<embed type="application/x-shockwave-flash" wmode="transparent" src="http://providenie.narod2.ru/providenie1.swf" height="186" width="186">
• Посм., ещё видео
Осмысление статьи В.А.Тишкова “Забыть о нации” в журнале “Вопросы философии” #8 за 1998 год.
Отказ от материалистического понимания жизни освободил от необходимости находить вещественные факты, подтверждающие существование ‘наций’, которые ныне обществу не нужны. Но никто не снимал с обществоведов ответственности за идеологию, представляющую людей как интернациональных граждан.
Самый простой путь для чиновника и обществоведа – объявить задачу решенной, отказав нации в существовании. Казалось бы, именно это В.А.Тишков и сделал.
Судя по датировке цитируемых работ, во временном отношении история страны начинается для него, где-то, в 20-х годах 20-го века. Конечно, трудно назвать издания, в которых можно было бы ознакомиться ранее – советскому, а ныне – российскому обществоведу с работами Н.Г.Дебольского и иных мыслителей, наиболее углубившихся в предмет. Но так уж случилось, что из всего уместного и неуместного лишь наследие Достоевского удостоилось упоминания в статье, да и то - как образчик какого-то негативного в глазах автора опыта.
Очень жаль, однако, что не только личный взгляд Федора Михайловича на историю оказался отвергнутым, но, вместе с ним, и русский язык. Десятки синтаксических ошибок, относящихся, в основном, к вводным оборотам и сложносочиненным предложениям, приблизили авторский текст к более похожему на англоязычный словесный поток эсперанто, но сделали мысли автора куда более трудными для восприятия. А понимать здесь особенно нечего.
В статье используется именно это понимание нации. Далее история понятия анализируется на предмет тех сил, которые внедряли ту или иную трактовку и применяли национализм в разных странах и обстоятельствах в советские времена.
Статья завершается рассмотрением нынешнего использования навязываемого нам понятия и предложением ко всем, к мировым сообществам отказаться от него вовсе, а пользоваться иными. Выводы следуют такие: никакой такой придуманной нации реально не существует.
Тем не менее, название статьи, отвергающее некую нацию, противоречит ее чисто нигилистическому выводу об отсутствии всех и всяческих наций.
Автор совершенно прав, отвергая ее. Ровно так же последовательный материалист логично отвергнет существование всякого сознания, мысли иначе, чем в виде соответствующих физиологических или органических процессов и явлений в мозгу. И, соответственно, идеям самим по себе он никакой роли отводить не будет.
Такова же в материализме судьба и социального, государственного, культурного и т.п., если только все это не сводится к совокупности вещей и их свойств. Именно такую мысль о возможности упразднения понятий: народа, государства и культуры – В.А.Тишков приводит в заключительном абзаце статьи. Но тогда получается, что в своем отрицании нации и национализма он вдохновляется ничем иным, как самым последовательным материализмом! Такого отвержения ни идеалист, ни позитивист себе никак не смогли бы позволить!
Именно схоластический материалистический взгляд оказывается исчерпывающим остовом авторского мировоззрения. Концепции и представления, создаваемые специалистами и политиками на страницах тиражируемых изданий, становятся двигателями или, наоборот, останавливают безликие массы граждан в зависимости от вложенных в пропаганду средств. Жизненный достаток, благополучный быт вызывают у обывателей лояльность к властям, а неурядицы, наоборот, отвращают их от властей и от других людей. Богатые лояльнее бедных. Кому сколько дано государством, тот настолько государство и любит. Такая идеология заслужила основание именоваться ‘совковой’.
Но как идеи, пусть и печатные – в виде текста, - вызывают движение, поступки человека? В мире полного материализма нет и не может быть никакого объяснения. Поэтому рецидив, крошечный ‘рецидив’ – подпорка улучшения материализма остается и здесь. Подобно дарвинову ‘случайному изменению’, которое вменяется как объяснение изменчивости видов животных, изменение в виде ошибки или описки провозглашается автором причиной появления в жизни понятий, не имеющих реального содержания, то есть, сводящиеся к, единственно, термину-знаку. Вопрос к этому ‘атавистическому’ объяснению тот же, что и к дарвинизму: почему случайное качество институируется в обычное, или почему оговорка становится правилом? Ответ же примитивно прост. Ошибка в руках властителя становится силой его власти фактом жизни населения. Этот факт служит выражением настоящего тоталитарного мышления автора, а не идеи тоталитарного государства. Ведь, не для русских людей, а именно для самого В.А.Тишкова объяснением жизни служит деятельность государства.
Среди непреодолимых проблем, сводящих на нет простоту материализма, важнейшей является отсутствие связи умопостижения, понимания истины человеком и вещных обстоятельств его жизни. Каким же образом автор предполагает увидеть действие знания на мир вещей, природу и, что особенно важно для автора, - на социальные отношения? Такое воздействие В.А.Тишков действительно предполагает в виде систем идей и взглядов, таких, например, какими обладают “активисты социального пространства”. Утвержденные влиянием и силой социальных структур воззрения и понятия автор именует дефинициями. Между понимаемой объективно массой населения и субъектно воспринимаемой властью находится представление о нации, субъективное выражение легитимности власти, довольства жизнью. В зависимости от жизненного достатка, привлечения специалистов и усилий пропаганды идейная концепция либо внедряется в умы граждан и руководит их жизнью, либо не воспринимается ими и отбрасывается. В принципе на обывателя оказывает влияние не только чиновник, но и “активист социального пространства”.
