От редакции
Идишистский эксперимент
В белорусском контексте
Идиш в общественной жизни
Белорусский язык и идиш
Суды, спортплощадки
Создание новой академсреды
Образ Минска
Редакционное послесловие
Примечания
Помочь, проекту "Провидѣніе"
От редакции
После Октябрьской революции, большевики с целью ослабления своего главного противника – русского народа, провели искусственное расчленение России на отдельные государственные образования.
Герб Белорусской ССР, 1926-1937 гг.
Девиз «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
на четырёх государственных языках
- белорусском, русском, польском и идиш
На территории Украины и Белоруссии это сопровождалось насильственной дерусификацией новообразованных «социалистических наций» - украинцев и белорусов. Когда в современной Белоруссии, белорусизаторы сталкиваются с материалами, в которых говорится о фактах принуждения белорусов к отказу от своего русского начала, они утверждают, что это выдумки российских великодержавных шовинистов.
При этом, в очередной раз становится очевидным, что белорусизаторы из «свядомага кола» национально озабоченной интеллигенции - являются духовными наследниками и продолжателями дела большевиков как на деле, так и в своей терминологии.
Но есть независимые исследования по национальной политике большевиков на территории Белоруссии, авторов которых невозможно заподозрить в великорусском шовинизме. Одним из таких является докторская диссертация сотрудницы кафедры истории Стэнфордского университета (Калифорния) Элис Бэмпэрд (Elissa Bemporad) под названием "Красная звезда на еврейской улице.
Перемены в жизни евреев советского Минска, 1919-1939" ("The Red Star on the Jewish Street: The Reshaping of Jewish Life in Soviet Minsk, 1919-1939"). Во время работы над диссертацией Элис Бэмпэрд некоторое время жила в Минске, исследуя историю минских евреев в 1920-1930-х гг.
Редакция ЗР
Идишистский эксперимент в советском Минске
В середине 1924 года Центральный комитет КП(б) Белоруссии постановил создать на территории БССР ряд так называемых еврейских национальных районов. Согласно резолюции ЦК национальные районы должны были быть основаны в местах наибольшей концентрации евреев.
Секретарь еврейской секции КП(б)Б Янкель ЛЕВИН заявил, что официальным языком этих районов будет идиш, на котором будут публиковаться все объявления и местные нормативные акты. Короче говоря, на идише в этих районах должна была работать вся советская бюрократия. ЛЕВИН также признал экспериментальную природу этого "идишистского проекта" и добавил: "Дело это новое и нам придется учиться на собственном опыте" (1).
Его замечание отражает не только вызов, который жизнь предложила подсоветским еврейским учреждениям и активистам, предлагая создать административную систему, которая могла бы функционировать на идише, но и абсолютную новизну задачи введения идиша в сферу государственного управления и использования его как базового языка, при помощи которого советская национальная политика собиралась воздействовать на "еврейскую улицу".
Эта статья показывает основные этапы "идишистского эксперимента" - кампании по расширению сферы применения идиша в 1920-х - начале 1930-х гг. в сфере государственного управления и в повседневной жизни в одном городе - Минске. До 1917 г.
Минск был для евреев важным демографическим, религиозным и политическим центром. После большевистской революции он стал столицей БССР, и его значение для советских евреев еще больше возросло. Новые сферы публичной жизни, в которые идиш вошел впервые, будут рассмотрены мной в контексте кампании белорусизации.
С другой стороны, роль идиша будет сравниваться с "патрицианским" статусом русского языка. Как будет показано в этом исследовании, повышенный интерес правительства Белорусской республики к идишистским культурным, образовательным и научным программам, опиравшегося на преданность минских евреев идишу еще до установления советской власти, сделал идишистский эксперимент в этом "еврейском городе" (2) более успешным, чем в любом другом крупном городе Советского Союза.
Судьба идиша в СССР была предметом изучения нескольких авторов (Цви ГИТЕЛЬМАН, Мордехай АЛЬТШУЛЛЕР, Михаил КРУТИЦКОВ, Геннадий ЭСТРАЙХ, Джэффри ВЭЙДЛИНГЕР, Давид ШНЕЕР). Однако, моя работа отличается от их исследований по двум главным аспектам.
Во-первых, я сосредоточилась преимущественно на социальном контексте советского идишистского эксперимента, не ограничиваясь рассмотрением состояния политических и литературных "элит".
Во-вторых, названный эксперимент рассматривается мною локально, а не через общесоветскую призму. Как замечал Карл ГИНЗБУРГ в дискуссии о непрерывной связи между микро- и макро-историями: "взгляд с земли помогает нам уловить то, что исчезает при взгляде с неба" (3).
Коренизация в белорусском контексте
После июньского декрета 1919 года, в котором большевики выбрали идиш, а не "клерикальный" иврит и не "буржуазный" русский в качестве официального языка обучения во всех советских еврейских школах (4), идиш стал приоритетным инструментом пропаганды и в среде взрослых евреев, идеальным языком политических, культурных и научных мероприятий.
