Поиск

Навигация
  •     Архив сайта
  •     Мастерская "Провидѣніе"
  •     Одежда от "Провидѣнія"
  •     Добавить новость
  •     Подписка на новости
  •     Регистрация
  •     Кто нас сегодня посетил

Колонка новостей


Чат

Ваше время


Православие.Ru


Видео - Медиа
фото

    Посм., ещё видео


Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Помощь нашему сайту!
рублей ЮMoney
на счёт 41001400500447
( Провидѣніе )

Не оскудеет рука дающего


Главная » 2017 » Июнь » 1 » • Выдача казаков в Лиенце •
09:51
• Выдача казаков в Лиенце •
 

providenie.narod.ru

 
фото
  • Предисловие
  • События выдачи
  • Предыстория
  • Событийная канва
  • Статистические данные
  • Судьба казаков
  • Суд над генералами
  • Вопросы реабилитации
  • Память
  • Трагедия Лиенца
  • Выдача казаков в Лиенце
  • Помочь, проекту "Провидѣніе"
  • Предисловие

    Вы́дача казако́в в Ли́енце и Юденбу́рге — насильственная выдача англичанами и американцами Советскому Союзу по разным источникам от 45 до 60 тыс.[1]

    казаков, воевавших на стороне Германии во время Второй мировой войны (преимущественно находились в составе частей Казачьего Стана и 15-го казачьего кавалерийского корпуса[* 1]), а также беженцев (женщин, детей, стариков), ушедших с немцами с Терека, Кубани и Дона.[* 2]

    Согласно договорённостям Ялтинской конференции, англо-американские союзники обязались выдать СССР после окончания войны всех перемещённых лиц, бывших гражданами СССР на 1939 год. Союзники перевыполнили свои обязательства, выдав и значительную часть эмигрантов первой волны, которые не были советскими гражданами.[4]

    Основные события разворачивались в австрийском городе Лиенце, а также в Юденбурге и др.

    Акция сопровождалась большим количеством жертв.[5][6]

    См. также: Операция «Килхол».

    События выдачи

    2 мая 1945 года руководство Казачьего Стана объявило приказ о перемещении на территорию Австрии в Восточный Тироль с целью почётной капитуляции англичанам. Численность Стана в это время составляла по данным, приведённым М. Шкаровским со ссылкой на австрийских историков, 36 000, в том числе: 20 000 боеспособных штыков и сабель и 16 000 членов семей (также со ссылкой на итальянских учёных — «около 40 000 человек»).

    В ночь со 2 на 3 мая казаки начали переход через Альпы. У с. Оваро итальянские партизаны перегородили горную дорогу и потребовали сдачи всего транспорта и оружия. После короткого интенсивного боя казаки расчистили себе дорогу.

    Переходом руководили генералы П. Н. Краснов, Т. И. Доманов и В. Г. Науменко. 6 мая почти все казачьи части Стана в тяжёлых погодных условиях перешли обледенелый альпийский перевал Плекенпасс, пересекли итальянско-австрийскую границу и вышли в район Обердраубурга. 10 мая в Восточный Тироль пришли ещё 1400 казаков из резервного полка под командованием генерала А. Г. Шкуро. К этому времени Казачий Стан достиг г. Лиенца и расположился на берегах реки Дравы, штабы Краснова и Доманова разместились в гостинице Лиенца.

    18 мая в долину Дравы пришли англичане и приняли капитуляцию. Казаки сдали почти всё оружие и были распределены в нескольких лагерях в окрестностях Лиенца.[4]

    Первоначально 28 мая, обманом, под видом вызова на «конференцию», англичане изолировали от основной массы и выдали органам НКВД около 1500 офицеров и генералов.[4][7]

    С семи часов утра 1 июня казаки собрались на равнине за оградой лагеря Пеггец вокруг полевого алтаря, где проводилось траурное богослужение. Когда настал момент причащения (причащали одновременно 18 священников), появились британские войска. Британские солдаты бросились на толпу сопротивлявшихся казаков, избивали и кололи штыками, пытаясь загнать в машины. Стреляя, действуя штыками, прикладами и дубинками, они разорвали заградительную цепь безоружных казачьих юнкеров.

    Избивая всех без разбора, бойцов и беженцев, стариков и женщин, втаптывая в зем­лю маленьких детей, они стали отделять от толпы отдельные группы людей, хватать их и бросать в поданные грузовики.[8][9]

    Выдача казаков продолжалась до середины июня 1945 года. К этому времени из окрестностей Лиенца в СССР было депортировано свыше 22,5 тыс. казаков и кавказцев, в том числе как минимум 3 тыс. старых эмигрантов. Более 4 тыс. человек бежало в леса и горы. Не менее тысячи погибли во время операции британских войск 1 июня.[10]

    Помимо Лиенца из лагерей, расположенных в районе Фельдкирхен — Альтхофен, в советскую зону было вывезено около 30-35 тысяч казаков из состава 15-го казачьего корпуса,[7] который с боями в полном порядке прорвался в Австрию из Югославии[11] (по данным К. Александрова — более 20 тысяч человек[12]). Всего английскими оккупационными властями, по данным немецкого историка Й. Хоффманна, из различных лагерей в Австрии было выдано около 60 тыс. казаков-военнослужащих и беженцев.[1]

    М. Шкаровский приводит следующие цифры со ссылкой на архивные документы (в частности, на доклад начальника войск НКВД 3-го Украинского фронта Павлова от 15 июня 1945 года): с 28 мая по 7 июня советская сторона получила от англичан из Восточного Тироля 42 913 человек (38 496 мужчин и 4417 женщин и детей), из них 16 генералов, 1410 офицеров, 7 священников; в течение следующей недели англичане поймали в лесах 1356 убежавших из лагерей казаков, 934 из них 16 июня были переданы органам НКВД; отмечаются отдельные самоубийства и ликвидация НКВД на месте 59 человек как «предателей родины».[4]

    Предыстория

    Основная причина[13][14][15][16][17], почему многие казаки воевали на стороне Германии — политика геноцида[* 3] казачьего народа, проводимая большевиками с 1919 года.[16][19]

    Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно—этнические общности людей, например казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их насильственным переселением, упразднением национально—государственных образований, перекраиванием национально—территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения.

    — Ст. 2 Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов»[20]См.: «Расказачивание», также: «Коллективизация в СССР», «Голод в СССР (1932—1933)».

