Предисловие
Русско-сербская взаимность
Начало войны в 1711 г
Сербы и венгры
Сербы и поход Русской армии
Кампания 1712 г
Кампания 1713 г
Болгария, Польша и ...
По иронии судьбы
Примечания
Помочь, проекту "Провидѣніе"
Предисловие
С начала Северной войны 1700-1721 гг. военные действия России были однозначно направлены в сторону находившегося за 1500 км от сербских земель Балтийского бассейна. После объявления Портой войны России в 1710 г., Пётр Великий развернул обширный антиосманский план, собираясь втянуть в конфликт Австрию, Польшу, Венецию, калмыков, мадьяр и балканских христиан всех конфессий. Впервые в истории Русской армии была поставлена цель достичь Дуная.
…. Контраст успехов Священной Лиги в войне 1683-1699 гг. и неудач России в противоборстве с турками в 1710-1713 гг. разителен. Возможно, в России плохо использовался военный опыт Габсбургов на Балканах. Пока не известно, что знали в Москве о сербском вкладе в победы австрийцев, о восстаниях в Македонии, Западной Болгарии и части Хорватии после захвата австрийцами в 1688 г. Белграда, о победах над турками в 1689 г. у Грабоваца, Баточины, Ниша, Видина; о кровавой битве у Сланкамена в 1691 г., после которой сербы завоевали славу храбрейших воинов императора и о сокрушительном разгроме турок при Зенте в 1697 г.
Русско-сербская взаимность
Вместе с тем в Москве хорошо знали о православной солидарности балканских славян.
В 1688 г. прибыл архимандрит Исайя, родом серб, с посланиями от сербского патриарха Арсения III Черноевича (1674-1690), от бывшего константинопольского патриарха Дионисия, от валашского господаря Шербана I Кантакузина (1678-1688), которые побуждали Россию «ради единой веры» выступить в защиту христиан, используя момент ослабления турок. В ответных грамотах сообщалось, что великие государи отправляют войска на крымцев и готовят поход и «за Дунай»[1].
18 марта 1691 г. Патриарх Святого Града Иерусалима и всея Палестины Досифей (1641-1707) побуждал Россию взять под контроль Украину, Молдавию, Валахию и Иерусалим[2]. Он же регулярно информировал Москву о состоянии османского войска и флота. При содействии Досифея русский посол в Стамбуле П.А.Толстой (1645--1729) в 1703 г. составил детальное описание Османской империи[3]. Многочисленная сербская и греческая агентура работала на русское посольство в Царьграде.
Уполномоченный на Карловацком мирном конгрессе в 1698 г. П.Б.Возницын был переполнен оптимизмом: «Если б дойтить до Дуная, не только тысячи – тьмы нашего народа, нашего языка, нашей веры, и все миру [с турками] не желают»[4].
23 октября 1698 г. Возницын в проекте мира России с Портой указал, что если султан покровитель всего исламского мира, а австрийский император католиков, то Россия имеет право вступаться за православное население Балкан. Это стало перспективой русской политики на XVIII и XIX в.[5]
Вера южных славян в мессионизм России пришла в конце XVII в. на смену бывшей надежде на католического лидера в Восточной Европе - деградирующую Речь Посполитую. Русско-сербская взаимность держалась на православии. Сербы, греки, молдаване («волохи»), болгары и македонцы не сомневались, что автократору Всея Руси под силу изгнать османов из Европы.
Поразительны в сербских песнях гордость за успехи русского оружия, идеализм и вера в Россию. На венгерской земле сербы пели: «Сада вальа вино пити/ Jедну чашу добра вина / За цареву светлу круну / Цара Петра Московита / Господина основита»[6]. «На страх Риму, Бечу и Стамболу / Оснажи се моħно Руско царство / Дух словенски Петра Великога / Надви крила над српском слободом!» [7]
Сербский патриарх на территории Османской империи Калиник I (1691- 1710) обращался к П.А.Толстому как к третейскому судье и посреднику при спорах с югославянами-католиками, называя его «наш чеснейший и славной посол благочестивейшаго тишайшего самодержавного государя»[8].
Которский католический архиепископ Винцентий (Вицко) Змаевич (родной брат русского адмирала Матвея (Матии) Христофоровича Змаевича (1680-1735) получал инструкции от канцлера Г.И.Головкина и надворного советника С.Л.Владиславича и призывал сербов к восстанию. 21 ноября 1708 г. он из Пераста писал П.А.Толстому, что «вся Вселенная рукоплещет триумфам российского оружия», а царство Петра Великого превзошло «силой и великодушием века Константина и Феодосия»[9].
В 1704 г. в Россию за поддержкой «против кривды цесарских начальников» от «всех начальных сербов, которые живут под цесарем» конспиративно приехал сербский офицер комендант г.Титела Панталия (Пантелеймон) Божич, герой битвы при Зенте и Петроварадине, заслуживший благодарность от самого Евгения Савойского[10] с ходатайством принять сербов в русское подданство и с заявлением, что они «всегда готовы служить против бусурман без всякой платы и жалованья, никакого оружия не требуя, но токмо за едино православие, а коликое число войска нашего будет, сам Его Царское Величество удивится… Такожде и прочие сербы, которые суть под бусурманом и венецианами, все во единомыслии с нами пребывают»[11].