Этот приоритет означал две вещи. С одной стороны, процесс советизации общества и политизации повседневной жизни и культуры благоприятствовал использованию идиша в качестве основного языка расширения советской пропаганды и марксистской идеологии в еврейских массах, почти не владевших русским языком.
С другой стороны, раз уж идиш был родным языком большинства евреев, живших в Советском Союзе, он и стал главным критерием идентификации еврейской национальности в СССР. Национальное строительство в Союзе означало перекройку бывшей Российской империи в социалистическую федерацию народностей и трансформацию представителей народов царской России в современных граждан нового большевистского общества.
Религия, как институт, была делегитимизирована в качестве "определителя" национальной принадлежности для всех народов Союза, а категория территории или проживание в отдельной республике или стране плохо подходила евреям, только увеличивая их дисперсность. Установление двоякой функции идиша - как инструмента советизации "еврейской улицы" и как важного критерия еврейской национальной идентичности - означало, что язык приобретал новый статус в политической, культурной и научной жизни минских евреев.
Именно в Белоруссии приоритет идиша был закреплен официально. Здесь идиш пользовался статусом одного из государственных языков, чего не было ни в других исторических центрах проживания евреев (районы Одессы, Киева), ни в крупных городах с большой концентрацией евреев (Москва, Ленинград).
Четырьмя государственными языками БССР были белорусский, идиш, польский и русский - языки четырех основных национальных групп Белоруссии, которые представляли исторических жителей региона.
В принятой 1 августа 1920 г. (более точно - 31 июля 1920. - Ред.) декларации независимости Белорусской республики объявлялось: "полностью обеспечивается равноправие языков (белорусского, русского, польского и идиша) по отношению к государственным органам и организациям, в народном образовании и социалистической культуре" (5).
Каждому гражданину, независимо от национальности, гарантировалось "право и фактическая возможность использования его родного языка в сношениях со всеми органами и учреждениями Республики", каждая национальность имела право открыть собственную школу, а каждой правительственной организации полагалось иметь "необходимое количество" сотрудников, владевших идишем и польским языком.
В городах Белоруссии местные власти поддерживали употребление идиша в судах, культурных учреждениях и на официальных партийных митингах, между прочим и для уменьшения в еврейской среде значения русского языка, чтобы евреи не стали проводниками русификации - большую роль в которой играла значительная часть еврейской интеллигенции еще со времен Александра II.
Со второй половины XIX века российские администраторы начали реализовать программу русификации "Северо-Западного края" и воспринимали еврейскую интеллигенцию потенциальным средством защиты от нероссийского национализма, зная, что многие интеллигенты еврейского происхождения более склонны были к употреблению "великого и могучего" русского языка, чем языков польского, украинского или белорусского (6).
Оказывая знаки внимания языкам меньшинств, местные советские руководители надеялись стимулировать употребление белорусского языка - белорусами. Таким образом расцветающая еврейская культура на идише рассматривалась инициаторами политики "коренизации" как стимул расширения употребления белорусского и украинского (но не русского) языков в государственных учреждениях Белорусской и Украинской республик. Компания по ограничению распространения русского языка и завоевание поддержки у "нерусских" национальных меньшинств была начата в 1-й половине 1920-х гг. в форме "белорусизации" и "украинизации" (7).
Преференции местных властей идишу в Минске были даже больше, чем в Харькове и Киеве, где "украинизаторы" в целом менее склонны были к поддержке культур национальных меньшинств.
В отличие от украинского национализма, относительно хорошо развитого и популярного в досоветскую эпоху, белорусский национализм много в чем был результатом советского эксперимента на территориях, которые в начале 1920-х гг. получили название "Советской Социалистической Республики Белоруссии", позже - БССР. Осмысление таких категорий, как "Белоруссия", "белорусский язык", "белорусская история" - понятий, предполагающих существование общепринятых представлений о прошлом белорусов, их языке и культуре - оставалось весьма неопределенным, в том числе и в городах, как до установления советской власти, так и после него.
Украинский национализм, оформленный как политическое и культурное движение в XIX в. уже до революции мог расчитывать на довольно мощную социал-демократическую организацию, на сплоченных сторонников модернизации украинского языка, на украиноязычную футуристическую и символистическую традиции. Белорусский же вариант европейского модернизма отсутствовал; мало того, белорусская социал-демократическая партия появилась чуть ли не самой последней в Европе (8).
Историк Френсис ГИРШ отмечает (9):
"Сначала процесс создания Белорусской республики было примером формирования нации "сверху": не только так называемый "белорусский народ" отреагировал на ее появление равнодушием или враждебностью, но даже некоторые члены партии высказывали мнение о том, что партия "искусственно выращивает" белорусскую народность, которая без партии не существовала бы".
В 1921 г. глава ЦИК БССР Язэп АДАМОВИЧ и замнаркома образования Эстер ФРУМКИНА обратились с призывом к этническим белорусам. В нем ясно просматривается стремление привить белорусскую национальную идентичность - интеллигенции, вовсе не отождествлявшей себя с белорусами.