    Событийная канва

    1919 год

    Из Директивы ЦК РКП(б) «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах»[21]:

    …Провести массовый террор против богатых казаков, истребляя их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью…

    …"Освобождая" казачьи земли для переселенцев, в станицах расстреливали в сутки по 30―60 человек. Только за 6 дней в станицах Казанской и Шумилинской расстреляно свыше 400 человек. В Вёшенской — 600. Так начиналось «расказачивание»…[22] [23]

    1932 год

    …казак Самбуровской станицы Северо-Донского округа Бурухин, когда ночью пришли хлебозаготовители, «вышел на крыльцо в полной парадной казачьей форме, при медалях и крестах и сказал: „Не видать советской власти хлеба от честного казака“»…[22]

    Восстание станицы Тихорецкой на Кубани, 1932 год[* 4]

    …Повстанцы оказали отчаянное сопротивление. Каждая пядь земли защищалась ими с необычайным ожесточением… Несмотря на недостаток оружия, численное превосходство неприятеля, на большое число раненых и убитых и недостачу продовольствия и военных припасов, восставшие держались в общем 12 дней и только на тринадцатый день бой по всей линии прекратился… Расстреливали днём и ночью всех, против кого были малейшие подозрения в симпатии к восставшим. Не было пощады никому, ни детям, ни старикам, ни женщинам, ни даже тяжко больным…[22]

    1941 год

    …В первом же бою перешёл на сторону немцев. Сказал, что буду мстить за всех родных, пока я жив. И я мстил…[22]

    1942 год

    …Летом 1942 года пришли немцы с казаками. Стали формировать добровольческий казачий полк. Я первым в станице стал добровольцем 1-го казачьего полка (1-й взвод, 1-я сотня). Получил кобылу, седло и сбрую, шашку и карабин. Принял присягу на верность батюшке Тихому Дону… Отец и мать похвалили и гордились мною…[11]

    Статистические данные

    По состоянию на 1916 г. казаков Дона, Кубани и Терека было 3 млн. 117 тыс. (70,3 % от 4,4 млн казаков России), воевало из них 208 тыс. чел. (72,8 % служилых казаков России), 6,5 % от казачьего населения юга России:

    Донские казаки — 1 млн. 495 тыс. чел. (33,7 % российского казачества), воевало из них 100 тыс. чел. (35,0 % служилых казаков России);

    Кубанские казаки — 1 млн. 367 тыс. (30,8 %), воевало 90 тыс. чел. (31,5 %);

    Терские казаки — 255 тыс. чел. (5,8 %), воевало 18 тыс. чел. (6,3 %);

    Остальные войска — 1 млн. 274 тыс. чел. (29,7 %), воевало 77 тыс. чел. (27,2 %).

    К 1941 г. осталось 1 млн. 450 тыс. казаков (47 % от численности 1916 г.):

    Донских 680 тыс. (45 %);

    Кубанских 650 тыс. (48 %);

    Терских — 120 тыс. (47 %).

    После мобилизаций, репрессий и эвакуаций 1941—1942 гг., в оккупацию попало 1-1,05 млн казаков, 31-34 % от численности 1914 г., в том числе: Донских — 500—540 тыс., Кубанских — 440—480 тыс., Терских — 80-100 тыс.

    Вывезено в Германию, умерло и погибло 0,1-0,2 млн казаков.

    Отступило с немцами 0,28 млн казаков, или примерно 30-40 %.

    В 1-ю мировую войну воевало 6,5 % от казачьего населения юга России. Казаков на стороне 3-го рейха воевало примерно столько же. Есть формальные основания на существование версии о гражданской войне казачества с СССР, проходившей внутри 2-й Мировой войны.[24]

    По данным С. М. Маркедонова, «через казачьи части на стороне Германии в период с октября 1941 по апрель 1945 гг. прошло около 80 000[25][* 5] человек, из которых, вероятно, только не более 15—20 тысяч человек не были казаками по происхождению». Согласно исследованиям В. П. Махно — 150—160 тыс. человек (из них до 110—120 тыс. казаки и 40—50 тыс. не казаки).[3]

    По данным, приведённым А. Цыганком, на январь 1943 года в германских вооружённых силах было сформировано 30 войсковых частей из казаков, от отдельных сотен до полков, общей численностью около 20 000 человек.[27]

    По данным В. П. Махно, в 1944 году численность казачьих формирований достигла 100 тысяч: 15-й казачий кавалерийский корпус — 35—40 тыс.; в Казачьем Стане 25,3 тыс. (18,4 тыс. в боевых частях и 6,9 тыс. в частях обеспечения, нестроевые казаки и чиновники); Казачий резерв (Бригада Туркула, 5-й полк, батальон Краснова Н. Н.[28]) — до 10 тыс.; в казачьих частях Вермахта, не переданных на формирование 1-й казачьей дивизии (развёрнутой позже в 15-й корпус) 5—7 тыс.; в частях Тодта — 16 тыс.; в частях СД и помощники ПВО 3—4 тыс.; потери казаков на стороне Германии за войну составили 50—55 тыс. человек.[3]

    По данным К. М. Александрова потери убитыми по всем гражданам СССР, служившим на стороне Германии, — 250—300 тыс.[29]

    Судьба казаков

    После передачи советскому правительству казачьи генералы, ряд командиров и рядовых были казнены.

    Прошедшие Лиенц и дожившие до наших дней ветераны Казачьего Стана и 15-го корпуса. Слева направо: В. Г. Пивоваров, П. С. Богданов, Ю. Г. Болоцков, В. Н. Аксёнов.[30]

    Основная масса выданных казаков (включая женщин)[4] были отправлены в лагеря ГУЛаг, где значительная их часть погибла.[4][10] Известно, в частности, о направлении казаков в лагеря Кемеровской области и Коми АССР[31] с работой на шахтах.[32]

    Подростки и женщины постепенно освобождались, часть казаков, в зависимости от материалов их следственных дел, а также лояльности поведения, переводилась на режим спецпоселения с той же работой.[10]

    В 1955 году, по указу Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупационными властями в период Великой Отечественной войны» от 17 сентября, оставшиеся в живых[33] в основном были амнистированы,[5][6] жили, работали в СССР и помалкивали о своём боевом прошлом.[11][34] Меня на работу нигде не принимали.

    Полгода прожил у родной тёти. Но к тому времени я был женат и имел двух сыновей. Пришлось возвращаться в Прокопьевск и ещё шесть лет работать на строительстве шахт… Я же помалкивал о своём прошлом. Потом перешёл работать в Батайск в Ростов-Дон-Водстрой на автокран, где и проработал 35 лет до самой пенсии.[11]

    Суд над генералами

    Военная коллегия Верховного суда СССР объявила решение о казни Краснова П. Н., Краснова С. Н., Шкуро А. Г., Клыча С-Г., фон Паннвица Г., обоснование: «…вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооружённую борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР».

    Они были повешены в Лефортовской тюрьме 16 января 1947 года.[35] По сведениям Франсуа де Ланнуа, суд над генералами начался 15 января 1947 года в 18 часов 25 минут и проводился в закрытом заседании, без присутствия прокурора и без участия защитников, представляющих интересы генералов.

    После трёх часов процесса в 21:25 заседание было закрыто и возобновлено 16 января 1947 года в 11:25. В 15:15 суд удалился, чтобы вынести приговор. Приговор был вынесен в 19:39 и был приведён в исполнение в 20:45 во внутреннем дворе тюрьмы.[36]

    Вопросы реабилитации

    В 1996 году Главная военная прокуратура Российской Федерации посмертно реабилитировала генерала фон Паннвица на основании пункта «а» ст. 3 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года («Подлежат реабилитации лица, которые по политическим мотивам были: а) осуждены за государственные и иные преступления»).