Заступничества «монарха всего Православного Вселенства» просил 29 октября 1705 г. Арсений III Черноевич, «божиею милостию архиепископ Печский и всем сербам и болгарам и всего Иллирика патриарх», потрясённый бедствиями сербского народа в 1704 г. от венгров, когда метались из конца в конец «стари и юноше с младенцы, мачем угарскым в снедь быше, день же и нощь… с своим осиротелым народом от места на место, акы корабль в пучинах великаго окиана»[12].
В 1708 г., в Крушедольском монастыре (Срем) собрался первый всесербский сабор для избрания духовного владыки после смерти Черноевича. Отсюда сербы-офицеры австрийской службы тайно отправили «фурира» Христофора Тутриновича в Москву узнать о результатах миссии П.Божича и подтверждали своё желание перейти в русское подданство[13].
Могущество русского царя казалось сербам исполинским. Полтавская победа вызвала взрыв энтузиазма на Балканах. «Новому Давиду» - царю Петру Алексеевичу было посвящено несколько од сербских и хорватских поэтов - И.Градича, П.Витезовича, А.Глегелевича[14].
Дубровчанин Игнатий Градич после Полтавской победы в 1710 г. в оде «Северное пламя» («Plam Sjeverski»), воспел Петра I как всесокрушающее пламя: «Дела его известны всему миру; слава дела его не погибнет, доколе солнце будет сиять и быстрые реки течь к морю. Никогда на свете не услышат о таких доблестях, о таком могуществе, каким обладает Петр: никогда солнце не откроет подобного ему витязя».
Подобным же образом славил Петра I и дубровчанин Стефан Ружич, в оде «Пётр Алексеевич» (1717) за преобразования и распространение просвещения. Он высказывал надежду, что русский царь разрушит Турецкую империю, «освободит христиан от ига мусульман и станет господствовать над всем миром»[15].
В 1710 г. капитан Б.Попович прибыл в Петербург с предложением от сербских полковников Иована Текелии, оберкапитана Поморишской краины и Волина Потыседы (Ильича), оберкапитана Потисской краины, обещавших, что в войне России с Турцией они будут служить “своему православному царю”. Сербы предлагали помощь в освобождении сербских земель, захваченных турками.
«Промысли о нашей отеческой сербской земле, ярмом бусурманским обременённой»[16]. Печский патриарх Афанасий I (1711-1712) отправил в Россию грамоту, в которой заявлял, что если война перекинется на Сербию, он будет помогать русским.
Начало войны в 1711 г
Напряжённость в русско-турецких отношениях резко возросла после появления в турецких владениях под Бендерами короля Карла XII, который пугал Порту тем, что царь на развалинах Османского государства создаст православную «греко-восточную монархию»[17]. Ходили слухи, что шведы представляли туркам отпечатанные в Амстердаме гравюры с изображением Петра и надписью: «Греческий император».
Конфликт на юге Пётр I считал досадной помехой для успешного прорыва на Балтику и трижды – 17 июля, 18 октября 1710 г. и 6 января 1711 г. предлагал султану Ахмеду III сохранить мир, но тот взял курс на войну, весть о которой дошла до Петербурга 22 декабря 1710 г. 22 февраля 1711 г. в Успенском соборе Кремля был обнародован манифест об отпоре «хищному волку турку»[18].
Вторично Священную лигу сколотить не удалось - Австрия, Речь Посполитая и Венеция не сочли целесообразным начинать новую войну с Турцией. Отказ этих государств побудил Петра I принять план С.Л. Владиславича и русского консула в Венеции Д.Ф.Боциса об антитурецком фронте на Балканах.
Активные военные действия на Балтике русское командование прекратило и положило много усилий, чтобы в помощь армии и Азовскому флоту мобилизовать военный потенциал сербов, черногорцев, молдаван, калмыков, черкесов и даже участников антиавстрийской Освободительной войны венгров (1703-1711) под руководством Ференца II Ракоци (1676-1735). Стратегия царя предусматривала также прорыв к Дунаю, наступление на Крым и удар по Кубанской орде силами русских, казаков, калмыков и адыгов.
Православные народы, стремясь привлечь русскую военную силу как можно глубже на Балканы, информировали Москву о волнениях в Стамбуле, о низкой боеспособности, дезертирстве и о непопулярности войны среди османов, опасавшихся повторения катастроф под Веной и Зентой. Русское командование сделало вывод, что появление православного царя раньше турок у Нижнего Дуная стимулирует восстание в Дунайских княжествах, Болгарии и приведет из Венгрии 10-20 тыс. сербских добровольцев. Мятеж, возможно, перекинется на Грецию и воспрепятствует переходу Дуная противником.
В случае христианских восстаний большая часть турок разбежится и, может быть, поднимет бунт. После этого собирались как можно скорее заключить мир и вернуться на Балтику.
Если же окажется, что всё османское войско успеет перейти Дунай, то план предусматривал отступление за Днестр, где можно будет усилить Русскую армию, привлекая ежемесячными выплатами сербов, молдаван, валахов и другие народы.
Длительность дунайской кампании русское командование, возможно, намечало не дольше трёх месяцев – новым завербованным молдавским полкам, сербской и польской роте было «дано жалованья токмо на нынешнюю компанию на 3, иным на 2 и на 1 месяцы»[19]. О политическом преобладании в европейских провинциях Османской империи[20] вряд ли серьёзно помышляли.
2 марта 1711 г. в Венецию был послан «торговый консул» Д.Ф.Боцис – поднимать славян на войну с турками[21]. Туда же 12 апреля был отправлен агент М.Каретта, чтобы привлечь к союзу Папское государство и мальтийских рыцарей, а также переводить деньги и оружие балканским христианам[22].