Кто же из двоих? В мировоззрении автора прав тот, кто сильнее. А сильнее, естественно, государство. Поэтому из понимания активности следует двойной вывод: государство ближе к истине, чем человек, и автор стремится к ‘симбиотическому’ единству с государством, его, как он выражается, ‘дефинициями’. Государственнические взгляды автора вторичны, ибо подчинены идее господствующей внешней силы. Быть может, и идеологический ярлык “советского народа”, которому автор прочит будущее в России под именем “российский народ”, - это лишь форма представления обывательской пассивности и покорности перед силой власти, соответственно, ‘россиянского’ государства. Таким образом, знание выступает в человеке материалистически как проявление внешнего воздействия.
Два эти соображения автор вдруг выставляет как достаточное основание для того, чтобы ‘забыть’ об антропологии. Но уклонение от антропологии вызывает желание напомнить о подобном, причем, “академически” влиятельном “проекте политической инженерии”, который автор, как оказалось, не склонен напоминать читателю. “Архитектор перестройки” А.Н.Яковлев, влияние которого на кадры государства достигло апогея в конце 80-х годов, отвергал в своих публичных выступлениях осознание всяких отношений родства как, по его словам, “гробокопательство”, за единственным исключением основывающегося на сугубо кровном родстве сионизма, называвшегося им даже духовным! Надо полагать, что это, едва ли не единственное его антинаучное терминологическое достижение, и послужило основанием принятия его в члены РАН в 1990 году.
(Напомню, что Валерий Александрович Тишков стал директором института в 1989 году.) Воспоминание об этой персоне уместно именно в связи с содержанием данной публикации. В.А.Тишков предпочитает отдать знание о расовой природе человека на откуп расистам крайнего толка с тем, чтобы впоследствии обвинить их же в фашизме, как он сделал в случае с судебной экспертизой работ ныне усопшего оккультиста и, в прошлом, марксиста-лениниста В.Н.Безверхого.
И это положение никак не меняется ни политически, ни научно. Фактически из-за отвращения к истине антропологии и национализма на рубеже нового тысячелетия Россия оказалась без этих отраслей знания вообще. Н.Я.Данилевского по нынешним меркам можно считать недосягаемой высотой национального и этнологического мышления в России! А подчиненное обществу обществоведение по-прежнему удивляет нас своим мракобесием, в котором оно всегда послушно обвиняло всех своих оппонентов.
Каковы последствия примитивности понимания нации и народности? - Для автора люди остались все теми же киплинговскими “маугли”, бумажными листами, чистотой которых, то есть неведением человека о самом себе, “красная профессура” по-прежнему очень и очень дорожит. Упомянем книгу 1*, с которой можно было бы начать предварительное знакомство с антропологией.
Если ‘стук’ “архитектора перестройки” был направлен против культурной жизни людей, которых давлением политической власти нередко сажали в самую настоящую советскую тюрьму за их сознательную принадлежность к русской культуре, то теперь ‘деконструкторский’ удар осознанно подрывает биологическую жизнь части населения России, составляющую антропологическую основу русской нации.
Закон о замещающей миграции, позволяющий статистически компенсировать процессы реального вымирания той части населения России, которая является этнической основой русской нации, вообще говоря, продолжает внутреннюю политику СССР. Но где же столь уместные для объективной науки обсуждения по этому государственному вопросу?
Неужели и автор считает, как популярный паранаучный беллетрист Паршев, что русская Россия и фантастическая Россия с негрским населением отличались бы только антропологически (биологически)? Или обсуждаемая статья и является фактическим прикрытием проводимого искусственного изменения этнического состава населения страны?
Оригинальную идею авторы закона могли заимствовать, например, у небезызвестного Алена Даллеса с его типичным англосаксонским отвращением к русским по духу людям. Если давший свое имя институту этнографии Миклухо-Маклай в свое время работал на благо и во имя русского человека, то перо автора осознанно стремится к “деконструции” русского человека как этнического существа. Иные известные работы данного автора не оставляют сомнений в этом его сознательном выборе.
Будучи чиновником, он и в отношении своих высказываний оставляет оценку и инициативы государству, его чиновникам. Все происходящее в государствах, любые новшества и процессы он привык относить к ответственности государства, понимает их не как рациональные, осмысленные действия, а соответствующие “политические проекты”, партийные “линии”.
Наука изучает, а государство, плохо или хорошо, - управляет. Все идет своим законным чередом. В такой атмосфере упования на власть даже сам вопрос о том, на чем основывается государственность, кажется абсолютно надуманным и лишенным смысла. В тексте сказано, что в периоды ослабления власти, т.е., когда идут реформы, самое главное – поддержание порядка, чтобы у обывателя не выветрилось ощущение легитимности политиков и чинуш, чтобы граждане всех национальностей, как он выражается, - не покинули страну.
Также необходима атмосфера благополучия и достатка, стабильности социального бытия. Суммируя все эти условия, можно лишь убедиться, что основанием государственности автор считает саму государственность.