    Установлено, что генерал-лейтенант фон Панвиц в период Великой Отечественной войны являлся гражданином Германии, военнослужащим немецкой армии и выполнял свои воинские обязанности. Данных о том, что фон Панвиц или подчинённые ему части допускали зверства и насилия в отношении мирного советского населения и пленных красноармейцев, в деле не имеется.[37]

    Через пять лет, в 2001 году, после публикации в одном из российских СМИ, с санкции главного военного прокурора решение пятилетней давности было отменено. 28 июня 2001 года управлением Главной военной прокуратуры было вынесено заключение, что фон Паннвиц за совершённые преступные деяния осуждён обоснованно и реабилитации не подлежит. Одновременно Главной военной прокуратурой было признано, что справка о реабилитации фон Паннвица не имеет юридической силы.[37]

    С запросом о реабилитации других генералов обращались региональная общественная организация «Добровольческий корпус», журнал «Посев» и ряд частных лиц. В соответствии с заключением Главной военной прокуратуры об отказе в их реабилитации и определением Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации от 25 декабря 1997 граждане Германии Краснов С. Н., Шкуро А. Г., Султан-Гирей Клыч, Краснов П. Н. и Доманов Т. И. признаны обоснованно осуждёнными и не подлежащими реабилитации.[38]

    17 января 2008 года депутат Государственной думы от партии «Единая Россия», атаман Всевеликого Войска Донского Виктор Водолацкий подписал приказ о создании рабочей группы по политической реабилитации атамана Краснова. По мнению заместителя войскового атамана по идеологической работе полковника Владимира Воронина, который входит в рабочую группу, Краснов не был предателем:

    Краснов был казнён за предательство родины, хотя не являлся ни гражданином России, ни Советского Союза и никого не предавал.[39]

    Депутат Госдумы от «Справедливой России» Михаил Емельянов назвал инициативу казаков серьёзнейшей политической ошибкой, которая получит международный резонанс: «Казаки своими заявлениями существенно ослабляют позиции нашей дипломатии». Депутат Госдумы из фракции КПРФ Николай Коломейцев заявил, что казаки «специально создают шумиху накануне региональных выборов» и пообещал, «что даже попытка реабилитации этого человека вызовет массовые протесты».[40]

    28 января 2008 года Совет атаманов Всевеликого Войска Донского принял решение, в котором отмечалось:

    …исторические факты свидетельствуют о том, что активный борец с большевиками в годы Гражданской войны, писатель и публицист П. Н. Краснов в годы Великой Отечественной войны сотрудничал с фашистской Германией <…> Придавая исключительную важность вышеизложенному, Совет атаманов решил: отказать в ходатайстве некоммерческому фонду «Казачье зарубежье» в решении вопроса о политической реабилитации П. Н. Краснова.[41]

    Сам Виктор Водолацкий заявил: «…факт его сотрудничества с Гитлером в годы войны делает совершенно неприемлемой для нас идею его реабилитации».[41]

    Имеется другая трактовка вопроса реабилитации лидеров Русского освободительного движения — в 1992 году Конституционный суд, разбирая дело КПСС, принял официальное постановление об отмене всех репрессивных приговоров, которые были вынесены партийными органами.

    В случае с Красновым, Паннвицом и их соратниками приговору Военной коллегии Верховного суда предшествовало постановление Политбюро ЦК ВКП(б); то есть принимал решение о вынесении смертного приговора Политбюро ЦК ВКП(б), а затем этот смертный приговор дублировался в заседании Военной коллегии Верховного суда.[42]

    Исходя из этого, историк Кирилл Александров считает, что реабилитация уже состоялась. При этом, казаки вряд ли нуждаются в реабилитации — после переворота 1917 года они как могли боролись с ненавистным им большевистским режимом и в своей массе не раскаялись в этом в последующем.[43] (См.: воспоминания казаков в сборниках Н. С. Тимофеева.[31][10][11])

    Кроме того, поскольку Российская Федерация является правопреемницей СССР, реабилитация настоящих врагов советской власти от имени этой власти является абсурдом. По мнению Александрова, действительная реабилитация таких лиц станет возможна только тогда, когда в России будет дана юридическая оценка всем преступлениям, которые совершили большевики, начиная с 7 ноября 1917 года.[42][44]

    Память

    В Москве на территории храма Всех Святых находится «Мемориал Примирения народов России и Германии, воевавших в мировых войнах». Мемориал создан по инициативе троих православных ветеранов Великой Отечественной войны, которых поддержало «Товарищество ветеранов 15 кавалерийского корпуса». На территории мемориала была установлена плита, со словами: «Воинам Русского общевоинского союза, Русского корпуса, Казачьего Стана, казакам 15-го кавалерийского корпуса, павшим за веру и отечество» и перечисляются: фон Паннвиц, Краснов, Шкуро, Клыч и др.[45]

    5 июня 2004 года состоялась траурная церемония и церковное поминовение атаманов и казаков 15-го казачьего кавалерийского корпуса и Казачьего Стана, членов их семей, насильственно выданных с 28 мая по 5 июня 1945 г. английским правительством советскому. Траурная служба была проведена в храме Всех святых. Церемония была приурочена к 59-летию насильственной выдачи казаков. Затем состоялся крестный ход от храма Всех Святых до православной часовни во имя Преображения Господня на Всероссийском военном братском кладбище героев Первой мировой войны и жертв красного террора[46].

    8 мая 2007 года, в преддверии Дня Победы, мраморная плита была разбита. По данному факту возбуждено уголовное дело по статье «Вандализм». По словам журналиста Ильи Васюнина «„Не для протокола“ сотрудники говорят прямо: „Унесли бы плиту — никаких проблем не было бы“»[47]. Настоятель храма протоиерей Василий Баурин заявил, что данная плита не имеет никакого отношения к храму Всех Святых:

    Мы сами были бы рады перенести эту плиту, поскольку не хотим участвовать ни в каких политических баталиях. Плита была установлена в конце прошлого столетия, но сейчас храм не имеет к ней никакого отношения.[48]

    В станице Еланской Ростовской области, на территории Мемориального комплекса, установлен бронзовый памятник казнённому атаману Краснову и установлено четыре креста, посвящённых трагическим событиям в истории казачества, один из них посвящён Лиенцу.[49]

    На кладбище казаков в Лиенце (нем. Kosakenfriedhof) в 29 массовых могилах похоронено около 300 погибших[50]. Каждый год 1 июня[8] Русской православной церковью заграницей (РПЦЗ) на кладбище проводится панихида[51].

    Трагедия Лиенца

    В трагической истории российского казачества XX в. есть день, вошедший как одна из кровавых страниц в историю народа, который на протяжении многих веков осуществлял охрану российских границ от всяческих посягательств "соседей" на целостность государства. Таким днем является 1 июня 1945 г. В советский период историографии этой дате не было посвящено ни одной публикации, и только за последние годы стали известны некоторые подробности этой трагической даты.

    Попытаемся хронологически рассмотреть, как все это происходило.

    27 мая в 5 часов вечера английский офицер, майор связи В. Р. Дэвис, в сопровождении двух младших офицеров, прибыл в расположение Казачьего Стана в Лиенце. Он доставил генералу Т. И. Доманову приказ английского военного командования, в котором указывалось, что все казачьи офицеры должны были следовать на следующий день в Шпиталь, по приглашению английского фельдмаршала Гарольда Александера на конференцию, предметом которой будет тема: "Общая военно-политическая обстановка и военнопленные казаки". На следующий день, примерно в 13 часов, прибыли английские автомашины, которые сопровождал майор Дэвис и несколько английских офицеров. Пересчитав выстроенных казачьих офицеров, Дэвис предложил занимать им места в автомобилях. Машины тронулись в путь. В это время из лагеря Пеггец выехали 645 офицеров и присоединились к первой колонне. На трассе Лиенц - Никольсдорф к колонне присоединились новые грузовики с офицерами-казаками из Атаманского конвойного полка и 2-го Казачьего полка, а также из юнкерского училища. Всего на конференцию ехало 14 генералов, 2359 штаб- и обер-офицеров, 65 военных чиновников, 14 докторов, 7 фельдшеров и 2 священника.