Главным инициатором антитурецких акций был С.Л.Владиславич. 3 марта именно он, как знаток балканских народов, обратился от имени русского царя к сердцам и душам христиан в Сербию, Славонию, Македонию, Боснию, Герцеговину и Черногорию[23].
Сербы и венгры в начале XVIII в
Особое внимание русское командование обратило на сербов, переселившихся в Венгрию под скипетр Габсбургов. С 1690 г. 37- 40 тыс. семей (до 400 тысяч чел.) вооружённых воинов, крестян, торговцев пастухов со скарбом и скотом, не желая оставаться рабами в Османской империи, под руководством Арсения III Черноевича двинулись на север, в Венгрию, Славонию, Хорватию за реки Дунай и Муреш[24].
Сербская волна докатилась до Эстергома, Эгера, Комарно и оз.Балатон. В Буде и Пеште в 1686-1703 гг. поселилось около 2-2,5 тыс. семей сербов[25]. Основная масса осела в Бачке – междуречье Дуная и Тисы. Сербская эмиграция была настолько велика, что венгерское название «рацы» (сербы) покрыло валахов, македонцев, православных албанцев и часть хорватов.
В Венгрии появилось несколько сотен тысяч вооружённых переселенцев, обладавших развитым историческим и этническим самосознанием, составными частями которых были православие, героический эпос, национальный символ (покровитель сербского народа Св.Савва) и симпатия к России. Сербы имели ясно осознанную цель – восстановление независимого сербского государства и пребывание в Венгрии они считали временным[26].
Вместе с тем они добивались выделения автономной территории («деспотии») для себя между рр. Савой и Дравой (Славония) со своим войском, под управлением сербского «деспота», освобождения от торговых пошлин, самоуправления в городах и феодальных привилегий для дворянских фамилий Рашковичей, Текели, Монастерли[27].
В то время патриаршая власть Арсения III Черноевича распространялась на православных Венгрии, Баната, карпато-дунайских княжеств, Далмации, Хорватии и Славонии. Император Леопольд I (1640-1705) в 1691 г. признал Арсения III светским главой сербов и согласился на включение в его патриархат всех сербов Венгеро-Хорватского королевства[28]. После Карловацкого мира 1699 г., разбившего надежды вернуться в Старую Сербию, сербы стали объединяющим центром для всех православных народов Венгрии.
Ростки сербской автономии мешали как австрийскому абсолютизму, так и венгерским феодалам. Боевые заслуги «партизан императора» были забыты. Австрийцы стали принуждать к унии оставшихся без отечества «схизматиков», переводить в подчинение католическим епископам и обвинять Арсения III в самовольном присвоении титула главы «греческой, валашской и сербской нации»[29]. В 1701-1703 гг. по рр. Саве, Тиссе, Мурешу и югу Трансильвании из венгерских земель была выделена «Потисско-помурешская Военная граница» под управлением австрийского военного командования. Туда был переброшен 10-тысячный сербский корпус[30].
Военная граница была не только антиосманским щитом, но и политическим противовесом венгерским сословиям, - она вбивала клин между венграми и османами и препятствовала уходу населения за рубеж. Остальных сербов австрийцы собирались рассеять среди мадьяр и превратить в обычных крепостных[31].
Адаптация переселенцев на новых землях была болезненной. Помимо того, что сербы были зажаты между католической и исламской империями, они оказались в огне народной войны 1703-1711 гг. венгров («куруцев»), восставших против австрийского гнёта под предводительством национального героя Ференца II Ракоци. И Габсбурги и куруцы старались привлечь на свою сторону сербскую военную силу. Большинство сербов отказалось присоединиться к восставшим и в 1704 г. 10-тысячное войско куруцев предало огню и мечу все сербские сёла в Бачке.
Несколько тысяч отчаявшихся, спасая жизнь, бежали в турецкий Банат. П.А.Толстой писал Ф.А.Головину 26 августа 1704 г. «…князь Ракотцкой был в Тителе, который зжёг, а которые были в нём взяты, побиты великим тиранством, понеже предречённые господа, когда бы могли одолеть венгров, учинили бы им смерть горшее»[32].
Сам Ференц Ракоци так писал о своём «сербском» походе. «Сербы, естественный противник венгров, оставался в своих жилищах, если знал, что какой-нибудь отряд моих войск находится поблизости. Но как только войска уходили дальше, они собрались и налетали на городки и сёла, где оставались только женщины и старики, с которыми они варварски поступали, вырезая женщин и детей и поджигая дома.
Так как такое положение привело к невозможности осуществить мои первоначальные планы, я решил использовать их (мадьярских крестьян – В.А.) для уничтожения и рассеяния сербов и заставить их покинуть этот край… Сербы бежали отовсюду, их загоняли в в болота и поджигали тростник, в котором они надеялись укрыться. Я чувствовал, что эта операция не сослужила мне чести»[33].
Сербо-мадьярский конфликт стал неуправляемым и дошёл до предельного ожесточения, сопровождаясь взаимной резнёй и поджогами селений. Сербские воины перенесли на Альфельд свой многовековой опыт борьбы с османами и «крестили» Венгрию во всех направлениях от Кошице и Жилины до Трансильвании. Налёты «неистовых сербов» (так называли их венгры) держали в постоянном напряжении куруцев.