Припоминая отвергнутое собственное определение национализма (так приходится считать потому, что ссылок на чужие работы тут нет), становится очевидным то, о чем сам автор не находит нужным говорить читателю. Кстати, об этом же всегда молчат все русскоязычные авторы, пишущие о национализме. Никто из них не считает нужным указать, что к нации они никакого отношения не имеют.
При этом, вообще, следовало бы упомянуть, что родители автора – русские или, наоборот, также люди без национальности. Наверное, было бы нелишне отметить тот факт, что соответствующие организации, издательства, редакции по вопросам национализма преимущественно привлекают авторов, которые национальности не имеют, - таких, каков есть сам В.А.Тишков.
Конечно, игнорируя труды и достижения русской науки в досоветское время, специалист может выглядеть по неволе неграмотным, каким его воспитала советская научная школа. Но, выдвигая свое имя и идеи от лица науки страны необходимо выбрать ту нравственную позицию, которую будешь защищать.
Ведь, будь этнической основой русского населения негрская раса, официальный этнологический остов нынешних порядков выражался бы понятием расизма. Почему логика позволяет ученому в вопросе об отношении к окружающим людям быть двуручным?
“Национализм - это идеология и практика, основанная на представлении, что основой государственности, хозяйственной и культурной жизни является нация”, - записано в статье. Несколько точнее было бы понимать предмет более полно как умозрение, переживание и волевую деятельность. Мысль Канта о том, что в отличие от всего в мире человек живет не законом, а представлением закона, - открывает нам духовный мир человека не только желающего и претендующего на роль хозяина и распорядителя дел в реальности, но и ответственного за мир, несущего на себе тяготы наполнения мира смыслом, внесения в него порядка, делающего мир доступным не только силе и вооруженному механизмами специалисту, но и слабому, беззащитному ребенку.
Если выбрать предметную направленность волевой деятельности, то в соответствии со вкусом В.А.Тишкова остановим внимание на вопросах устройства государства как националистически организованного.
Ключевым словом понимания основ государства в статье служит порядок, точнее, социальный порядок. Это понятие может быть сведено к влияниям социальных групп, преследующих свои общие интересы по преимуществу. Биологические потребности, понятно, порядок не создают, но лишь порядок предполагает саму возможность сосуществования имеющих биологические потребности людей. Противоположным порядку является понятие хаоса, для которого свойственна или полная неразличимость происходящего в нем, либо хаотическая разная направленность движений и изменений, делающая непредсказуемым каждый последующий момент существования по отношению к предыдущему.
Подобный наивному ребенку, не представляющий себе последствия своих действий, человек оказывается одним из элементов беспорядочной стихии. Именно такое представление о человеке материалист считает достаточным в предположении того, что, дескать, естественным образом процессы и действия разных людей сорасположатся и соорганизуются по мере осуществления людьми своих предопределенных обществом намерений. Но предположение о таком самоорганизующемся самопроизвольном сонастрое явно предполагает, во-первых, изменение первоначальных намерений людей и, во-вторых, немедленное осознание людьми факта связи своих действий и их будущих последствий. То есть, поступок и ответственность за него не должны быть разделены в сознании человека.
Одна из героинь страниц статьи требует, чтобы “русские вернули нахапанное”. При этом вещественные предметы ее претензий (например, территории) понимаются не как объекты созидания, заботы, ответственности русской нации, а как обстоятельство социальных взаимоотношений с людьми, относящимися к русским этнически.
И в данном примере видно, что в общественные отношения вносится умозрительное содержание человеческих представлений. Понятно, что в этом споре о вещах арбитром может выступить государство. Но не национальное государство инкорпорирует в себя интересы влиятельных общественных групп, которые и получают перевес во влиянии в той степени, в которой группам случилось ныне, пока, возобладать. И государство, в котором общественные группы возникают и пропадают, возобладают и утрачивают влияние, - все более начинает уподобляться тому самому хаосу и беспорядку, на который так нападает В.А.Тишков.
Здесь невольно вспоминается “общественный договор” Руссо как фактор осознанного утверждения порядка. Однако, повторяю, авторитет этого договора и его, как пишет автор, легитимность никак не превосходит авторитета столь быстро сменяющихся общественных групп, их веса в государстве. Но если располагать понимание порядка не на общественные структуры, то на кого? В чьем сознании намерение и ответственность неразрывно связаны, а существование обоих не обусловлено изменчивостью призрачных общественных союзов, организаций, партий и т.п.?
Понимание, провозглашение себя как принадлежащего к нации и пользующегося ее правами еще не объясняет ответственности за государство. Лишь созданное моим трудом, моим живым участием оказывается морально, духовно связанным со мной самим. Поэтому детское и книжное, отвлеченное понимание национальной принадлежности есть лишь умозрительное. Именно такую ошибку делает автор, относя к нациям тех людей, которые претендуют на территории, здания и т.д. Аналогично ошибается он и тогда, когда пытается отнести к определенным национальностям того, кто, уехав, становится гражданином иной страны.