Призыв адресовался "ученым, писателям, педагогическим, дошкольным и культурным работникам родом из Белоруссии" - их просили вернуться в Белоруссию и поспособствовать формированию новой советской культуры на белорусском языке.
Признавалось, что "условия работы на белорусском языке особенно тяжелы", однако, авторы Призыва попытались успокоить культурных деятелей, подчеркивая: "не переживайте, если вы недостаточно хорошо знаете белорусски язык. У нас вы вспомните язык своего детства и овладеете им..." (10)
(При этом из Белоруссии изгонялись ученые западноруситы, которые считали белорусов самобытной частью русского народа. Подвергся гонениям и был вынужден покинуть Белоруссию этнограф с мировым именем - Е. Карский. Редакц. "ЗР").
Идиш в общественной жизни советского города
Еврейская версия кампании "коренизации", состоявшая в государственной поддержке организаций и учреждений, работавших на идише, ввела идиш в общественную жизнь города. В Минске письменный идиш появился в публичных местах и впервые в истории города стал "видимым". На здании железнодорожного вокзала, например, название города было написано не только на белорусском, русском и польском языках, но и на идише.
Таким образом, пассажирам, прибывавшим в город и видевшим в числе прочих и еврейские буквы, напоминалось об официальном статусе идиша и "еврейскости" белорусской столицы. В 1926 г., по прибытии в Минск, идишистский писатель из Варшавы Исаак Башевис ЗИНГЕР с удивлением писал:
"Четыре языка - белорусский, русский, польский и идиш - встретили меня на вокзале. Они глядели на меня сверху, с серой стены... Я встречался с ними на каждом шагу, в каждом наркомате, в каждой конторе - везде"...
Писатель продолжает, что идиш в общественных местах, на улицах города "сегодня является чем-то вполне нормальным. Если это и казалось кому-либо удивительным, так это - мне" (11).
На многих важных городских учреждениях, таких как Белорусский государственный университет, красовались вывески с официальным наименованием учреждения на белорусском и идише. Идиш можно было услышать по государственному радио (12), увидеть в кинотеатрах (в субтитрах) (13). Во время местных выборов объявления о них распространялись на идише (14), Центризбирком получал корреспонденцию на идише (15), на идише в местные партийные организации подавались заявления о включении в число кандидатов (16).
7 мая 1924 года администрация минского Главпочтамта обратилась в окружной и городской комитеты партии с уведомлением, которое через несколько дней было опубликовано и в местной прессе. Почтовая служба разыскивала сотрудников, способных читать, говорить и писать на местных языках. В уведомлении скрупулезно описывалась система, по которой почта должна была доставлять получателю посылки и письма.
Адреса писем на местных языках, таких, как польский и белорусский, обычно писались на левой стороне конверта, а правую сторону отправитель оставлял незаполненной. Это позволяло почтовому работнику перевести адрес русским языком с правой стороны конверта.
Обращение почтамта к потенциальным сотрудникам касалось и переводов на идиш; поскольку на идише адреса писались обычно на всей поверхности конверта справа налево и чистого места не оставалось, - сотрудник должен был перевод адреса поместить на обратной стороне конверта (17).
Как показывают эти инструкции, предназначенные для мелких почтовых служащих, конституционное равноправие языков вводило идиш не только в быт мелкой советской бюрократии, но и в повседневную жизнь города и его окрестностей. Возможно, Минск был одним-единственным столичным городом в Восточной Европе, куда можно было отправлять письма, адресованные на идише.
Белорусский язык и идиш
Идишизация была во всех отношениях еврейским аналогом белорусизации. И идиш, и белорусский - местные языки с низким статусом, которые нередко вытеснялись на преиферию, как нелитературные, - превратились в официальные, и на них заговорили политика и культура. Как отмечали Цви ГИТЕЛЬМАН и Мордехай АЛЬТШУЛЛЕР в своей работе, посвещенной "Евсекции", кампания по продвижению белорусского языка в советский аппарат и политические учреждения подтолкнула и к расширению идиша в этих сферах (18).
Однако, кроме белорусской конституции, был и другой фактор, обеспечивавший особый статус идиша в Минске. Этим фактором стала невысокая популярность белорусизации и низкий престиж белорусского языка у горожан, как евреев, так и неевреев, особенно в сравнении с кампанией украинизации и довольно широкой поддержкой украинского языка в средних и крупных городах Украины.
В январе 1925 г. партийная ячейка минских ткачей, работавших исключительно на идише, собралась для обсуждения резолюции о расширении белорусского языка в советских учреждениях на местах (19). Многие из работников - а все они были евреями - высказались против белорусского языка (20).