    Когда офицеров доставили в Шпиталь, их взорам предстал длинный ряд проволочных заграждений и лагерь с длинными рядами бараков. Во дворе лагеря в это время уже находились офицеры Штаба генерала Шкуро во главе со своим предводителем, доставленные в лагерь ранее.

    Произведя обыск у привезенных офицеров, и отобрав все личные вещи, англичане развезли офицеров по баракам.

    Распространился слух, что Т. И. Доманову в лагерной комендатуре объявили, что 29 мая, т.е. на следующее утро все привезенные офицеры и генералы будут выданы СССР. Страшное известие ошеломило всех без исключения, ибо никто ранее не мог допустить и мысли, что англичане способны уготовить такой страшный финал казакам.

    Сопровождая своего национального героя генерал-лейтенанта Султан Келеч-Гирея, прошли по лагерю Северо-Кавказские нотабли (почетные старейшины) - адыгейцы, абадзехи, черкесы, кабардинцы, карачаевцы, осетины, балкарцы. Подойдя к воротам внутреннего лагеря, они вызвали английского коменданта и пытались воздействовать на него, протестуя против выдачи северо-кавказцев в СССР. Но ответ был один: "Получен приказ произвести выдачу, и она будет произведена!".

    В течение ночи несколько офицеров повесились, другие перерезали вены осколками разбитых стекол. На рассвете все выдаваемые столпились у бараков. В пять утра два казачьих священника начали службу под открытом небом молебном о ниспослании спасения "многострадальному воинству казачьему". Тысячи офицеров и генералов стали на колени и горячо молились Богу, роняя порой скупые слезы под наведенными жерлами пушек и пулеметов. Смиренная молитва укрепила их Дух в ожидании шествия на казачью Голгофу...

    Казачьи офицеры сели на землю, крепко сцепившись руками. Звучит команда - и английские солдаты кидаются на сидящих, начиная избивать их прикладами винтовок. Эта "процедура" продолжалась около получаса, затем подоспевшее подкрепления английской пехоты, вырывая избитых людей из общей цепи, забрасывают их в машины.

    Крестный путь обреченных начался. Офицеров везли в Юденбург. Подъехали к демаркационной линии, разделяющей 8-ю английскую армию и войска 3-го Украинского фронта. Она проходила по реке Мур (через которую был перекинут железный мост на стропилах). Мур имеет примерно 70 м в ширину, высота моста около 30 м над быстрой мелководной горной рекой, поверхность которой была усеяна огромными острыми камнями.

    Из грузовиков высадили первую группу офицеров и построили в шеренгу из пяти человек. По команде, поданной англичанами, первая пятерка офицеров в 13 часов 45 минут 29 мая 1945 г. ступила на мост через Мур и двинулась в направлении советской стороны. Дойдя до средины моста, все пятеро как по команде рассыпались в стороны и, подбежав к краю, бросились головой вниз в реку. Казачья Голгофа начала вершиться! Окрестности вздрогнули от выстрелов тяжелых станковых пулеметов, как с английской, так и с советской стороны. Но этого и не требовалось - тела офицеров упали на острые камни и вода окрасилась кровью. Имена погибших: есаул Г. Верескунов, подъесаулы И. Н. Гринько и И. Н. Трофимов, сотник Орехов, хорунжий Г. И. Гулаев.

    Выдача была временно прекращена. Теперь через мост двинулись грузовики, очень плотно, один за другим, чтобы никто не мог выпрыгнуть из кузова. К пяти часам дня англичане сделали свое черное дело, в точности выполняя Ялтинские тезисы 1943 г. Выдача СМЕРШу 3-его Украинского фронта 2426 казачьих офицеров была завершена.

    В то время как англичане обезглавили Казачий Стан, захватив всех офицеров, рядовые казаки провели выборы нового атамана, назначив таковым подхорунжего Кузьму Полунина. Одновременно были произведены выборы всех командиров полков и бригад. Таким образом, единство и управляемость Казачьего Стана были немедленно восстановлены.

    Первым распоряжением нового атамана было предписание всем писарям немедленно сжечь все именные списки офицерского и рядового состава. Равным образом были уничтожены и все другие материалы, которые могли компрометировать казаков.

    29 мая утром в Казачий стан прибыл майор В. Р. Дэвис и официально сообщил о решении английского командования с 1 июня начать отправку казаков в СССР. Во исполнение приказа казаки, казачки и дети должны были грузиться в подаваемые железнодорожные составы. Первыми должны были грузиться Донские станицы, затем - Кубанские а потом Терские. Майор Дэвис предупредил, что в случае сопротивления казаки будут разлучены со своими семьями и к ним будет применена сила согласно строгости законов военного времени.

    Функции казачьего штаба приняло на себя Церковное Управление Казачьего Стана в составе 32 священников. Был разработан план, согласно которому назначалось общее моление казаков на центральной площади лагеря Пеггец в 6 утра 1 июня. На этой площади казаки соорудили высокий деревянный помост, служивший амвоном, на котором стоял Св. Престол со Святыми Дарами. На богослужении присутствовали 15000 казаков, казачек и детей лагеря Пеггец. Также прибыло Казачье юнкерское училище, позже с хоругвями и во главе с полковыми священниками стали проходить казачьи полки и выстраиваться на площади: 3-й Казачий запасной, 1-й Казачий конный, 1-й и 2-й Донские, 3-й Кубанский, 4-й Тереко-Ставропольский, 5-й Сводно-Казачий, 6-й Донской, казачьи пешие и другие. Священники проводили исповедь казаков и казачек и причащали всех говевших.

    К этому времени к железнодорожной станции Лиенца были подготовлены составы с товарными вагонами. Эти составы ожидали казаков для отправки их в СССР.

    Но люди продолжали горячо и искренне молиться, в сердце каждого была надежда, что Господь услышит молитву и чудо совершится. Время подходило к полудню, когда послышался шум, и к лагерю стали подъезжать танки и наполненные вооруженными солдатами грузовики. На предложение английского офицера разойтись и приготовиться к погрузке молящиеся ответили преклонением колен перед Святыми Дарами. Но молитва не закончилась. Заработали моторы танков, и они пошли на толпу, ломая ряды людей. Раздались стоны и крики раздавленных и искалеченных. Ужас обуял людей. Солдаты в английской форме, но с отборными русскими ругательствами, били прикладами людей, заставляя их садиться в грузовики. Окровавленные жертвы забрасывались в грузовики, как мешки. Таким образом наполнялись машины.

    Со следующего утра погрузка людей продолжалась. И так, регулярно, в течение 2-х недель со станции Лиенц отходили в сторону СССР железнодорожные составы. Душераздирающие крики. Убитые, раздавленные, покончившие с собой. Сплошной пеленой кошмара покрылась земля некогда так горячо любимой родины для казаков. В дороге умерло от болезней две с лишним тысячи казаков и казачек. Оставшиеся казаки "осваивали" бескрайние просторы Сибири и Дальнего Востока. Некоторая часть казаков попала и на печально известный в анналах советской тюремной истории остров Вайгач на Крайнем Севере, в Баренцевом море. Здесь располагались свинцовые рудники. В год умирало здесь около 1500 человек.