В 1707 г. русская дипломатия взамен за принятие Ференцем Ракоци польской короны обещала ему уладить сербо-венгерский конфликт[34]. Требования сербов росли по мере их втягивания в войну в Венгрии.
В 1706 г. они помимо политического и религиозного самоуправления, добивались свободы созыва сербских саборов, заведения сербских типографий и школ, беспрепятственного выселения в Сербию в случае освобождения её от турок, права сбора десятины с православных валахов и закарпатских украинцев[35].
Сербы и поход Русской армии
8 мая 1711 г. Пётр I послал С.Л.Владиславича «министром и советником» к Б.П.Шереметеву в его корпус[36]. Массового движения австрийских и «турецких» сербов поднять не удалось. Сербов, которые ещё не осели прочно в Паннонии, в марте 1711 г. через Богдана Поповича призвали соединяться Русской армией. Основной преградой на их пути были Габсбурги.
Вена препятствовала поездкам сербских духовных лиц в Россию и боялась появления солдат царя за Карпатами. Австрийцы были против оголения турецкой границы и против ухода сербских воинов с венгерских земель, где те так активно бились с куруцами.
Поэтому полковнику И.Текели приходилось поднимать сербов на соединение с русскими, сугубо конспиративно, что сильно осложняло дело. «Призывал их в службу в Сербах полковник Текелий и объявлял им во уверение грамоту» русского царя. «И пошли они оттуду своею охотою».
Договора о выплате жалованья не было составалено. При появлении полутора сотен сербов у р.Прут, им от лица Шереметева на словах обещали давать жалованье как молдаванам. («А письмянной капитуляции не учинено»). «И давано от комиссарства на год (фактически по апрель 1712 г.- В.А.): капитанам по 108 р., поручикам по 88, прапорщикам по 66, вахмистрам по 25, рядовым по 22 р.»[37].
Сербы в османских владениях без поддержки Русской армии не имели возможности поднять восстание. С.Владиславич, чтобы активизировать славян, сообщал, что 30-тысячное войско фельдмаршала Шереметева уже перешло Днестр, что за ним идёт армия царя и скоро к ней присоединятся 4 тыс. венгров[38]. Последнее было сильным преувеличением.
Вместо четырёх тысяч на русскую службу было зачислено всего 409 венгров, включая 39 французов, помогавших Ференцу Ракоци[39]. Их командиры, правда, уверяли, что развернут свои части до полков численностью в 1000 воинов за счёт как венгров, так и сербов, которые партиями в 50-100 чел. в мае-июне 1711 г. пробирались через Карпаты и стягивались к русской штаб-квартире в Ярославе (Галиция)[40].
Молдавский гетман и летописец Йон Некулче (1672-1745), присоединившийся к Русской армии вместе с господарём Д.Кантемиром, взвёл напраслину на валашского господаря Брынковяну, который якобы пресёк соединение 20 тыс. сербов с армией Петра I. На самом деле это австрийцы блокировали неизвестное количество сербов.
Тогда же чрезвычайный и полномочный посол в Речи Посполитой Г.Ф.Долгорукий пытался поднять значимость Дунайского похода в глазах австрийцев. Он убеждал резидента О.Плейера, что возглавляюший османскую армию великий везир Мехмед Балтаджи из-за восстания сербов не осмелится переправиться на левый берег Дуная, что силы Русской армии выросли за счёт молдаван, валахов, буджакских татар и калмыков, а Карл XII блокирован русской пехотой в Бендерах[41].
Если бы турок встретили на Днестре и потом приняли тактику отхода (как перед шведами в 1708 г.), то можно предположить, что османское войско не выдержало бы перехода по степи, оголённой засухой и саранчой, разложилась и потерпела поражение.
Из-за австрийской блокады летом 1711 г. к Русской армии пробилось вначале всего 157 чел.[42] капитана Болюбаша, «который с того времени обретался на службе… безотлучно». Потом количество сербов увеличилось на несколько десятков.
Горстка сербов (239 чел.) и венгров – (140 рядовых гусар и 117 рядовых пехотинцев) произвела хорошее впечатление на фельдмаршала Б.П.Шереметева, который счёл их боеспособнее молдавских гусар. Во время боёв на Пруте сербы и венгры сражались вместе в передовых кавалерийских эскадронах дивизии генерал-фельдмаршал-лейтенанта Януса фон Эберштедта. В это время черногорцы без помощи русских и австрийцев вели победоносную войну – одержали победу у Гацко (Герцеговина), разорили турецкие сёла, осадили несколько городов и ждали, что Русская армия возьмёт Царьград.
Однако на Пруте произошла русская катастрофа. Армия Петра I попала в отчаянное положение. Численное превосходство османо-татарского войска и сильный обстрел из нескольких сотен орудий, заставили царя выступить с предложением о заключении мира. Высшие должностные лица на совете великого везира согласились на переговоры[43].
Как только русская сторона уступила Азов, (который был основной целью турок), Мехмед Балтаджи не скрыл своей радости и вице-канцлер П.П.Шафиров сумел отвести второстепенные требования, например, о контрибуции и выдаче Владиславича и Кантемира, отговорившись тем, что молдавский господарь уже 3 дня как бежал; а нахождение Владиславича неизвестно. Конечно, при заключении «вечного» мира 12 июля 1711 г. не могло быть и речи о том, чтобы русская сторона выставила какие-либо условия в пользу сербов и черногорцев.