Один из членов партии заметил, что крестьяне в деревнях говорят на языке, совершенно непонятном жителям городов, и что сами крестьяне лучше понимают русский язык, чем городской вариант белорусского языка. Другой член партъячейки сравнил белорусский язык с украинским и подчеркнул, что фундамент украинизации значительно прочнее, ибо "Украина имеет свою историю и героев, чего нет здесь, в Белоруссии". Известно, что партъячейка должна была подчиниться воле партии, призвав еврейских рабочих к изучению белорусского языка и ликвидации неграмотности по-белорусски (21).
Но в большинстве случаев инструкции об изучении белорусского языка воспринимались как формальность и на практике игнорировались (22) (Однако, в сельских школах шло преподавание только на белорусском языке. Такое положение сохранялось как на протяжение всего Советского периода и в основном остается таким в нынешней Республике Беларусь. У сельских жителей не было и нет выбора языка обучения. Редакц. "ЗР").
Сопротивление кампании белорусизации часто оказывали не только евреи, но и белорусы, русские, поляки, которые жили в городе и для которых русский язык стал родным в результате царской русификаторской политики в XIX веке. (Здесь автор следует за большевитским и либеральным взглядом на процесс деполонизации населения Украины и Белоруссии после многовекового национального и религиозного гнета.
Деполонизация, а вовсе не руссификация, сопровождалась разрывом церковной унии и западнорусским возрождением, венцом которого в Белоруссии было написание Е. Карским на средства Императорской Академии наук фундаментального труда "Белорусы". Редакц. "ЗР").
В октябре 1926 г. на собрании партъячейки фабрики "Варшавянка" один из партийцев (вероятно, белорус) заявил: "Никто не сомневается, что белорусский язык когда-то существовал... но в наше время нет ни белорусского языка, ни культуры".
Он также пожаловался на финансовое бремя кампании за белорусский язык, имея в виду не только выпуск белорусскоязычных газет, журналов и учебников, но и содержание культурных и образовательных учреждений, таких как Инбелкульт и Белпедтехникум.
В конце своего выступления оратор заявил, что обязательное изучение белорусского языка в высших учебных заведениях и средних школах - напрасная трата времени для учащихся, особенно для русских и евреев (23). Просматривая документы 1920-х гг., я не нашла похожих высказываний относительно идиша и идишистских мероприятий в Минске.
Многих евреев идишизация увлекала, чему способствовали четыре фактора: а) официальный статус идиша; б) низкий престиж белорусского языка; в) недостаточное владение белорусским; г) официальная "опала" русского языка. В 1920-х и в начале 19330--х гг. выступления на идише во время общих партийных собраний сделались довольно частым явлением (24).
В ноябре 1928 г. на собрании партъячейки одежной фабрики "Миншвей", на которой штат был преимущественно еврейский, а к ячейке принадлежали 155 евреев и 6 белорусов, один из выступавших товарищей был остановлен, когда попытался обратиться к присутствующим по-белорусски. Как объяснил другой товарищ: "ШМИТ не должен был выступать по-белорусски на еврейском собрании" (25).
Один из наиболее ярких примеров нового статуса идиша датируется апрелем 1927 г., когда партъячейка "Миншвей" отказалась использовать русский язык в сношениях с представителями Красной армии (в то время праздновалось 10-летие последней).
На митинге 3 апреля партъячейка утвердила резолюцию, в которой говорилось: "Раз наша партъячейка еврейская и работает на идише, мы не должны приветствовать Красную армию по-русски... вопрос о завязывании отношений с Красной армией следует снять с повестки дня" (26).
Пока другие политические и культурные учреждения города думали, как организовать совместную с Красной армией деятельность, партъячейка фабрики "Миншвей" выдвигала требование вести подобную деятельность только на идише. Этот документ означает, что местные еврейские органы восприняли идишизацию как абсолютный принцип для "этнических островков", вроде столичной фабрики "Миншвей", отказываясь вести там какую бы то ни было деятельность на русском языке, даже если она и навязывалась им как обязательная.
На самом деле, Минск был идеальным городом для расцвета идиша: с одной стороны, существовала финансовая поддержка со стороны государства, с другой - отсутствие соперничества с белорусским языком, который партия "предписала" употреблять большинству населения Республики, включая тех граждан, которые им не владели.
Слабость белорусского языка только служила укреплению позиций идиша. В "еврейском" городе Минске идиш занимал особое положение и в контексте кампании белорусизации, возможно, - более значительное, чем в других советских городах с сильным еврейским присутствием.
Вот один, но яркий пример: 15 июля 1921 г., во время открытия Белорусского государственного университета, секретарь Евсекции обратился к присутствующим с речью на идише (27). Трудно представить себе что-либо подобное в Москве или в другом крупном городе Советского Союза во время открытия государственного университета.
Суды, спортплощадки и учебные классы
В качестве одного из языков, предназначенных для культурного возрождения народов Советской Белоруссии, идиш звучал в городских театрах, в пьесах и на концертах, поставленных Белорусским государственным еврейским театром и Государственным еврейским хором.
Такие мероприятия происходили в Минске регулярно (28). Наряду с произведениями основателей идишистской литературы, которых признали совместимыми с советскими взглядами, идиш проникал во все культурные учреждения города.