Решившимся оставить созданное, покинуть плод своего начатого или предполагаемого труда или чужие пожитки и оставить его другим, уже довелось фактически выбрать национальную принадлежность, точнее, отказаться от нее. Лишь бухгалтерское отнесение к национальности по паспортным данным может оправдать такую логику. И нелепые умозрительные претенденты на правах кровного родства с теми, кто здесь жил и работал, и позиция социальных претендентов на основе юридического факта или условного социального договора равно не выдерживают критики.
Нетрудно увидеть, что роднит оба случая этносоциального, отвергнутого автором, и государственного, выдвигаемого им же, подхода. Этническое, социальное и государственное у В.А.Тишкова основательны как обладающие преимуществом силы (вещественной) над слабостью. Прав у него сильнейший и богатейший, а легитимность и законность служат лишь способом оформления фактического превосходства.
При таком подходе единицы из “активистов социального пространства” со своими научными адвокатами выглядят обреченными слабаками, неудачниками и далекими от практической жизни людьми. В обоих подходах спор идет за влияние, за благополучие, за возобладание над другими. Именно таким борцом за социальное положение и власть, кстати, заранее обреченным на поражение представляется для автора и сам человек.
Порядок В.А.Тишкова основан на хорошо известном социальном законе распределения материальных благ. Потому его и можно назвать социальным, что элементы его существуют в виде социумов, которые в соответствии с порядком предполагаются сохраняющимися. Коллективы, а не человек являются основой и исходным элементом в этом порядке, ибо благополучие и довольство жизнью с самим человеком, его трудом и помыслом не связаны, а предполагают или отвергают его по схеме: если благополучно живешь – оставайся, иначе – уезжай!
Неправота русской нации логически вытекает для автора из факта нынешней социальной слабости русских людей. Поскольку общественные структуры и этнические отношения сейчас успешно вытеснили русское из общественной жизни, В.А.Тишков отдает предпочтение иной, внешней силе, иному влиянию, как готов в будущем отказаться и от последних ради других сил и влияний.
Именно материалистическое видение жизни, которая по образному сравнению Павла Бакунина предстает бессмысленной и смутно осознаваемой, почти неразличимой субстанцией, свидетельствует о безнадежности всяких попыток автора проникнуть в ее живую суть.
Кроме всемирно известной работы о Н.Я.Данилевского, которого мы упомянем в завершении статьи, в русле идей национализма находится и содержание книги Льва Александровича Тихомирова “Монархическая государственность”. Она посвящена монархической и, шире, национальной идее как высшей для национального понимания государства.
В рамках этой общей концепции отрывочные мысли В.А.Тишкова могут быть легко поняты и классифицированы. А бессвязное использование автором ряда понятий, обсуждаемых в “Монархической государственности”, делает сопоставление идей весьма уместным методически.
Будем излагать идеи национального государства по главам, последовательно с текстом книги 2*.
Власти противополагают свободу как состояние особенно благодетельное…Нетрудно заметить, что оба эти явления составляют не более, как различные проявления одного и того же факта, а именно – самостоятельной человеческой личности.
Если бы человек не был существом, заключающим в себе некоторую самостоятельную силу, если бы он был простым результатом каких-либо внешних влияний, он не был бы способен ни к состоянию свободы, ни к состоянию власти…. По самому существу общественных явлений эта способность свободы и власти, прежде всего и чаще всего проявляется в отношении других личностей”.
“Если бы представить себе общество, все члены которого находятся в … состоянии внутренней независимости, а равно и самоудовлетворенности,- ибо только при такой полной самоудовлетворенности внутренняя сила может не пытаться переносить своего действия на окружающее, - то ясно, что при таком состоянии всех личностей общество, тем самым, упраздняется.” Самоудовлетворенные личности не образуют гражданского общества.
“Это последнее, напротив, все сплетено из взаимодействия: власти и подчинения”.
“Необходимо, притом, заметить, что власть, с одной стороны, и подчинение, с другой, - вовсе не являются непременно результатом какого-либо насилия, подавления одной личности другою”.
“В общей сложности… свобода играет гораздо большую роль в личной жизни…, нежели в общественной. Свобода для общества нужна, собственно, потому, что без нее не будет высокой личности. Власть и подчинение, наоборот, - суть по преимуществу состояния общественные, … ими строится общество.”
“С точки зрения нравственной этот факт не может быть ни превозносим, ни осуждаем, ибо оценка власти и подчинения вполне зависит от того, во имя чего, в каких целях и с какими последствиями власть применяет свое влияние, а подчинение ищет или допускает воздействие власти.”
“Способность хотения – воля – вносит в действие каждой особи, кооперирующейся в общественном процессе, нечто совершенно произвольное, чисто личное, не предусмотримое. Если эти хотения не согласованы, не поставлены в некоторые заранее известные рамки, то есть, нормы, обязательные для всех, то общественная жизнь становится невозможною.
Для жизни каждому необходима уверенность в некотором правильном порядке явлений, с которым можно было бы сообразовываться в своих поступках и расчетах. Как бы ни был какой-нибудь порядок несовершенен или даже возмутительно несправедлив и жесток, к нему, все-таки, возможно приспособиться, если известно, по крайней мере, заранее, что те или иные нелепости возведены в систему и существуют твердо”.