    Большинство казачьих генералов было повешено в 1946 г., такая же участь постигла и многих офицеров.

    Эдуард Бурда

    Выдача казаков в Лиенце

    Эта статья — участницы Лиенцевской трагедии доктора Марии Емельяновны Платоновой — урожденной Фетисовой, донской казачки.

    ...Мария Емельяновна совершала и поездку в Англию — на суд в защиту историка Николая Дмитриевича Толстого.

    Мария Емельяновна и ее мама — Ангелина Исакиевна Фетисова — запечатлены художником Сергеем Григорьевичем Корольковым на картине “Выдача казаков в Лиенце”. (Австрия, июнь 1945.)

    Это было так... Весну 1945 года мама и я встретили в Северной Италии, в которую мы прибыли с казачьими семьями из Берлина.

    В Берлине был сборный пункт, и туда направлялись немецким командованием все казаки, находящиеся в Германии на работе.

    Мама и я с 1943 года находились в Остовском лагере г. Штаргарда в Померании. Получив приказ, комендант лагеря помог нам выехать в Берлин.

    В Берлине к великому нашему удивлению и радости мы встретили моего дядю П.Е. Фетисова, который во время революции отступил из России с войсками белой армии и всю жизнь прожил в Югославии, в Белграде.

    ...Приближался конец войны. Немецкие войска покидали Италию. В Толмеццо, в “Казачьем стане”, была решено вывести казаков и их семьи в Австрию, совершив путь через Альпы, обозами и пешком. Старики, дети и слабые передвигались на телегах, кто верхом на лошади, а большинство, в том числе и я, пешком. Переход был трудным и опасным: дорога узкая, с одной стороны скалы, с другой — пропасть; небольшая неосторожность — и можно свалиться, особенно когда дошли до верхушки гор, а дорога была покрыта снегом и льдом. Но с Божьей помощью весь обоз благополучно перешел Альпийские горы и спустился в долину Австрии.

    Здесь мы услышали, что война окончена и мы находимся в Английской зоне. Было отдано распоряжение двигаться в направлении Лиенца. В радужном настроении, с благодарностью судьбе, что мы оказались в руках самой цивилизованной страны мира — Англии, а не в руках Титовских партизан или Красной Армии, с толпой людей, все время присоединяющихся к нам, добрались мы до окрестностей небольшого городка Лиенца.

    Неподалеку от Лиенца находился лагерь Пеггец, состоящий из большого количества бараков, использованных во время войны немецкой армией.

    Большинство из нас разместилось в бараках. Многие построили палатки в поле за лагерем, недалеко от места, которое было загорожено для казачьих лошадей. Пережив все ужасы войны, совершив переход через Альпы, оказавшись в руках добрых, благородных англичан, все были в возбужденном радостном состоянии, полные оптимизма и уверенности: все страшное миновало, и всех нас ожидает светлое будущее.

    Оптимизму помогала и дивная весенняя природа Тироля. Изумрудная трава покрылась чудесными красками полевых цветов, как персидским ковром; кустарники стояли, как белые невесты; а величавые Альпы, покрытые сверкающими на солнце снеговыми шапками, упирались в безоблачную синь.

    Все мы были благодарны английскому военному командованию, которое так заботилось о нас: снабжало продуктами, медикаментами и всем необходимым для повседневной жизни.

    В должности связного офицера между казаками и английским командованием был высокий рыжеволосый молодой офицер — майор Расти Дэвис. Переводчиком у него был личный адъютант ген. Даманова капитан Бутлеров, с которым майор Дэвис часто посещал лагерь. Окружив его, все старались узнать, что будет с нами и как долго мы останемся в Пеггеце. С английской вежливостью и улыбкой он старался заверить нас, что все страшное осталось позади и теперь нам нечего беспокоиться, так как английское командование приложит все усилия, чтобы обеспечить нам светлое будущее.

    Приходил он всегда с шоколадкам, и дети, завидев его, бежали к нему с протянутыми ручонками. Раздав сладости, он ласково гладил их по головке...

    Дни шли за днями. Более подозрительные казаки предполагали что-то нехорошее, но большинство не теряло врожденного оптимизма и находилось в блаженном неведении.

    Подходил конец мая. Шли какие-то разговоры о предстоящей конференции, на которую приглашаются все казачьи офицеры... Но это, казалось, были только слухи.

    Настал день 28 мая — день, который войдет в историю казачества как день величайшей трагедии людей, доверивших свою жизнь и честь таким же офицерам, но только английской державы.

    У англичан есть слово “джентльмен”, в котором сочетаются понятия: честь, чувство долга, благородство, т.е. все самые высокие, лучшие качества человека. И вот это слово английского офицера было дано ничего не подозревающим русским офицерам, с заверениями, что конференция продлится несколько часов и к вечеру все вернутся в лагерь.

    За всю историю человечества ни одна страна в мире не совершила такого вероломства, и никто не мог предполагать, на какое предательство и беспримерную подлость способно английское командование.

    С утра начали прибывать английские грузовики и началась отправка офицеров. Семьи стояли группами; со слезами на глазах прощались, с тоской смотрели вслед уходящим машинам.

    Мама и я искали глазами дядю Петю; и вот он, быстро подойдя к нам, начал прощаться. Никогда не видела я его таким интересным, как в тот момент, когда он стоял перед нами в парадной форме полковника императорской России.

    Почему-то защемило сердце, и я, чуть не плача, спросила: неужели и ему нужно обязательно ехать на какую-то конференцию?.. И почему всем офицерам? Не проще ли выбрать делегацию из более важных и послать на эту странную конференцию?.. Улыбнувшись, он сказал: англичане приказали надеть парадные формы и всем офицерам ехать, и что английский офицер дал слово чести: к вечеру они все вернутся в лагерь...

    Поцеловав маму и меня, он быстро пошел к ожидающим грузовикам.

    Наполненные машины умчались, обдав пылью стоящих группами плачущих женщин.

    Не забуду никогда взволнованное лицо мальчика лет четырнадцати—пятнадцати, сына доктора Симоненко, умоляюще смотрящего на меня, со слезами в глазах просящего моего совета. Его отец уехал рано утром с первым транспортом офицеров, приказав ему остаться в лагере и ждать его возращения. Оставшись без отца (мать погибла еще в начале войны), он был в отчаянии и никак не мог решить, что ему делать. Зная, как тяжело быть одному, да еще в его возрасте, я сказала, что ему лучше соединиться с отцом, так как кроме отца у него никого нет. Радостно улыбнувшись, он бегом помчался к последнему уходящему грузовику, взобрался на него и уехал.

    Прошло столько лет, а я все еще сожалею, что дала ему такой совет. Остался ли он жив?.. Встретился ли с отцом?.. Один Бог знает.

    Уехали последние грузовики. Настала зловещая тишина. Было предчувствие, что случилось что-то страшное, непоправимое.

    Надвигались сумерки. Теплившаяся маленькая надежда, что офицеры вернутся, постепенно исчезала. Женщины и дети — расставшиеся с мужьями, отцами и сыновьями — почувствовали себя осиротелыми, беззащитными.

    Ночь была мучительной. Никто не сомкнул глаз и ждал рассвета, чтобы увидеть Дэвиса и получить от него ответ на все мучившие нас вопросы.

