невозможным не присутствовать на соборе.
Поэтому они послали патриарху повеление привести всех боголюбезных епископов в их богохранимый и царствующий город, новый Рим... Когда же прибыли туда, то императоры всех их приняли благосклонно. Сияющая счастием богохранимая императрица, после благочестивого совещания, назначила этот именно день для своего присутствования на соборе среди епископов; что и совершилось во дворце, называемом Магнавра. Когда положено было впереди святое Евангелие Божие и императрица и соцарствующий ей сын ее воссели вместе со всем собором; тогда по повелению их патриарх обратился к собору с подобающей речью. А потом и сами императоры, вдохновенные Богом, обратились ко всему собору с кроткою и приятною речью...» (с. 300).
Затем императрица предложила прочитать вероопределение, принятое на прошлом заседании, а после чтения осведомилась, по общему ли согласию отцов оно принято. Собор заверил в своем единодушии. «По провозглашении этого патриарх поднес императорам прочитанный том определения и вместе со всем собором просил запечатлеть его и утвердить своими благочестивыми подписями.
Тогда сияющая счастием благочестивейшая императрица взяла и подписала его, а затем она передала его соцарствующему ей своему сыну, чтобы и он подписал. Когда все это было таким образом исполнено, они отдали определение патриарху чрез Ставракия, преславного патриция и логофета (министра) почт (= внутр. дел).
Тогда все епископы согласно стали восхвалять императоров, провозглашая так: Многая лета императорам! Константину и матери его Ирине многая лета! Православным императорам многая лета! Победоносным императорам многая лета!
Императорам миротворцам многая лета! Новому Константину и новой Елене вечная память! Бог да сохранит владычество их! Дай им, Господи, мирную жизнь! Продли, Господи, царство их! Царь Небесный! сохрани царей земных!
После этих хвалебных восклицаний императоры повелели прочитать отеческие свидетельства, прочитанные уже прежде в митрополии никейской... Когда это было прочитано во всеуслышание их и преславных начальников и христолюбивого народа, тогда все умилились сердцем и почувствовали влечение к истине.
И боголюбезные епископы вместе с народом снова стали произносить приличные благословения; п. ч. вышепоименованный императорский дворец был полон народа; весь город и воинские чины присутствовали здесь и встали со своих мест. Они и славословили и радостно благодарили так благоизволившего Бога» (с. 301-302).
Вслед за описанием Соборных заседаний помещен текст Канонов, принятых Собором (в какой момент, неизвестно). Из этих 22 Правил 3-е касается церковно-государственных отношений: «О том, что епископ не должен быть избираем мирскими властями. Всякое избрание епископа, или пресвитера, или диакона, совершаемое мирскими начальниками, должно оставаться недействительным, согласно правилу свят. апост. (30), которое говорит: «если какой-либо епископ, воспользовавшись мирскими начальниками, чрез них получит (епископскую) власть в церкви, то да будет он извержен и отлучен и все находящиеся в общении с ним; п.ч. имеющему быть возведенным в епископы следует быть избираемым епископами...»
Как видим, это правило поражает церковный карьеризм, опирающийся на протекцию светских властей. Это было явлением нежелательным также и для Империи, поскольку таким образом на местах образовывались коррумпированные церковно-чиновнические «тандемы», препятствовавшие аффективному функционированию центральной администрации - и светской, и церковной. Св. Юстиниан в своем законодательстве стремился утвердить взаимную независимость церковной и светской власти на местах, чтобы две власти могли контролировать одна другую и сообщать высшим инстанциям о непорядках.
Константинопольское правительство не имело ни желания, ни возможности заниматься вопросом замещения епископских кафедр, которых в одной только Малой Азии было около 350.
Иерархически Церковь представляла собой систему митрополи¬чьих округов, причем избрание епископа на «рядовую» кафедру решалось на уровне округа, замещение кафедры митрополичьей - на уровне патриархата. Императоры сохраняли за собой право иметь решающий голос при избрании патриархов.
Но это право можно было поставить под вопрос при расширительном толковании этого Канона (буквально он относится только к замещению «рядовых» кафедр в пределах митрополичьего округа).
Конфликт на этой почве произошел после смерти св. Тарасия, последовавшей 18 февраля 8о6 г. Когда император Никифор I предложил преп. Феодору Студиту (которого ревнители православия считали самым достойным кандидатом) указать преемника почившему, Феодор не стал никого называть и только пожелал, чтобы было соблюдено
3-е Правило VII Вселенского Собора. 12 апреля, в день Пасхи, патриархом стал избранник императора асикрит (гос. чиновник) Никифор. Студиты возмутились и решили выйти из общения, указывая также и на то «нарушение», что св. Никифор был возведен на высшую степень прямо из мирян. Разрыв, впрочем, продолжался недолго: студиты убедились в православии патриарха и его имя стали поминать в обители.
Патриарх стремился показать, что две власти находятся в согласии и нисколько не стесняют друг друга: «...Ваша братская и архиерейская святость... повелела посечь мечом Духа выросшие сорные травы, соглашаясь с справедливым желанием вернейших и миролюбивых императоров наших; поэтому-то она, согласно письменно заявленной нами просьбе, послала для составления вселенского собора мужей, соименных первоначальнику апостолов Петру.