28 июля 1711 г., уже после поражения, Шереметев спрашивал - оставлять ли нерегулярные войска при армии? Пётр I сгоряча указал ограничиться только 1500 чел. – 500 венгров, 500 молдаван и 500 казаков, а остальных распустить[44]. Но вскоре пришлось изменить решение. От балканских христиан не стали отказываться и канцлер Г.И.Головкин предложил снова давать жалованье сербам и молдаванам, «дабы на то смотря, иные из тех наций в службу приходить охоту имели»[45].
27 августа 1711 г. Шереметев возразил против роспуска нерегулярных: «казаки к действию против неприятеля пожиточны , а волохам, сербам, венгером, французам гусарам при нынешнем нужном случае отпуску всесовершенно невозможно учинить, ибо они все пойдут для службы к противной стороне, а паче к адгерентом короля швецкого, к воеводе киевскому, которой их желательно примет и награждати будет. Ис которых могут, будучи при противной стороне, показывать всякое неполезное к нашей стороне.
А которые из них были и доброжелательные к службе Царского Величества, а жалованья не получали, но и те могут разгласить… обиду и всегда к пользе неприятельской на нас же объявлять будут способ.
Понеже они не токмо о состоянии войск наших, но и всех путех (так!) известнее, нежели иной народ. А ныне при корпусе его коликое число волохов сербов, французов, венгеров гусар обретаетца и что им оклады (с которыми учинены о их заплате капитуляции) тому при сём особливая выписка прилагается»[46].
По справке Шереметева, 19 офицерам четырёх (неполных) сербских рот - «Марковой, Булубушевой, Брошовяновой, Ружевой» следует выплачивать в год 1606 р. (1 майору на год 190 р., 4 капитанам по 150 р., 4 поручикам по 80 р., 6 прапорщикам по 66 р., 4 вахмистрам по 25 р.),, а 220 капралам и рядовым - 4840 р. (по 22 р.). Итого сербам положили на год 6446 р. Молдаванам в год нужно будет платить - 37 офицерам – 4098 р. и 250 рядовым - 5500р. (Полковнику 250 р., ротмистру 150 р., поручикам по 80 р.). Всего на 526 сербов и молдаван рассчитывали потратить 16044 р.[47]
Французам и венгерским гусарам оплата назначалась выше: если сербскому поручику, как и молдавскому, платилось по 80 р. в год, то венгерским гусарским поручикам - 192р., пехотному поручику французу - 120 р., пехотному поручику венгру - 96 р.[48]
Но венгры и французы, в отличие от сербов, практически все покинули русскую службу и 28 августа 1711 г. Шереметев напомнил, что царь указал в число 1500 нерегулярных воинов «сербов принять вновь, а волохов и казаков выбрать ис прежних… и о жалованьи с оными учинить… капетуляцию», а остальных казаков и волохов распустить. Всего на 1000 волохов и сербов придётся выдать 30702 р. на год. Пяти сотням донских казаков тоже следует дать денег, т.к. «оные служат с волохами в равенстве».
Кампания 1712 г
Надежда, что после Прутского мира все силы удастся перебросить на Северный фронт, не оправдалась. 26 декабря 1711 г. Ахмед III потребовал составить вместо Прутского новый договор, в котором требовал уступки всей Украины с Киевом, окончательного вывода русских войск из Польши и заключения на три года русско-шведского перемирия для пропуска Карла ХII в Швецию[49].
В отличие от «блицкрига» 1711 г., кампанию против турок в 1712 г. русское командование планировало вести год и более, не отказываясь от операций на балтийском театре военных действий[50]. О всеобщем восстании балканских христиан уже не думали, но продолжали рассчитывать на помощь сербов.
25 марта 1712 г. Москва просила Вену разрешить соединиться с Русской армией 10 000 (!) сербов из Венгрии; «…сущим сербянам, кто похощет, к войску Его Царского Величества приттить на вспоможение против турков»[51].
31 августа 1712 г. русское правительство составило очередной проект о союзе с «цесарским величеством»[52].Но Габсбурги не хотели, чтобы русско-австрийский союз втянул их в конфликт с турками и со шведами в северной Германии и считали целесообразным связать османов войной с Россией[53].
9 октября 1712 г. по указу царя Шереметев оставил сербские роты при армии. 17 декабря 1712 г. Сенат постановил составить новые капитуляции с сербскими и молдавскими офицерами, «понеже оклады им выше регулярных конных офицеров». (Рядовым положено быть в старых окладах)[54].
30 декабря 1712 г., учитывая объявленную турками в третий раз войну, царь указал кроме сербов удовольствовать и черногорцев деньгами на воинские потребности и «приказать им с приятным напоминанием чинить военный промысел» против неприятелей[55].
Кампания 1713 г
Количество сербов при корпусе Шереметева к 1713 г., увеличилось – от 157 чел. в 1711, до полутысячи в 1713 г. (В актовых источниках цифры «плавают»). Как отряды «быстрого реагирования», они эффективно использовались против налётов крымских татар, однако из-за того, что жалованье регулярно не поступало, сербы, как и казаки, восполняли его «конфискациями» у местного населения.
В связи с этим посылать их на задания надо было вместе с регулярными драгунами. Для кампании 1713 г., писал фельдмаршал, «нерегулярные зело потребны, понеже, когда турок мир разорвал и войну объявил, то татары могут для здобычи в украинские городы и села около Сырной недели впасть, как и в прежние годы бывало. А при мне волохов и сербов токмо с небольшим с 400 человек и в скорости оные поспеть не могут. Будет же наперед одних отправить, то обывателем учинят немалые обиды»[56].