    Настало утро. Наконец-то появился Дэвис с девушкой-переводчицей и сообщил: офицеры никогда не вернутся, и мы все должны приготовиться к возвращению на Родину — независимо от того, хотим мы или нет.

    Когда во время войны сыпались бомбы, воздушной тревогой и своим пронзительным свистом они подготовляли человека к надвигающейся катастрофе. А здесь... В такое солнечное весеннее утро слова Дэвиса прозвучали как гром среди чистого неба.

    С застывшими от ужаса глазами люди окаменели и стояли, как в столбняке. Мозг отказывался воспринять, понять случившееся с офицерами, добровольно согласиться на возвращение в руки злейшего врага казачества антихриста Сталина.

    Ни слезы, ни мольбы не подействовали на Дэвиса. Он только взволнованным голосом убеждал нас не сопротивляться, так как иначе будет применена сила и нас все равно заставят вернуться на Родину. Дэвис убеждал нас, что он получил приказ от высшего командования и как британский офицер должен исполнить приказание своего начальства. На его уговоры и просьбы все давали один ответ: лучше мгновенная смерть на австрийской земле, чем мучительная смерть в застенках НКВД или на советской каторге.

    Черные флаги были развешаны на всех бараках лагеря и на столбах по дороге к лагерю. Казаки объявили голодовку. Англичане привозили продукты, но никто не помогал разгружать, и продукты сбрасывались на землю посреди площади.

    Я помню ясно большую кучу, нагроможденную из консервных банок, галет, хлеба... А посреди — воткнутый черный флаг и плакат со словами: “Лучше смерть здесь, чем возвращение в СССР”.

    До моего сознания все еще не доходило, что нас насильно заставят возвратиться в Сов. Союз. Мне казалось: когда англичане увидят, что мы действительно не хотим возвращаться, нас оставят в покое, решат нашу судьбу иначе.

    В тоскливом ожидании и непонятном страхе прошли дни 29, 30 мая.

    31-го мая майор Дэвис сообщил: чтобы мы были готовы к транспорту утром 1-го июня.

    Оставалась только надежда на молитву и Божью помощь.

    Посреди площади был построен деревянный помост с походным алтарем и большим крестом, над которым воздвигли черный флаг. Было решено, что рано утром 1-го июня мы все соберемся на площади и с духовенством будем усердно молиться и просить Божьей помощи и защиты.

    С рассветом начали выходить из бараков и собираться на площади. Взяв портфель с документами, мама и я присоединились к огромной толпе людей, в большинстве женщин, стариков и детей.

    Вышло духовенство, неся иконы, хоругви и черные траурные флаги.

    Тысячная толпа окружила алтарь.

    Молодые мужчины, юноши и мальчики, крепко взявшись за руки, окружили кольцом молящихся, стараясь своими телами защитить слабых, детей и стариков.

    Во всем происходящем было что-то жуткое, нереальное.

    Молитвенное пение Литургии разносилось по долине. Люди, тесно прижавшись друг к другу, с замиранием сердца ожидали: что будет?

    Ждать пришлось недолго. В ворота лагеря въехали открытые трехтонные грузовики и остановились вплотную к стоящей толпе. Выйдя из машины, Дэвис объявил, что нужно начать погрузку. Я все еще не верила, что будет применена сила. На все уговоры Дэвиса толпа только теснее жалась друг к другу.

    Что произошло дальше, даже самая страшная фантазия не сможет вообразить. Солдаты выстроились шеренгой, по команде примкнули штыки к винтовкам, вооружились дубинками. Подойдя вплотную, старались вытащить отчаянно сопротивляющуюся жертву и втолкнуть ее в грузовик, но люди выскакивали из грузовика и снова бежали в толпу. Солдаты начали терять терпение. Что случилось дальше не поддается описанию.

    Пережив войну, испытав много ужасов, пробыв в Остовском лагере, я не могла вообразить, насколько человек может быть жестоким и бессердечным по отношению к другому человеку.

    Как завороженная смотрела: передо мной стоящего юношу солдат с огромной силой ударил дубинкой по вытянутой руке. Раздался стон. И рука, перебитая между локтем и кистью, повисла, заливая кровью рукав.

    Неподалеку стоял мальчик лет двенадцати. Удар дубинкой попал ему на большой палец, и он смотрел, как кровь капельками стекает на пыль с отбитого и висящего на тоненьком кусочке коже пальчика. Лицо его не выражало никакой боли, а только удивление...

    Но никакую физическую боль нельзя сравнить с болью душевной, глумлением над старостью и достоинством человека. Наискосок, недалеко от меня, я увидела стоящего на коленях перед двумя солдатами старика. Голова его была совершенно лысая. Обхватив руками запыленные ботинки солдата, он тихим голосом жалобно просил не отправлять его в Сов. Союз. Не веря своим глазам, я смотрела, как солдаты методически начали наносить удары дубинками по голове несчастного. Старичок тихо плакал. Слезы, смешавшись с кровью, струились по его лицу.

    Меня поразило, что лица солдат не выражали никаких эмоций: не было ни злости, ни ненависти, а только исполнение данного приказа — во что бы то ни стало намеченную жертву бросить в грузовик.

    Вскоре старичок потерял сознание, был схвачен за руки, за ноги и как мешок с зерном брошен в грузовик.

    В толпе обезумевшие от ужаса люди теснее прижимались друг к другу. Раздавались истерические крики, стоны, детский плач. Стоял неимоверный гул. Толпа колыхалась из стороны в сторону.

    Чтобы избежать солдатских дубинок, люди начали пятиться назад, давя друг друга. Чувство самосохранения побороло все другие чувства, каждый думал, как бы спастись, избегнуть участи быть брошенным в стоящий грузовик.

    Судорожно схватив маму за руку, я старалась как-то вырваться из толпы, чтобы не быть раздавленной.

    Вдруг раздался душераздирающий крик молодой женщины, стоящей за моей спиной с младенцем. Приложив все усилия, я старалась повернуться к ней лицом и увидеть, что случилось... Прелестный младенец с розовыми щечками и небесно-голубыми глазками, которого я несколько минут назад видела смеющимся, радостно смотрящим в чистое, синее небо, лежал в руках несчастной матери бездыханным, с поникшей головкой, выдавленными глазками и язычком, как раздавленный полевой цветочек.

    Почти теряя сознание, все еще не веря, что это действительность, а не кошмарный сон, я услышала треск ломающегося деревянного забора. Держа маму за руку, с толпой побежала к пролому. Казалось, нас несла толпа, а не сами мы двигались.

    Последнее, что врезалось в памяти: бегущие по всем направлениям люди... сломанный помост с алтарем... разбросанные хоругви, иконы... И самое ужасное: солдат, бьющий крестом по голове стоявшего перед ним священника.

    Все еще крепко держа маму за руку, вместе с толпой я побежала через рухнувший забор на поляну за пределами лагеря.

    Произошло нечто странное: обезумевшие люди как по команде попадали на колени, а потом просто сели на траву. Было что-то неестественное: страшный гул тысячной толпы, шум моторов, выстрелы из винтовок и крики команды англичан вдруг сменились смертельной тишиной.

    Слышались только тихие слова молитвы... Издалека доносился звон колоколов из католических церквей Лиенца...