“… Люди благодаря чрезвычайному богатству своих внутренних сил могут жить и развиваться даже при самых ужасных условиях, если только эти условия возведены в ясный и определенный порядок, все стороны которого заранее известны, а потому для каждого допускают возможность предусмотрения и расчета”.
“Конечно, полного отсутствия всякого порядка человечество никогда не знало, ибо при первых же признаках такой анархии люди немедленно начинают самостоятельно организовываться в доступные им группы, вводя в них доступный им порядок”.
“Определенный порядок – это первая потребность человека в общественном состоянии. Для создания этого порядка необходимо, чтобы некоторая власть, способная к принуждению, привела произвольные личные хотения к подчинению некоторым общеизвестным и общеобязательным нормам”.
“Таким образом, власть необходима. В то же время, она сама возникает, ее побеги наполняют все зарождающееся общество… на первых порах людям вовсе не предстоит трудная конституционная задача создавать власть. Ее достаточно принять, признать, подчиниться ей, тем самым, создавая конституционный порядок”.
Порядки формируются в соответствии с обычаями, разными для разных мест: “… обычай слишком формулирует то, что есть, а не то, что должно быть. Между тем, у людей идея цели порядка… вытекает из глубины человеческого духа”. И далее: “Потребность сознательного, разумного порядка продолжает существовать, требует своего удовлетворения.
Искание этих более широких, более всеобъемлющих и разумных норм порядка и есть момент зарождения государственной идеи”.
“В строе социальном человек следует за самостоятельным складыванием частных интересов, хотя и привносит к складывающимся на основании их отношениям долю разумности, но все же, это суть отношения, приспособленные к частным, специальным интересам. Государственная же идея ищет порядка, приспособленного ко всем отношениям, вместе взятым, то есть, к человеку вообще.
… Искание такого всеобъемлющего порядка сопровождается исканием власти, ему соответствующей, т.е., власти верховной, способной быть выше всех специальных интересов. Творческая социальная идея человека подымается здесь до всей своей высоты”.
Следуя идеям К.П.Победоносцева, Л.А.Тихомиров называет высшим и верховным человеческим принципом, на котором основывается государство, правдой.
“Человек, несомненно, ищет именно правды, как бы он ни был груб и неразвит нравственно. … подчиняясь источнику правды, человек подчиняется не чему-либо чуждому, а только наиболее высокой части своего я.”
Что есть правда?
“Правда – это ни более, ни менее, как то, что действительно есть как основная реальность в противоположность всякой ошибке иллюзии и гипотезе”.
Это существенная сторона нашей личности, по отношению к которой понимается справедливость. Правда – основа правовых представлений человека. Но что правда, а не иллюзия? Ответов Л.А.Тихомиров видит два. Во-первых, она строится на метафизическом понимании созидательных, активных основ жизни. Во-вторых, активное и созидательное усматривается в человеческих силах. Иногда такой силой мнят “просто силу, материальную, физическую, качественную, независимо от ее разумного или нравственного содержания. Как бы ни была нелепа или жестока она, но она есть, она – реальность, и потому нет правды выше нее”.
Особо выделяется сила качественная, дающая преобладание одному над многими, толпой. “Иногда, наконец, люди замечают, что ни количественная, ни качественная сила не составляют еще высшей, что есть нечто глубже, необоримее их …: это некоторый нравственный закон, сила нравственного закона”.
Разные нации и народы при различных уровнях умственного развития выбирают правду на одной из этих трех основ. Бывают в истории нации переходы с одной – на другую.
“Сообразно с выбором того или иного решения появляются и различные принципы государственной власти, появление которой составляет появление государства, объединяющего под своим владычеством все мелкие и частные союзы социального строя”.
“Идея государственности вытекает из самой глубины человеческого сознания. В течение всех исторических тысячелетий народы всевозможных племен и степеней развития своим глазомером, умозаключением и опытом всегда и повсюду были приводимы к одной идее…
Эта идея гласит, что в государстве люди находят высшее орудие для охраны своей безопасности, права и свободы.
Отрицатели государственности против воли дают подтверждение этой истины, т.к., покидая государство, в своих чаяниях будущего представляют себе лишь одно из двух: либо простое господство сильнейшего (в анархии), либо подчинение человека стихийным силам (в социальной демократии)”.
В виде примера Л.А.Тихомиров рассматривает идеи материалистов, предлагающих вместо государства опираться на коммунистические производственные отношения. И дефектом этой позиции он признает факт бессознательности тех отношений, которые кладутся в основу жизненного порядка. Безгосударственный идеал подчиняет людей, тем самым, не себе, а бессознательным жизненным началам.
“1) Нация, остающаяся живою и при возникновении государства, и образующая строй социальный, с расстройством которого рушится и государство. Ее отдельные члены, суть, подданные в отношении верховной власти, но граждане в отношении государства и правительства. 2) Верховная власть, которая в совокупности с подданными образует 3) Государство 4) Правительство, подчиненное верховной власти и ею организуемое в целях государственного управления”.
Правительство стремится перевести верховную власть в пассивное состояние, нация и народ стремятся к прямому действию верховной власти.
Смысл верховной власти состоит во всеобщем обязательном примирении.