Литературный вечер, посвященный 10-летию со дня смерти писателя Шолом-Алейхема, был проведен 21 мая 1926 года в Белорусском государственном театре. Ведущим был Нохум ОЙСЛЕНДЕР, который на идише рассказывал о творчестве ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМА белорусам, русским и евреям (29).
В порядке эксперимента идиш стал употребляться в юридической сфере, став языком юриспруденции. Так, в январе 1926 г. была создана Минская центральная еврейская палата, которая работала на идише и обслуживала весь Минский округ. В идишеязычном суде рассматривались как уголовные, так и гражданские и экономические дела. В 1928 году Еврейское бюро окружкома заявило, что за 1926-1928 гг. Минский еврейский суд стал органичной частью общесоветской системы управления.
"Благодаря языку судопроизводства еврейское население города и местечек высказало свое доверие суду" (30). Один из судей, работавших в советском еврейском суде, через некоторое время после его основания, отмечал, что 80% минских евреев обращались именно в еврейский суд - особенно обвиняемые по уголовным делам.
Причиной таких успехов, по мнению судьи, был, во-первых, всего язык, на котором можно было давать показания, а во-вторых, - атмосфера: есть... процессы, которые требуют от судьи знания условий, понимания противоречий и обычаев, вплоть до интонационных особенностей высказываний участников. Потому и шли люди в идишеязычный суд (31)...
Однако, абсолютная новизна идишеязычного судопроизводства и свои проблемы. Как выяснилось, еврейский суд не мог работать так же, как суд российский суд, опиравшийся на столетия хорошо укорененной юридической традиции*). Не смотря на то, что параллельно с ним действовала коллегия адвокатов,
обслуживавшая еврейское население трижды в неделю, заявления часто писались по-русски и даже по-белорусски. В большинстве случаев адвокаты выступали на идише, но уже в мае 1928 года прокурор чаще говорил по-русски. Другими словами, из-за неразработанности юридической терминологии суд не мог эффективно работать на идише (32).
Если некоторые юристы владели юридической терминологией на идишском "жаргоне", прочие получили профессиональную подготовку на русском языке и адаптировались к новой системе тяжело. И.ЗИНГЕР посетил Минский еврейский суд в конце 1926 года, когда слушалось дело о выплате алиментов неким мужчиной его бывшей жене ЗИНГЕР отметил, что адвокат, представлявший интересы бывшего мужа, известный специалист, "знающий гражданский кодекс, как набожный еврей знакомый с "ашрей" (одной из главных молитв иудейского богослужения), теперь вынужден говорить на идише, имея с этим проблемы".
Этот адвокат начал свою речь с неуместного выражения "хавейрим рихтер" (товарищ судья), которое судья тут же поправил на "биргер рихтер" (гражданин судья). Далее адвокат продолжил свою речь на смеси идиша и русского языка (33).
Идиш был языком, которому минские евреи, независимо от политических взглядов, отдавали приоритет во время общественных мероприятий и отдыха. Минский союз еврейской молодежи "Yung-Skout", основанный вскоре после Первой мировой войны и связанный с движением социалистов-сионистов, устраивал праздники для еврейских мальчиков и девочек 12-16-летнего возраста.
С целью "духовного развития", знакомства с еврейским народным творчеством и культурным наследием идиша, молодежная группа брала на себя и организацию спортивных мероприятий. Языком спортивных мероприятий, включавших в себя гимнастические упражнения, загородные прогулки и уроки плаванья в реке Свислочи - был идиш (34).
Хотя еврейская скаутская организация - как и многие другие молодежные группы в Минске - пользовались идишем еще до выработки советской национальной политики, создание спортивной терминологии на идише было результатом советского эксперимента.
Другими словами, хотя язык участников общественных мероприятий был преимущественно еврейский, ключевые спортивные термины они произносили, как правило, по-русски.
В августе 1921 г. в уставе еврейского клуба спорта и туризма (учреждения еще дореволюционного, но дозволенного советами в 1921 году, впрочем, вскоре ликвидированного) подчеркивалось, что его официальной целью является не только совершенствование физического состояния еврейской молодежи, но и подготовка нового поколения инструкторов для советских школ и детских садов.
Согласно с требованиями советских чиновников от образования, которые в еварейском контексте настивали на употребении идиша во всех сферах образования, руководители клуба засвидетельствовали свою преданность идее "создания гимнастической терминологии на еврейском языке (gimnastishe terminologye in der yidisher shprakh), которой могли бы пользоваться дети, слабо владеющие русским языком" (35).
Еврейский спортивный клуб "Гамер" ("Молот"), ранее называвшийся "Макаби", был официально открыт с 14 декабря 1921 г. В начале 1922 года он насчитывал около 100 членов - юношей и девушек, в возрасте от 14 до 20 лет, - старательно посещавших занятия во время работы клуба (с 18 до 22 часов, кроме пятницы).