    Немного придя в себя, я посмотрела по сторонам и увидела несколько неподвижных тел на площади. Женщина в сером платье с огромным животом и неестественно раздвинутыми ногами... как это ни странно, пара аккуратно поставленных сапог...

    Прямо перед нами проходила железная дорога, и можно было видеть подогнанные товарные вагоны, к которым грузовики подвозили казаков для погрузки. Присмотревшись, я увидела за поляной в кустарниках несколько танков и возле них группу английских солдат с пулеметами. Пронзила мысль: когда эшелон отойдет, грузовики вернутся, и мы все будем отправлены со следующим транспортом.

    Наклонившись к маме, я прошептала: нам нужно немедленно уйти с этого места. Медленно, ползком мы начали передвигаться по направлению железной дороги. На полпути мама и я встали, немного прошли, а потом быстро побежали.

    Раздались крики, прозвучало несколько выстрелов, но, успев, добежать до оврага, мы скатились вниз и притаились в высокой траве. Пролежали некоторое время. Выстрелов не было слышно. Мы переползли рельсы, скатились снова в овраг с другой стороны и, скрываясь в траве, добрались до ближайших кустарников. За все это время мама не произнесла ни одного слова и теперь, глядя на меня, сказала, что живой она не дастся англичанам, чтобы быть отправленной в руки НКВД.

    Просидев год в тюрьме в 1933 году, она знает, что ее там ожидает. Мой отец, офицер белой армии, в это же время был расстрелян. Бабушка, отсидев 11 месяцев, была, как и мама, каким-то чудом освобождена. Умирающими...

    В изнеможении, все еще полностью не осознав случившегося, твердо решили мы: живыми в руки англичан не даться, а принять таблетки морфия, которые мы всегда имели при себе, и безболезненно отойти в другой мир.

    Скрываясь в кустах, прислушиваясь к каждому шороху, добрались до небольшой рощи, опустились у дерева. С замирающим от страха сердцем, прикрывшись наломанными ветками, прижавшись друг к другу, в каком-то забытьи провели мы ночь.

    Наступил рассвет. Светлые лучи солнца пробежали по роще. Природа оживилась. Ожила и тревога: что же делать?

    Вдруг послышались шаги. Из соседних кустов вышел человек и направился к нам. В его широко раскрытых голубых глазах застыл ужас затравленного зверя. Рубашка изорвана в клочья, залита засохшей превратившейся в коричневую кору кровью. Грудь также была покрыта засохшей кровью. Волосы сбились, превратились в окровавленную шапку. На лбу, возле виска, зияла пульсирующая рана.

    Присмотревшись, я вдруг узнала в нем молодого — с кудрявыми, золотистыми волосами — весельчака и балагура Женю Флорова, он всех нас в лагере развлекал по вечерам своим прекрасным пением. Прерывающимся голосом рассказал: несколько английских солдат вытащили его из толпы, начали толкать к грузовику. Отчаянно отбиваясь, он старался убежать. Его снова хватали. Рвали рубашку, били дубинками. Подтащив к грузовику, озверевший солдат с силой ударил его прикладом по голове.

    Обессиленного, избитого, теряющего сознание, его вбросили в грузовик. Упал он возле самого борта машины. Грузовики, наполненные несчастными людьми, охраняемые солдатами, помчались к эшелонам.

    Немного придя в себя, Женя ухватился за борт и, напрягая силы при повороте, когда ход машины замедлился, рывком выбросился на дорогу. Покатился в высокую траву. Замер. Прозвучало несколько пулеметных очередей, но машины не остановились, помчались дальше.

    Пролежал в траве до самого вечера. Добрался до рощи, спрятался в кустарнике. На рассвете, услышав наши голоса, подошел к нам.

    Женя сказал, что недалеко у подножия гор должен быть медицинский казачий пункт, но что он боится туда идти, а скорее уйдет в горы, будет прятаться в лесу. Попрощавшись, он скрылся в кустах.

    Выйдя из рощи на открытую поляну, мы увидели у подножия гор большой фермерский дом. Он был отдан английским командованием казакам и превращен во временный госпиталь. Никого не встретив, мы подошли к нему. Осмотревшись и услышав голоса, доносившиеся из дома, я вошла внутрь.

    Английский солдат охранял комнату. Дверь была полуоткрыта, заглянув, я увидела двух пожилых врачей (В.П. Косинову и М.Ю. Шульца) и двух медицинских сестер, которые должны были сопровождать отходящие эшелоны с казаками для передачи Сов. властям.

    Жутко вспоминать плачущее лицо доктора Шульца, окаменелые лица др. Косиновой и сестер... С тяжелым чувством неминуемой опасности пошла я в госпиталь.

    В прихожей первое, что увидела: на кровати в агонии умирающая молодая женщина. Увидев в одной из комнат врача, я начал просить его помочь умирающей. Он, взглянув на меня, устало махнул рукой и сказал: он пообещал женщине не спасать ее, так как у нее осталось только одно желание — умереть.

    Муж ее был увезен с офицерами. Мать, сестра и она с двумя малолетними детьми вырвались из толпы, бросились бежать к лесу через мост реки Дравы. Добежав до средины, увидели английских солдат, бежавших к ним с двух сторон моста.

    Спасения не было. Мать и сестра прыгнули в воду. Она, бросив в воду детей, прыгнула вслед...

    В мгновение горная река поглотила свои жертвы.

    Течение бросило ее в сторону берега. Она зацепилась одеждой за вывороченный корень. Увидев это, солдаты вытащили ее — полумертвую, захлебнувшуюся, и отнесли в госпиталь. Придя в себя и осознав случившееся, она приняла яд и умоляла не пытаться ее спасать, а дать возможность уйти из этого мира...

    С окаменелым сердцем я вышла из госпиталя и пошла к маме. Она сидела на траве у изгороди.

    Вдруг я услышала истерический крик пожилой женщины: она бежала за английским офицером и, хватая его за рукава, умоляла освободить ее мужа, доктора Шульца.

    Увидев меня, она остановилась и, показывая на меня, начала быстро объяснять, что я тоже доктор, молодая и, конечно, более подходящая для сопровождения казаков с эшелоном, а ее муж — старый и более нужен в госпитале.

    С безразличным лицом англичанин окинул меня взглядом. Вероятно, из всего, что он слышал, понял одно слово “доктор”. Вместе с ней он вошел в дом .в котором под охраной находился ее муж.

    Я застыла, не успев осознать случившееся. Из дома вышло два английских солдата с немецкой овчаркой. С удивлением и каким-то недоумением посмотрев на меня, стали рядом со мной, спросили: правда ли, что я доктор? Я только и смогла ответить: “Нет, нет! Студентка! Не доктор!”

    Воцарилась гнетущая тишина. При малейшем моем движении собака вскакивала и начинала рычать. Мысли путались. Появилось безразличие. Возникли острая боль и обида: меня, женщину, окружили два вооруженных солдата, да еще с собакой, и следят за каждым моим движением...

    Я старалась объяснить, что я очень боюсь собаки, бежать никуда не собираюсь, а если и побегу, то им будет очень легко пристрелить меня, так как перед нами открытая поляна.

    С ужасом смотря на меня, один из них побледнел, а другой, покраснев, закричал: “Нет! Британский солдат никогда не будет стрелять в женщину!” Круто повернувшись, они ушли, уведя с собой собаку.