“Во всех случаях, когда свободное соглашение возможно, в государстве нет надобности. Когда же соглашение свободное невозможно, верховная власть государства может выступить в качестве судьи только встав на высшую точку зрения, свою собственную” единую, свободную от опасности внутренних противоречий”.
“Государство, раз возникшее, должно смотреть на себя как на окончательное, обязано быть таким, чтобы служить нации во всех ее нуждах, при всех моментах ее будущей эволюции. К этому должны приспособляться усилия государства, его учреждения, его способ действий, короче говоря: его политика”.
“Политическая наука относится только к целостной исторической жизни и государства и нации… политика может быть только национальной”.
“Разумная политика может быть основана только на принципе эволюции, т.е. развития силы нации из ее же содержания. Здесь и консервативность, и прогресс соприсутствуют”.
Руководящий принцип национальной политики: поддержание жизнедеятельности нации.
Как бы ни было данное государство полно общечеловеческого духа, как бы ни было проникнуто идеей мирового блага, и даже чем больше оно ею проникнуто, тем более твердо оно должно памятовать, что для осуществления этих целей необходима сила, а ее дает государству та нация, которая своим духом создала и поддерживает его верховную власть. Остальные племена … уважают правительство данного государства только по уважению к основной силе основной национальности, и если почувствуют ее захиревшей, не могут не получить стремления создать себе иное правительство, более сродное их духу.
Не имея твердого основания в силе господствующей нации, разумная политика совершенно невозможна.
Общественный и государственный деятель, забывающий первенствующее значение национальной силы, способной осуществить его планы, в политическом деле способен лишь вести государство к разрушению.
Верховная власть государства не имеет права в отношении других государств отказываться от своей независимости, не имеет права поставить какую-либо международную власть выше себя. Это значило бы отнять у себя верховенство и передать его кому-нибудь другому, на что государство не имеет права. Это было бы его изменой перед нацией, которая создала Верховную власть для своей независимости, а не для того, чтобы эта верховная власть подчинила нацию чужой власти.
Государство в глазах В.А.Тишков превращается в насильника, который своим достоянием должен оправдывать свои действия. Вместе с тем, уже виден и общий взгляд автора на активного, деятельного субъекта общественной жизни. Им всегда является насильник. Невольно хочется отметить, что на деле последнему более чем любому другому, присуще понимать власть именно так.
Раз власть – это всегда здесь насилие, вопрос может и должен состоять в том, как разменять ресурсы власти, ее богатства с тем, чтобы обуздать иные общественные силы, противящиеся мерам властей, пытающихся получить кусок со стола тех, кто вершит судьбы страны. Из трех вариантов принципа власти Л.А.Тихомирова он явно отдает предпочтение единственно принципу вещественной силы, противоречиво отождествляя его с полным хаосом анархии.
По сути В.А.Тишкову нечего противопоставить духовной картине государственного строительства как творчества нации. Утилитарные задачи удовлетворения частных интересов различных социальных групп представляют страну и государство в целом как не вспаханное поле для разгульного творчества “активистов социального пространства”, вызывающего у самого автора законный страх.
И от принципа верховенства правды государства отказывается В.А.Тишков. Локальные переговоры, торговля, компромисс, условные договоренности, - вот главное содержание того, в чем он видит государственную власть. Никакой государственной созидательной деятельности автор не предполагает и вовсе, поэтому его деятельные идеи находятся в русле коммерции и обмена.
Автор оказался по существу не прав не только в деле понимания государственного устройства вообще, но он не понял и причины гибели СССР, о которой рассуждал в нескольких места на страницах статьи. Коммунизм погиб не как умозрительное, конкретнее, материалистическое учение, обладающее недостатками, - а как государство, выстроенное на принципе приоритета бессознательного в виде производственных отношений над сознанием людей, участвующих в тех же отношениях.
Невольно возникает мысль, что при таком поверхностном понимании государства чиновником и при столь слабом начальном состоянии хозяйства новый крах государственности наступит быстрее, чем это произошло с СССР.
Вышепреведенная глава о национальной государственности 3* полностью извлечено из книги Л.А.Тихомирова, дает ясное представление о духовной основе понимания национальной государственности и позволяет увидеть те сложности, с коими связано построение основательной верховной власти в государстве на деле. Полный отказ В.А.Тишкова от самой постановки проблемы национальной государственности означает, соответственно, передачу всех функций направления живой жизни нации в чьи-то неопределенные общественно значимые руки. Государство, тем самым, отдается на откуп обществу.
Именно в этом и состоит идея В.А.Тишкова, прикрываемая пассажами дискурса о несущественности, недоказуемости и бессодержательности понятия национального на фоне столь дорогого ему хаоса преходящей и аморфной, безответственной и нерефлексивной жизни то возникающих, то исчезающих общественных групп.
Ввиду подавления национализма пытающееся понять государство понимание власти дается трудно. На уровне элементарного общественного порядка для отождествления понятия вещественной силы и власти достаточно “силовиков”. На примере Чечни, до которой в общественном смысле никому нет дела, открывается, что ее “активистам социального пространства” кто-то противостоит. Привычный к своим стереотипам англосакс тут же увидит агрессивных русских. А кого в качестве оппонента хорошо вооруженным бандитам представит себе интернационалист?