Почётная роль охраны штаба Шереметева в Прилуках в 1713 г. была доверена сербской роте и его «надворному генеральному шквадрону». В Ахтырке тогда стояло 500 сербов с 1126 лошадьми[57].
6 марта 1713 г. фельдмаршал просил Сенат дать распоряжение генерал-майору графу Ф.Кантакузину, чтобы тот к 225 сербам, навербовал ещё 475 чел., (всего до семи сотен), а к 250 молдаванам прибавил бы 50 чел., (до трёх сотен), чтобы получилась круглая тысяча. Сенат же пошёл ещё дальше – он вынес решение призывать и сверх тысячного числа дополнительно сербов и молдаван, но только «смотря по ведомостям с турецкой стороны»[58]. Ф.Кантакузин в апреле 1713 г. указывал, что о таком решении надо было сообщать заранее.
Только на дорогу к сербам и обратно потребуется три месяца, причём путь будет опасен, если турки «приступят к здешним странам» (Правобережной Украине). Новым добровольцам надо сразу раздать деньги, «ибо бес того в службу итить не хотят». Соглашаясь с этим, Шереметев настаивал, чтобы выделенные для этой цели 5 000 р., были немедленно использованы по назначению, иначе дополнительная вербовка провалится, а некоторые из прежних могут разъехаться.
При заключении Адрианопольского мирного договора с турками 13 июня 1713 г. русская дипломатия, как и прежде, не имела возможности что-либо выговорить в пользу сербов. В год, когда Черногорию постиг жестокий турецкий разгром 1714 г., напряжённость русско-турецких отношений, хотя и продолжалась, но всё же спала.
Внимание к сербским и молдавским ротам уменьшилось, жалованье задерживалось, но, тем не менее, из солидарности («из благочестия») десятки сербов не покидали русскую службу. «Из них сербов один капитан сказал, что он с людьми своей команды, которые все Цесарской области, ежели более здесь он не потребен, [то] получа заслуженное жалованье, может идти в свою землю. Но другой капитан объявил, что он и с ним 60 рядовых не могут возвратиться во отечество, понеже их жилища под турецким владением и для того желают быть неотлучно в службе и протекции Царского Величества»[59].
31 января 1715 г. по указанию царя граф Г.И.Головкин и барон П.П.Шафиров предложили поселиться в Киевской и Азовской губерниях сербским, молдавским и валашским офицерам и рядовым, поступившим в 1711 г., «которым за мирным постановлением никакой службы нет», а вернуться назад они не могут, т.к. выехали без позволения австрийских и турецких властей.
Двум сербским капитанам и 148 рядовым было указано отвести в полках Слободской Украины, смотря по чину, «полковникам по местечку, или по знатному селу, а прочим офицерам по несколько дворов».
Всем офицерам обещалось дать из «порозжих мест» земли и для новых поселенцев, которых они призовут из «своих краёв». В военное время офицеры будут иметь команду над своими людьми, а в мирное – «от них пожиток».
«А сербским офицерам и рядовым отвесть в Азовской губернии места, где жить и давать годовое денежное и хлебное жалованье». Капитанам назначили по 60 р. денег и 60 четвертей хлеба (ржи и овса поровну), поручикам по 30 р. и 30 четвертей, прапорщикам по 25 р. и 25 четвертей, вахмистрам по 14 р. и 14 четвертей, рядовым по 12 р. и 12 четвертей на год.
Тем, кто пожелает уехать, предписано было выдавать паспорт и деньги на обратную дорогу[60].
В 1723 г. Пётр Великий поручил капитану И.И.Албанезу снова сформировать полк из австрийских сербов, в который набрали 456 чел. Для полного комплекта в него включили 600 слободских украинцев[61]. Так было положено начало поселенным сербским гусарским полкам на службе Российской империи (аналог австрийской «Militärgrenze»).
Петровская эпоха стала твёрдым основанием русско-сербской взаимности, которая прошла сквозь века. В Турецко-русской войне 1710-1713 г. Порте пришлось учитывать настроения славян в своих владениях и войну с Черногорией, которая сковала османские силы в Албании, Герцеговине и Боснии. Россия тогда косвенно помогла становлению Черногорской государственности.
Первый опыт координации действий сербов и Русской армии в 1710-1713 гг. не был удачен, но напряженные отношения с Османской империей в это время активизировали сближение русских с сербами. Первые сербские колонии, возникшие после 1710-1713 гг. на Украине, положили начало военно-земледельческим поселениям в Новой Сербии и Славяносербии.
Болгария, Польша и русско-турецкая война
1877-1878 гг
135 лет назад завершилась очередная русско-турецкая война. По её итогам Османская империя лишилась захваченных ранее Бессарабии (населена молдаванами) и Карсской области (населена грузинами и армянами), а Болгария восстановила свою государственность на правах широкой автономии.
Болгары называют эту войну освободительной, и по всей стране рассеяно более 400 памятников погибшим русским воинам. Всё началось с объявления Россией войны Турции после жестокого подавления османами Апрельского восстания.
В истории болгар это событие – одно из центральных, очередной кровавый этап на пути к освобождению от мусульманского ига. В восстании погиб национальный герой Болгарии поэт Христо Ботев, болгарский Адам Мицкевич.