9 января 1922 года в клубе были открыты курсы физ. инструкторов для советских еврейских школ. Трехмесячные курсы включали в себя теоретические занятия (изучение анатомии и физиологии человека) и практику в виде занятий три раза в неделю. В этом году обучались инструкторы именно для начальных школ и детских садов (36).
Хотя спортивные мероприятия с участием евреев в дальнейшем проводились под эгидой рабочих клубов, комсомола и партъячеек, физ. инструкторы в советских еврейских школах продолжали тренировать своих учеников на идише.
По причине того, что была создана широкая сеть вышеназванных школ, идиш стал языком советского еврейского образования. На 7 января 1924 года в Минске насчитывалось 10 еврейских средних школ с 2505 учениками и 141 учителем, 8 детских домов с 602 воспитанниками и 77 педагогами, 7 детских садов с 400 детей и 34 педагогами, еврейский педагогический техникум с 175 студентами и 29 преподавателями (37).
Однако, для того, чтобы сделать идиш языком школьного обучения (сфера традиционного доминирования русского языка), еврейские активисты должны были преодолеть недостаток педагогической литературы и отсутствие традиции преподавания на идише.
Они должны были начинать строительство системы практически с нуля. Вообще еврейские педагоги получали образование на руском языке, а когда работали до революции, - пользовались русскоязычными учебниками и публиковали свои статьи в русскоязычных педагогических изданиях (38).
Когда в мае 1921 г. Евсекция, Минский исполком и группа местных активистов от образования организовали подготовительные курсы на идише для молодых советских еврейских педагогов, одним из предметов спора стал вопрос, может ли владение русским языком быть необходимым для посещения этих курсов. М.ГОДЕР, который позже преподавал идишистскую литературу в ряде еврейских учебных заведения Минска, считал, что владение русским языком необычайно важно для будущих педагогов, поскольку "в некоторых областях... таких, как педагогика... мы не имеем базовой литературы на идише".
С другой стороны, Юдл ФРАНКФУРТ, один из основателей Евпедтехникума в Минске, говорил:
"Знание русского языка не имеет для нас значения; более важно, чтобы будущий педагог имел соответствующую общую подготовку и устраивал нас по другим параметрам; незнание русского языка помешает записи педагога на курсы, ...мы переведем с русского на идиш самые важные отрывки из книг и... в карйнем случае, пригласим русских преподавателей преподавать русский язык, чтобы еврейский учитель был способен делать всю остальную работу" (39).
Еще большей проблемой для новой системы образования на идише стало преподавание научных дисциплин. Как сетовал минский учитель ГОЛЬДБЕРГ, для того, чтобы преподавать математику на идише, "нет необходимых книг". Но математика все же преподавалась на идише, и не только в начальной школе, но и в высших учебных заведениях.
Когда к концу 1921 года было создано еврейское отделение педагогического факультета Белгосуниверситета, идиш впервые в истории стал языком университетского обучения (40).
И "еврейские", и общие предметы преподавались на идише. Так, программа обучения в 1928 году, включала не только курсы "История евреев Польши, Литвы, Белоруссии и Украины", "Экономическая история евреев России", "Старая и современная еврейская литература" и "История еврейского языка", но и общие предметы: "Политическая экономия", "История России", "Аналитическая геометрия", "Неорганическая химия", "Математика" (41).
Тем не менее, продивижение идиша в программу еврейского отделения, особенно в части преподавания научных дисциплин, частично конфликтовало с традицией преподавания на русском языке. В 1928/29 учебном году студентам еврейского отделения педагогического факультета на идише преподавалось 40% курсов по гуманитарным предметам и 10-15% курсов по остальным (42).
В октябре 1933 г. университетская парторганизация отмечала, что больше всего "отстает" на химическом факультете еврейское отделение, которому не хватало лекторов и учебников на идише (43).
Создание новой академической среды
В дореволюционной России наиболее важные еврейские культурные и научные проекты осуществлялись на русском языке и, реже, на иврите - как правило, в учреждениях, находившихся в Санкт-Петербурге и Одессе. После захвата власти большевиками обучение на иврите и учреждения, в которых использовался иврит, были ликвидированы; до начала 1920-х гг. язык этот навсегда был вытеснен из сферы еврейской культуры, политики и науки.
И хотя некоторые русскоязычные еврейские научные учреждения продолжили существование после революции (44), им приходилось бороться за свое существование и сталкиваться с враждебным к себе отношением из-за навешанного на них ярлыка "буржуазные организации".
Эти учреждения уже не могли получать пожертвований от зарубежных еврейских меценатов, большинство которых покинуло Советскую Россию. К тому же из-за своей "буржуазности" они не имели права претендовать на государственное финансирование.
Поскольку идиш заменил русский язык и стал новым языком "еврейской науки", география еврейских культурных и научных центров претерпела значительные изменения. Основные научные центры оказались на Украине и в Белоруссии, где жила основная часть евреев и чаше, чем в других местав слышен был идиш.