Сама логика мышления с неизбежностью в качестве субъекта-противника сепаратистов вынуждена утверждать кого-то весьма абстрактного, даже персонально ‘никакого’ субъекта, а идею, принцип. Идея Л.А.Тихомирова воспроизводятся в точности, а субъектом верховной власти оказываются мало похожие на Верховную власть “федерализм” и его “носители” – “федералы”, упоминаемые как анонимы, в отличие от служащих и чиновных лиц, на страницах газет.
Предметы “России и Европы” более общие, если сопоставлять два труда русских мыслителей. Однако знакомство с ними не только избавило бы В.А.Тишкова от лишних вопросов, но и могло бы способствовать постановке важных для государственности России проблем.
Противоположность интересов Европы и ее целостность противостоят, как и прежде, благополучию и целостности России. Прежняя враждебность и недоброжелательство к русским отличают мышление романо-германских ‘дискуссантов’ о мире в целом. Есть, по-прежнему есть, о чем поразмышлять над страницами книг патриота и государственного деятеля, мыслителя Н.Я.Данилевского.
Но, как и в критических замечаниях о политиках у Л.А.Тихомирова, есть особо важная для понимания личности В.А.Тишкова мысль и в “России и Европе”. Кроме выражения глобального понимания истории стран и континентов, автор говорит и о важной психологической стороне национальной личности: “англичанин, немец, француз, перестав быть англичанином, немцем, французом, сохраняет довольно нравственных начал, чтобы оставаться еще замечательною личностью в том или другом отношении, русский, перестав быть русским, обращается в ничто – в негодную тряпку – чему каждый, без сомнения, видел столько примеров…” 4* Напомним, что, хотя статья и провозглашает отсутствующим всякое национальное содержание, но, в противоречии с этим, заглавие утверждает нечто об отношении автора к нации как к существующей.
““Есть принципиальная разница между типами колонизации. Если колонизация основана на земледелии, как в США, тогда аборигены становятся препятствием. Их надо убрать, а еще лучше - уничтожить. Хороший индеец – мертвый индеец”, - говорил генерал Картер, это Ермолов американский, в XIX веке уничтожавший индейцев”. Хотелось бы надеяться, что в своих воззрениях автор существенно добрее и человечнее к аборигенам, чем воображаемые им русские генералы, думаю, не только Ермолов персонально. Однако ряд мнений и мыслей автора говорят о несбыточности этих надежд.
“ В той же Якутии стремятся отдать детей не в якутские школы, а в русские. Надо, может быть, поступать в МГУ будет дочке или сыночку.
“Национальная политика – это политика национальных интересов России. Этот жаргон советский пора изживать. Стратегия может быть на уровне какой-то общей идеологии, а не общего начальства. Что такое общая стратегия? Это когда ее понимают и разделяют не только в Кремле, не только в Москве. В этом плане требуется много работы и среди северокавказских лидеров”.
Предлагая нам присесть за стол переговоров неизвестно с кем, В.А.Тишков не склонен полагаться на нашу ‘толерантность’, как он выражается, а просто пугает: “При такой политике в данном вопросе ситуация будет только ухудшаться, особенно по мере демографического роста тех же месхетинских турок и укрепления их способности к самоорганизации в условиях изоляции и жесткого противостояния. Вариант с переселением в Грузию нереалистичен и неосуществим по целому ряду причин, а насильственное переселение невозможно”.
Но зачем же нам нужны чужие переселенцы и беженцы, бедствия которых, разумеется, вызывают человеческое сочувствие. Здесь автор поднимается на высоту хозяйственника. Нельзя сказать, чтобы это мышление соответствовало книжному образу человека государственной мудрости, но уж, по крайней мере, номенклатурного дельца, ведающего людским материалом привычно:
“Россия может и должна строить свою политику на дальнейшем привлечении иммигрантов из стран бывшего СССР. Ее территория и ресурсы, а также трудовые потребности вполне могут позволить принять не менее одного миллиона мигрантов в год”.
Подводя итоги прошлого, автор пишет о демографии: “Естественная убыль населения была компенсирована миграционным приростом населения, качество которого (возраст, образование, профессиональный состав) выше, чем качество основного населения страны”.
Как совместить плохих аборигенов с приезжими, нередко чужими людьми? - А как решали этот вопрос номенклатурщики? Вспомнили? Вот как.
“Дружба народов достижима только через культурную сложность, многокультурность”, - пишет автор, заставляя нас думать, что сотрудничество и взаимодействие людей в некотором отношении у него основывается на одинаковости их свойств в данном отношении.
Прежде, чем сдружить, людей нужно отождествить. И он славит Россию за ее “многообразие”, которое, насколько можно понять автора, есть его собственное свойство, отличающее его от однообразия у различных групп: у русских, у белорусов, у евреев.
Пусть и не скромно, зато уместно! Хотя всегда для каждого такого ‘многообразного’ человека остается неясным вопрос о том, какие же ‘многие образы’ содержит, если вообще содержит, тот, кто не является, как это совершенно очевидно из текста, ни русским, ни белорусом, ни евреем…
Не думаю, чтобы Россия генералов Ермолова или Шаманова разбогатела от их деятельности. Если верить словам В.А.Тишкова, на его советах она вполне сможет разбогатеть.