Когда они прибыли, то благочестивые и миролюбивейшие императоры приняли их благосклонно и повелели им отправиться к нам... Мы пригласили также и прибывших с востока священных мужей Иоанна и Фому... Когда по велению и божественной ревности благоверных и благочестивых императоров наших собрались все боголюбезные епископы здешней области, то открылось заседание собора... Когда же мы заняли места, то сделали главою Христа, потому что на святом престоле лежало святое Евангелие...»
Итак, Глава Церкви - Христос; папа и царь, патриарх Константинопольский и патриархи восточные занимают в земной жизни Церкви руководящее положение, но соотношение их не определяется.
Папа, чье послание прозвучало на Соборе, «подобно глазу направлял все только на прямой и истинный путь». Но: «Вместе с тем чтение посланий с востока раскрывало красоту... отеческого предания, - и сила истины укреплялась». Собор не подписался под папским посланием, но сам от себя определил догмат иконопочитания: «провозглашено всеми нами истинное и неповрежденное исповедание, которое послано нами и к вам, а также было представлено и благочестивым императорам нашим».
В конце послания патриарх признает, что соблазн иконоборчества был уделом одного из пяти патриархатов, Константинопольского, и в то же время этот заключительный раздел выдержан в духе «имперской Церкви»: «...мы возрадовались о Церкви, в которой, по воле Божией, председательствуем.
Это совершилось по благоволению Христа, Бога над всеми нами, при помощи православных и мужественнейших наших императоров. Они на всяком месте восстановили честные иконы как в досточтимых храмах, так и в своих царских палатах.
Им Господь Бог да воздаст награду, да вознесет Он рог их царства, чтобы даровать мир Церквам Своим и спасение всем нам христианам. Да будет имя Его благословенно во веки веков. Аминь» (с. 319~321)-
Наш обзор Соборных деяний был бы неполон, если бы не было упомянуто о том, что на соборе много раз говорили о царях совершенно безотносительно к проблемам церковного строя, но в прямой связи с догматической задачей собора. Догмат иконопочитания объясняли аналогией с почестями, воздававшимися императорским изображениям. Аналогия такого рода предлагалась уже отцами IV века, пояснявшими ею необходимость почитать Сына как Отца.
К проблемам иконопочитания ее применил преп. Иоанн Дамаскин, охотно обращавшийся к ней... Вот один их многих примеров, предоставляемых нам соборными деяниями: «Если царским портретам и изображениям, отправляемым в города и села, выходит в сретение народ со свечами и кадильницами, оказывая почтение не изображению на облитой воском доске, но императору; то насколько более следует в церквах Христа Бога нашего изображать икону Спасителя нашего Бога, и непорочной Его Матери, и всех святых...» (с. 43).
Однажды патр. Тарасий указал, что догмат иконопочитания усматривается из самой природы вещей, а аналогия не имеет логически доказательной силы: «сама сущность вещей научает, что честь изображения относится к первообразу, равным образом и безчестие. Отец же то, что прочитано, взял только как пример». На это последовало возражение: «примеры в делах очевидных допускаются, как и богоглаголивый отец (привел в пример) изображение императора» (с. 143).
Это может иметь такой смысл: в этом построении между двумя членами аналогии существует не внешне-ассоциативная, случайная связь, но связь логически-необходимая. Поэтому аналогия здесь имеет силу доказательства. Царь - образ Божий, в особом, более широком смысле, чем каждый иной человек.
Цари соцарствуют Христу, Который есть Глава Церкви. Цари стоят во главе христианского человечества. Перед авторитетом царицы в церковной сфере, как мы видели, в высокой (хотя и в разной) степени склоняются не только в ее столице, но и в Риме и на Востоке.
На иконах VII Вселенского Собора (как и предшествующих Соборов) цари изображаются во главе и в центре (хотя исторически св. Ирина с сыном была лишь на торжественном заседании Собора в Константинополе), осиянные нимбами (хотя Константин VI не только не канонизирован, но подвергался суровым осуждениям со стороны ревнителей православия).
Если последние впадали в ересь, это было поправимо, поскольку они были подконтрольны царям. Право царя православного на руководящее влияние во всех сферах церковной жизни: в юрисдикции, в учении, в богослужении - не оспаривалось. Узловые события церковной истории - Вселенские Соборы - также немыслимы без царского предводительства.
Так созидалось великое тысячелетнее здание христианства.
Когда разразился кризис христианства, обезумевший народ изгнал зодчего. В наступившей мгле у многих ослабло зрение, и стали думать, что можно обойтись и без него.
Но посмотрите внимательнее: с храма сорвана крыша, выбиты окна, и ходит пронизывающий ветер, задувающий свечи, а по стенам во многих местах пошли зловещие трещины.
Если не будет призван к зиждительному служению тот, кто определен для этого Богом, придется окончательно оставить высокоторжественный византийско-московско-петроградский собор и разбрестись по разным храминам, во все большей изоляции от мира и во все большем отчуждении разных направлений и «юрисдикций». Конечно, все доброе не от нас, но Божий дар.
А дары даются не равнодушным, а просящим. Чтобы просить, нужно понимать, чего ты просишь.
Нужно приникать к источникам нашей истории и не судить о ней по легкомысленным наветам историков-публицистов двух последних веков.
Желая показать историю, как она есть, мы позволили себе изобильно цитировать Деяния Собора.
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — www.nashaepoha.ru