Война 1877-1878 гг. была серьёзным событием, значительно повлиявшим на расклад сил в Европе, закреплённым Сан-Стефанским мирным договором. Это не могло остаться без внимания польской патриотической общественности, пребывавшей в деморализованном состоянии после поражения Январского восстания 1863 г. Желая России поражения, польские патриоты надеялись на возрождение Великой Польши, поэтому не оставались вдалеке от событий на Балканах.
Но у польских патриотов отношение к борьбе южных славян было двойственным. Часть из них сочувствовала болгарам, сербам, македонцам, и присоединились к восставшим. Другие видели в османах союзников против России, поэтому с готовностью влились в ряды турецкой армии, помогая ей расправляться с балканскими народами.
Справедливо утверждается, что среди войн ХIX в. вряд ли найдётся такая, где бы поляки не стреляли друг в друга, и русско-турецкая война 1877-1878 гг. – не исключение. Ведь была ещё третья категория поляков, причастных к тем событиям – солдаты, офицеры царской армии польского происхождения.
Среди генералов-поляков - начштаба Дунайской армии Артур Непокойчицкий, его заместитель Казимир Левицкий, ген. Дмитрий Нагловский (участвовал в подавлении Январского восстания 1863 г.), ген. Адам Квецинский (его соединение отличилось у Шипки), ген. Константин Бискупский (отличился под Плевной) (1).
В Дунайской армии было много рекрутов-поляков, о численности которых мнения польских историков расходятся (от 50 000 до 20 000). Разнятся и данные о численности поляков среди российских офицеров Дунайской армии (от 9% до 35%) (2).
Сторонники польско-османского военно-политического союза против России сформировали в Константинополе собственную боевую единицу – Польский легион в Турции (Legion Polski w Turcji). Легион состоял из европейского и азиатского отрядов. Азиатский отряд воевал на Кавказе, европейский состоял из 65 бойцов под командованием Юзефа Ягмина, участника польских восстаний 1830 и 1863 г., и участвовал в боях на Балканах.
Ю. Ягмин служил легионером в Польском легионе в Венгрии (под командованием Юзефа Высоцкого) во время венгерского восстания 1848 г., а в Крымскую войну 1854-1856 гг. - в польском полку султанских казаков в Турции ген. Владислава Замойского.
Позже очутился во Франции, откуда двинулся в Польшу, чтобы влиться в состав отряда Зигмунта Милковского, и принять участие в восстании 1863 г. Отряд вступил в бой с румынами (3). З. Милковский был арестован, и передан австрийским властям, а Ю. Ягмин оказался в составе турецкой армии в Болгарии, где умер от ран в битве под Кизларом (не путать с дагестанским Кизляром), где польские легионеры понесли тяжёлые потери.
Параллельно с этим польская эмиграция в Константинополе контактировала с английской резидентурой, получая от неё деньги для антироссийского восстания в Польше. Часть польских патриотов надеялась на вступление в Подолию османских войск, но получивший от англичан деньги Адам Сапега решил использовать средства для проведения диверсий в тылу российской Дунайской армии: поход отряда венгерских и польских добровольцев (1400 венгров и 450 поляков) в Сербию по тылам российских войск. План был раскрыт австрийцами и не удался.
С началом русско-турецкой войны 1877-1878 гг. на службе у турок оказались диктатор Январского восстания Мариан Лангевич (Ланги-бей), активные легионеры Теофил Лапинский (Теффик-бей), подстрекавший кавказских горцев к войне с Россией, Владислав Костельский (Сефер-паша), организатор турецкой кавалерии, и Константин Божецкий (после принятие ислама – Мустафа Джелаледдин-паша, прадед турецкого поэта-коммуниста Назима Хикмета) и погибший в боях с черногорцами, инженер Кароль Бжозовский, в интересах турецкого султана исследовавший земли Курдистана, врач Владислав Яблоновский, осевший в Багдаде при турецком гарнизоне, и т.д.
Они не были первопроходцами, т.к. формированием польского легиона в Турции занимался ещё А. Мицкевич, но не довёл дело до конца, скончавшись в Константинополе в 1855 г.
Однако задолго до 1870-х гг. в составе турецкой армии было немало выходцев из Лехистана (так турки называли Польшу) – командир польского отряда, участвовавшего в оккупации Македонии и Ливана Михал Чайковский (после принятия ислама – Садык-паша), погибший в сирийском Алеппо в бою с арабами ветеран Польских легионов в Венгрии Юзеф Бем (Амурат-паша), бывший адъютант Ю. Бема в Венгерскую революцию 1848 г., участник походов персидской армии и участник боевых действий турецкой армии против черногорцев, грузин и, как губернатор Багдада, против арабов Ирака, Антоний Линский (Мехмет Искендер-паша), который начинал карьеру командиром полка турецких жандармов, генерал турецкой армии Людвик Шафранец-Быстшоновский и др.
«Человек, написавший на революционных польских знамёнах «За нашу и вашу свободу!», и слово «вашей» поместивший перед словом «нашей» вопреки давней дипломатической логике, был носителем польского духа», - гордо писал А. Мицкевич.
Но пафоса в этих словах больше, чем морали. Гораздо охотнее поляки поддерживали турецких оккупантов и своим оружием, и своей дипломатией. Если не учитывать участие поляков в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. в составе российской армии (зная, как неохотно новобранцы надевали форму царской армии и вряд ли многие из них сделали это добровольно), сравнение количества поляков, вставших на сторону болгар, и на сторону османов, будет явно не в пользу первых.