И через полученное свойство каждый человек может обрести чувство личной самоценности, как обрел бы его бродяга, одевший украденный в театре мундир. В частности, человек – это носитель языка.
И именно поэтому В.А.Тишков выступает с оригинальным предложением не считать русский язык принадлежностью русских людей, полагая граждански равной долю соучастия в нем иноязычных племен, этносов России и, наверное, мира. До общественно полезной идеи приватизации и продажи прав на язык дело пока не доходит. Но сам ход мысли автора предполагает резонным увидеть в его отношении к человеку утилитаризм:
“Человек как существо социальное рождается для того, чтобы выполнить свою первичную задачу - создать благоприятные условия собственного существования: дольше и комфортнее прожить, произвести и вырастить потомство, обеспечить себе статус и безопасность, удовлетворить свои культурные запросы, исполнить идеологическую миссию, если его в нее рекрутировали”. Таким должен быть человек В.А.Тишкова. И будут ли описанные здесь настоящие, подлинные мещане, оспаривать мнение автора, да и, вообще, спорить по отвлеченным умозрительным вопросам? – Абсурд!
А нет ли идейных противников? А стоит ли их слушать?
В.А.Тишков утверждает, что: “в сам?м научном сообществе должна существовать атмосфера осуждения и отторжения тех коллег, кто своими трудами и другой деятельностью способствуют обоснованию расистских и националистических взглядов среди населения, а также тех, кто симпатизирует радикальным активистам и разрушителям общественного порядка и конституционно-правовых основ государства”.
Не оставляет автор без внимания не только интеллектуалов, но и чиновных оппонентов. Его, крепко сидящего на исследовательском директорском посту, не очень-то тронешь!
“Интересны в данном контексте не только правовые нормы и другие механизмы поведения человеческого материала, вернее, мутации человеческого материала в системе властных отношений”, - так полагает свой научный интерес блестящий знаток людей, точнее людского субстрата, которым, в частности, является и он сам - государственный чиновник.
Каким образом субстрат обретает те черты, которые впоследствии разносит по социальному пространству, как муха инфекцию по квартире? – Их определяют влияния ‘определений’ со стороны государства или общества.
Отказываясь от понимания государства, он на деле предлагает иную, организацию общественной жизни без государства. Почему такая идея уместна? - Потому, что в бытийном смысле - он чиновник, распоряжающийся властью. И автор признает существование “симбиотической связи” между наукой и властью, который вполне соответствует его нынешнему служебному положению.
Статья выражает не столько феномен и понимание, сколько предложение, рецепт и схему деятельности чиновников. Автор преимущественно пишет не по теме области, в которой работает профессионально, а в социологическом описательном ключе, правда, избегая употребления самого слова социология. Также двусмысленным и некомпетентным является его “открытие”, что, якобы, предметно национализм относится к семантике.
Этнолог в данной работе полностью побежден всеми сопутствующими факторами до такой степени, что наука напрочь им забыта. Этим выражается главный, чисто нигилистический запал автора.
С таким же успехом, как о лингвистике, автор здесь и в иных текстах рассуждает и формулирует предложения в области хозяйственной деятельности, трудоустройстве, формировании армии, организации дискурса влиятельных людей, истории, профобразования и т.п.
Судя по рекламе в Интернете, он также успевает продвигать в России интересы Дьердя Шороша. Количеством муссируемых и обсуждаемых вопросов он возвращает нас в те послереволюционные времена, когда актуально звучали слова на музыкальную тему произведения национал социализма: “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Разумеется, никакой компетентности от всех этих текущих рекой прожектов ожидать не приходится.
Есть в статье и утвердительная часть, которую словами автора можно было бы назвать “инерцией тоталитарного мышления”. Апология материализма, привычная для советского человека надежда и упование на государственные институты и органы причудливо переплетается с номенклатурным представлением о гражданах как о массе, которой можно манипулировать, которую можно произвольно направлять с помощью “хлеба” вещественного достатка и “зрелищ” благополучия и довольства жизнью.
Будто все эти средства находятся в распоряжении власти. Особо выделяется значение пропагандистской агитационной машины, призванной компенсировать вскрываемый в обществоведении и обнаруживаемый в убеждениях самого автора идейный вакуум.
Склонный к эмпиризму, В.А.Тишков осознанно уходит от понятий, ограничивается описаниями и фактами, не ищет пути построения обобщений, даже заявляет о том, что сама область научного знания не приемлет существенного, допускает лишь явное и множественное. Возможно, именно поэтому текст чаще использует не понятия, а вводные слова и обороты речи, которые, тем не менее, пытается скрыть с помощью нарушения синтаксических правил.
Атмосфера полной бездуховности удивительна. Пассивная страна пассивных людей терпит производимые над нею действия.
Есть чего стыдиться в этой статье, и не только в этой, ВАТишкову. Но он не знает об этом потому, что для него, как он пишет: “История есть прожитое время. ”.
Весь свой писательский настрой В.А.Тишков употребил, чтобы убедить нас в том, что ученый – это дилетант, чиновник – коммерсант, гражданин – эмигрант, человек – мещанин, обществовед – лжец, институт этнологии – ‘крыша’.
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — http://pycckuu-gyx.narod.ru/