Даже имея такие известные организации, как ОПЕ — "Общество для распространения просвещения между евреями", Еврейское историко-этнографическое товарищество, Петроград-Ленинград утратил свою роль ведущего культурного центра, уступив ее новым центрам, разместившимся в былой "черте оседлости" - регионе, который до сих пор считался периферией академической иудаики.
Одним из таких новых центров стал Минск - город, в котором до революции еврейской научной деятельности не замечалось. Постепенно столица Белоруссии превратилась в важный центр "еврейских исследований", в частности, исследований на идише.
Рост интереса к идишеязычным исследованиям, подкрепленный беспрецедентным государственным финансированием, привлек в Минск многих ученых, которые ранее успешно трудились в других местах Российской империи.
Так, например, марксистский еврейский историк Израиль СОСИС (1878-1968) до переезда в Минск вел общественную и культурную деятельность в Одессе, Вилне, Петербурге/Петрограде (45); идишистский филолог Мордехай ВЕЙГНЕР (1890-1929) учившийся и работавший в Варшаве, Москве, Харькове и Ташкенте, в Минск переехал в 1923 году (46); историк литературы Нохум ОЙСЛЕНДЕР (1893-1962) обучаавшийся в Берлине и Киеве, до переезда в Минск работал в Москве (47).
Образ Минска
Образ Минска как нового литературного и культурного центра хорошо отразился в переписке двух исследователей литературы на идише, - Нохума ОЙСЛЕНДЕРА, уроженца Киева, переехавшего в Минск в 1925 г. и Ш.А.ГУРШТЕЙНА, литературного критика из Москвы, чьи работы публиковались в Минске в 1920-30 гг.
В письме к ОЙСЛЕНДЕРУ, датированном 4 мая 1925 г., ГУРШТЕЙН жаловался на ситуацию в Москве: когда он сравнивал столицу СССР с Минском, он называл Москву "literarishe goles" (литературной дырой), где трудно найти новые публикации на идише ("во всей Москве нет ни одного экземпляра "Di royte velt" ["Красный мир", харковское издание]..." По мнению ГУРШТЕЙНА, еврейски штедии имели большое будущее в Минске, а в Москве это будущее не было столь определенным ("что дальше будет в Москве, до чего дело дойдет, я и представить себе не могу") (48).
Основание в 1921 г. еврейского отдела в Институте белорусской культуры (Инбелкульте) было первой попыткой наладить еврейские исследования в советском учебном заведении*). (Инбелкульт - первая белорусская научная организация, существовавшая в 1922—1928 и реорганизованная в Белорусскую Академию Наук.
Среди основателей Инкубелта и Академии Наук был Е. Карский, который в последствии был исключен из нее из-за скептического отношения к «насильственной белорусизации» .Редакц. "ЗР").
Чтобы создать новый научный центр, делались усилия привлечь усилия как из СССР, так и из-за границы. В 1925 г. администратор еврейского отдела написал двум известным еврейским исследователям, жившим в Нью-Йорке: фольклористу И.Л.КАГАНУ и лингвисту Иегуде ИОФФЕ. Им было предложено сотрудничество с научным журналом Института ("Цайтшрифт"), но и - переезд из Нью-Йорка в Минск для исследований идиша в еврейском отделе Инбелкульта. Это приглашение было сделано со всей серьезностью (49).
Когда И.ЗИНГЕР встретился с деятелями культуры - сотрудниками еврейского отдела, ему сказали:
"Мы бы хотели взять к себе на работу специалистов уровня ДУБНОВА... чтобы нашему институту больше доверяли в мире... Мы простим им все грехи, только бы они приехали работать к нам" (50).
Еврейский отдел Инбелкульта был создан на четыре года раньше, чем Институт еврейских исследований в Вилне (IBO)**). Журнал отдела "Цайтшрифт" - возможно лучшее научное издание на идише в СССР 1920-х гг. - публиковал статьи виленских ученых, таких как Залман РЕЙЗЕН и Макс ВАЙНРАЙХ.
Этот феномен свидетельствует о том, что Минск был признан крупным академическим центром, что минские ученые контактировали с научным центром в Вильне. Историк литературы Израил ЦИНБЕРГ, вообще критично настроенный к марксистской науке, дал положительную оценку первому выпуску "Цайтшрифта" и и признал, что Минск, наряду с Вильной стал новым центром научных исследований на идише (51).
Деятельность идишистского научного центра отразилось и на повседневной жизни города. Еврейская научная интеллигенция, собравшаяся в этом некогда провинциальном городе, начала влиять на еврейскую культурную жизнь Минска.
Благодаря лекциям и встречам с публикой в городских клубах, театрах и школах, регулярно анонсировавшихся на минской странице ежедневной идишистской газеты "Октябрь", новая научная интеллигенция стала лицом "еврейского Минска", свидетельством превращения его из периферийного города в столицу советской еврейской Науки.
Элис Бэмпэрд
Перевод на русский язык Владимира Дворецкого
dtzkyyy.livejournal.com
Редакционное послесловие
(Западная Русь)
В работе Элис Бемперд приводятся интересные факты о том, что деруссификации подвергались не только белорусы, а и евреи, которым марксисты и большевики определили идиш как язык национальный.