    Как в тумане я подошла к маме. Она лежала на траве в полудремотном состоянии. Заплетающимся языком мама сказала, что хочет со мной попрощаться. Пронзила мысль: свое обещание живой не даться в руки англичан она исполнила, приняла морфий.

    В отчаянии, схватив ее за плечи, я начала ее трясти и старалась вызвать у нее рвоту. С рвотой на траву выпало несколько не совсем растворившихся таблеток, и я побежала в госпиталь за помощью.

    Через несколько минут подошла молоденькая женщина-врач. Это была Анна Афанасьевна Братякина. Исследовав маму, сделала инъекцию, приказала ее водить и ни в коем случае не давать заснуть.

    Тормоша, стараясь поднять маму на ноги и, наконец, выбившись из сил, я села на траву и горько расплакалась.

    Вдруг я почувствовала, что кто-то стоит за моей спиной. Обернулась. Перед нами стояли двое солдат с озабоченными лицами. Они старались узнать, что случилось. Это были английские солдаты из батальона, ничего общего не имеющего с репатриацией казаков. Поняв, в чем дело, взяли маму под руки и начали водить по дороге.

    Как долго мы ходили, я не помню. Мне казалось, прошла вечность.

    Мама пришла в себя, и я почувствовала, что опасность миновала.

    Имена солдат помню до сих пор: Джонни и Тони. Если бы не они, вряд ли мы бы остались живы.

    Спрятав нас в своей палатке, сказали, что знают тропинку и мостик, который не охраняется английским патрулем, и когда стемнеет, они проведут нас в Лиенц, где находится сборный пункт для всех желающих вернуться на Родину людей, забранных немцами на работу из различных стран.

    Наступил вечер. Прислушиваясь к каждому звуку, солдаты по узенькой тропинке довели нас до Лиенца. Привели к дому, о котором говорили. С глубокой благодарностью за их доброту и сострадание к нам мы попрощались. Никогда их больше не встречали, но всегда вспоминали в своих молитвах.

    Во дворе никого не было. Дверь в дом была открыта, но там тоже никого не было.

    Зашли в комнату. Она была пуста. Мы сели в угол на пол и предались тяжелым думам. Мысли путались. Я старалась разобраться в случившемся рационально — понять и объяснить необъяснимое.

    Как могло случиться, что те самые английские солдаты, которые приходили к нам в лагерь, улыбались, обещали нам помочь, с удовольствием слушали пение, восторгались джигитовкой казаков, — те солдаты с которыми мы подружились, — вдруг оказались такими жестокими, с такой яростью набросились на толпу беззащитных людей?

    Во времена Александра Невского тевтонские рыцари, вторгнувшиеся в Россию, накалывали на пики младенцев, бросали в костры малолетних детей, вырванных из рук матерей, стариков и женщин... Но ведь это же было средневековье!..

    Была я и в Остовском лагере. Много видела человеческих страданий и горя, столкнулась с ужасами войны... Но никогда не видела, чтобы солдаты, вооруженные дубинками, с примкнутыми к винтовкам штыками, по приказу офицера, выстроившись в шеренгу, двинулись на беззащитную толпу стариков, женщин, детей и безоружных казаков.

    Как могло случиться, что англичане, которые день тому назад были так дружелюбно настроены, с такой яростью набросились на нас, начали избивать дубинками, вырывать детей из рук несчастных матерей, грубо бросать их в грузовики? Чем провинились? Что заставило англичан применить такую жестокость к казакам?

    Ответа я не могла найти. И только подумала, что их, возможно, чем-то опоили и они просто потеряли разум...

    Ночь была бесконечной, тревожной. Задремав к утру, мы услышали вдруг шум подъехавшей машины. Распахнулась дверь. В комнату вошли два английских офицера с переводчицей. Строго посмотрев на нас, спросили: кто мы, не казачки ли? Мама была в полусознательном состоянии, а мне все стало безразлично, и я только смотрела на них и молчала. С нетерпением они еще раз спросили, не казачки ли мы. Не услышав ответа, через переводчицу потребовали показать документы, из которых было бы видно, что мы не казачки.

    По выражению их лиц видела: они теряют терпение. Ничего не оставалось, как показать им какое-либо удостоверение. Открыв портфель, подала первое, что лежало сверху всех документов. По воле судьбы это оказались остовские карточки с фотографиями.

    Они взяли в руки карточки. Посмотрели на нас... Лица офицеров смягчились, в них появилось сострадание. Сказали, что теперь наши мучения в немецких лагерях кончились, и нам скоро будет дана возможность вернуться на Родину. Но нам нужно будет подождать: в первую очередь английское командование должно отправить казаков, а затем будут поданы транспорты для всех желающих вернуться домой.

    Улыбнулись. Пожелали нам всего хорошего...

    Они вышли, и скоро мы услышали шум отъезжающей машины.

    Здесь нам оставаться было нельзя, и мы пошли в центр Лиенца. Начали бесцельно бродить по улицам, не зная, на что решиться. Уйти в горы и спрятаться в лесу — страшно. Просить приюта у австрийцев — опасно.

    Измученные, голодные, к вечеру набрели мы на католическую церковь с церковным домом. Они были повреждены бомбежкой и стояли заброшенными. Решили зайти, чтобы переночевать.

    В здании услышали доносящиеся из темноты голоса. Пошли на них.

    Радости не было конца: это были наши друзья из лагеря. Им тоже посчастливилось убежать из толпы во время побоища. Были это: Оля Липова с бабушкой и невестка доктора Косиновой Зоя, с матерью и 12-летней дочерью Инной.

    Стало легче на душе: мы не одни. Переговорив о пережитом, в первый раз более-менее спокойно заснули.

    Прожили, скрываясь, несколько недель. Оля и я выходили, чтобы узнать новости, попросить у австрийцев еды...

    Через некоторое время узнали: насильственная отправка в Сов. Союз приостановлена. Но, уже не веря англичанам, постарались достать удостоверения, что мы не советско-подданные, а старые эмигранты.

    Попали под опеку УНРА и прожили в Австрии до 1948 года. В 1948 году мама и я эмигрировали в Канаду.

    М. ПЛАТОНОВА (ФЕТИСОВА).
    Монреаль. Канада. 1995 г.

    P.S. На закате моей жизни, до самой смерти я никогда не смогу понять: как Англия — страна, давшая миру Шекспира, Байрона, Диккенса и многих других великих людей, могла совершить такое предательство, проявить такую беспримерную подлость и жестокость?

    Видно, даже с приходом цивилизации сущность человека не изменилась: он остается таким же, как в начале сотворения мира. И делится на людей с добрым сердцем — и людей с сердцем жестоким и злым. И место, где он появляется на свет, не играет никакой роли...

    М.П.

    Помочь, проекту
    "Провидѣніе"

    Одежда от "Провидѣнія"

    Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru

    фото

    фото
    фото

    фото

    Nickname providenie registred!
    Застолби свой ник!

    Источник — ru.wikipedia.org

    Просмотров: 872 | Добавил: providenie | Рейтинг: 4.6/10
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Календарь

    Фонд Возрождение Тобольска

    Календарь Святая Русь

    Архив записей

    Тобольскъ

    Наш опрос
    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 50

    Наш баннер

    Друзья сайта - ссылки
                 

    фото



    Все права защищены. Перепечатка информации разрешается и приветствуется при указании активной ссылки на источник providenie.narod.ru
    Сайт Провидѣніе © Основан в 2009 году