Тот же Антоний Линский исполнял функции тайного агента Отеля «Ламбер» в Добрудже, где позиции России среди православного болгарско-румынского населения были традиционно сильны (4). Видимо, в обязанности А. Линского входило распространение антироссийских настроений и поиск союзников.
В условиях напряжённых турецко-российских отношений и жестокого турецкого ига, под которым томились Балканы, «антироссийский» автоматически означало «протурецкий», а придерживаться протурецких взглядов могли только местные коллаборационисты.
Похожую миссию ряд поляков выполнял в Сербии.
Владислав Яблоновский сбросил медицинский халат и добровольно надел форму турецкого солдата, и отправился в Армению воевать с «москалями» и армянами.
Те, кого сегодня причисляют к выдающимся образцам польского патриотизма, часто действовали против болгар, преследуя свои цели, а строки, посвящённые памяти одного из польских легионеров на турецкой службе, уже упоминавшегося здесь Кароля Бжозовского - «Новых миров открыватели, гонцы неспокойные…» («Nowych światów odkrywcy, niespokojni gońce…») – лишь частица мифа о благородстве польских легионеров.
Польская политическая эмиграция пыталась содействовать сближению болгар с Ватиканом – вплоть до унии – т.е. работала над изменением духовного облика болгарского Православия. В польских источниках часто упоминается о наличии среди болгарской интеллигенции того времени пропольского крыла во главе с Драганом Цанковым, принявшим католицизм и называвшего панславизм и панэллинизм «истинно дьявольским делом». Д. Цанков через польского полковника Йордана, агента в Турции, и целый ряд других католических иерархов искал контактов с Римом.
Папа Пий IX откомандировал в Болгарию польских монахов из монастырей Италии и Галиции. Польские посланники Папы Римского оставались в Болгарии и в войну 1877-1878 гг., открыв Католико-Болгарскую гимназию, издательство и духовную семинарию (5).
Но почти не упоминается о том, что позже Д. Цанков вновь перешёл в Православие, сумел настроить против себя болгарское духовенство, а под старость превратился в горячего патриота России и жил в Петербурге на русскую пенсию.
Продолжая линию скончавшегося в 1861 г. Адама Чарторыйского, польская эмиграция грезила конфедерацией южнославянских народов с опорой на Речь Посполитую. Болгар и сербов подталкивали к соглашательству с турками, расписывали радужные перспективы возрождения болгарского народа под сенью Блистательной Порты (6).
Польская политическая эмиграция тут же теряла интерес к Болгарии, как только та сближалась с Россией. После поражения османов в 1878 г. по всей Болгарии едва набиралось 300 поляков, хотя незадолго до войны их было около 1000 (7).
Церковь святого благоверного князя Александра Невского в г. Минске - храм-памятник воинам из белорусских губерний, отдавшим свои жизни за освобождение Болгарии в русско-турецкой войне 1877-78 годов.
Последней попыткой польской эмиграции использовать болгарский вопрос в своих целях была миссия полуполяка-полуангличанина Станислава Бауэра де Сент-Клера (по матери - Коссаковский) среди помаков – исламизированных болгар, не желавших жить в христианской Болгарии. Согласно польским источникам, Станислав Бауэр де Сент- Клер, будучи капитаном английской армии, возглавил исламский мятеж, одержал пару побед в боях с российскими войсками, и надеялся пробиться в Польшу, чтобы там поднять очередное восстание. Все его начинания закончились фиаско.
По иронии судьбы
По иронии судьбы, в соседней Македонии, оставшейся в руках османов, антитурецкое восстание подняли христиане, и среди восставших упоминается имя польского эмигранта – Людвика Войткевича.
В стихотворении Христо Ботева «На прощанье» есть такие строки: «Не плачь, моя мать, не сетуй, что стал я, твой сын, гайдуком, гайдуком стал, бунтарем я, тебе несчастной оставил свое оплакивать чадо! Но ты проклинай, родная, турецкую злую неволю, что обрекла нас скитаться на этой горькой чужбине…».
Христо Ботев, болгарский Адам Мицкевич, пал во время Апрельского восстания накануне войны 1877-1878 гг., но, в отличие от своего польского коллеги по таланту, свободу своей родины он не пытался достичь через порабощение иных народов.
Примечания
[1] Богоявленский С.К. Из русско-сербских отношений при Петре I // Вопросы истории. 1946. № 8-9. С.20.
[2] Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. М., 1962. Т.7. С.526.
[3] .[Толстой П. А.]. Русский посол в Стамбуле. М., 1985; Богоявленский С.К. Из русско-сербских отношений... С.21.
[4] Соловьев С.М. История России… Т.7. С.606.
[5] Богоявленский С.К. Пётр I. Материалы для биографии. М., 1946. Т.3. С.393.
[6] Радоjичиħ ɧ. Jужнословенско-руске културне везе до почетка 18 в. Крушевац, 1967. С.101.
[7] Веселиновиħ Р.Л. Арсениjе III Црноjевиħ у историjи и књижевности. Београд, 1949. С.40.
[8] Российский государственный архив древних актов (далее РГАДА). Ф.89. Оп.1. 1708. Д.2. Л.422-426 об.
[9] РГАДА. Ф.89. Оп.1. 1709. Д.1. Л.46-47.
[10] Паспорт П.Божичу от Евгения Савойского от 1 октября 1699 г. см. РГАДА. Ф.52. Оп.1.1704. Д.18. Л. 7 об.- 8.