К идишу, который является смесью иврита, различных немецких диалектов и прочих европейских языков, европейские евреи всегда относились неоднозначно. С одной стороны это был их родной язык, но при этом с невысоким статусом.
Таких разговорных языков у евреев было множество, которые возникали и исчезали на базе языков империй, в которых проживали евреи. Самые известные из них помимо идиша - это парси (на основе иранского фарси) и ладино (вариант народной латыни). В Российской империи в Одессе тоже начал формироваться язык-жаргон на базе русского языка. При этом ни идиш, ни прочие «еврейские» языки сами евреи никогда не ставили рядом с ивритом – языком священной книги.
В наше время идиш уже практически мертвый язык.
Искусственно созданный белорусский литературный язык, тоже не прижился, и не вышел за пределы узкого круга националистической интеллигенции.
Если белорусской «национальной» интеллигенции так и не удалось заставить белорусов отказаться от русского языка, то есть побочный эффект ее "трудов" - в процессе белорусизации практически исчезла народная белорусская речь, остатки которой сейчас доживают в виде «трасянки». Этим был нанесен громаднейший ущерб белорусской народной культуре.
Для сельского населения искусственный белорусский литературный язык был чужим и непонятным. Поэтому, переселяясь в города, белорусы переходили на русский, который был им ближе, хотя это и не приветствовалось властями.
И никакой русификации, как утверждают «аматары роднаи мовы», в годы Советской власти в Белоруссии не было. Все было совсем наоборот. К концу тридцатых годов, видя, что эксперименты с белорусизацией не приносят особого успеха, вопрос языка во многом пустили на самотек.
Сразу же последовал массовый переход населения Белоруссии на русский язык. Этот процесс продолжается и сейчас – уже в совершенно независимой от России РБ.
Обвинения «свядомого кола» в адрес сегодняшней белорусской власти, что она не поддерживают «мову» совершенно не обоснованы.
Поддерживает, и всеми силами, но почему-то не держится самостоятельно на ногах «мова». Только если запретить русский язык в приказном порядке, как это было в Белоруссии в 1991 -1995 годах, то тогда может что-то и получится. Но как видим по опыту Украины, где русский язык запрещен уже 20 лет, особого результата не видно.
Язык это не только средство общения и передачи информации, но и инструмент мышления.
А вот запретить мыслить - очень сложно.
Примечания
1. Резолюция ЦК КП(б)Б предусматривала создание 20-30 еврейских национальных районов на территории БССР. Речь шла о районах, где 75-80% населения составляли евреи. См.: Национальный архив Республики Беларусь (далее - НАРБ), ф. 42, оп. 1, д. 1632, л. 50.
2. В 1923 г. евреев в Минске было 48 312 и они составляли 43,6% от его населения (неевреев - 62 614 человек, или 56,4% от всего населения). В 1926 году количество евреев выросло до 53 686 и, хотя их доля в городском населении упала до 40,8%, они составляли вторую по численности национальную группу после белорусов (которых среди минчан было 43%). 10% горожан отождествляли себя с русскими, чуть больше 3% - с поляками (Статья "Минск". Большая Советская энциклопедия. Т. 39, Москва, 1926, с. 465-468).
3. Ginzburg, Carlo. Il filo e le tracce: vero falso finto, Milano: Giangiacomo Feltrinelli, 2006. P. 258.
4. Greenbaum, A. Jewish Scholarship and Scholarly Institutions in Soviet Russia, 1918—1953. The Hebrew University of Jerusalem, 1978. P. 6.
5. Текст Декларации об объявлении независимости Советской Социалистической Республики Белоруссии можно найти в книге: Практическое разрешение национального вопроса в Белорусской Советской Социалистической Республике. Ч. I. Белорусизация. По материалам Центральной национальной комиссии ЦИК БССР. Mн., 1927. С. 120—123.
6. Klier, John D. Imperial Russia’s Jewish Question 1855—1881. Cambridge: Cambridge University Press, 1995. P. 152-153.
7. Более подробно о советской национальной политике и кампании "коренизации" см. в: Gerhard, Simon. Nationalism and Policy Toward the Nationalities in the Soviet Union: From Totalitarian Dictatorship to Post-Stalinist Society. Westview Press: Boulder — San Francisco — Oxford, 1991. О практических мероприятиях по укоренению национальной политики в Белоруссии и специфике кампании белорусизации см.: Практическое разрешение национального вопроса… С. 133—146. О результатах кампании белорусизации в 1920-х гг. интересно пишет Аркадий ЗЕЛЬЦЕР (см.: Зельцер, Аркадий. Белоруссизация 1920-х гг.: достижения и неудачи // Евреи Беларуси: история и культура. III-IV. Mинск, 1998. С. 60-92.) Роль, которую этнография играла в советском проекте формирования наций, анализируется в: Hirsch, Francine. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca and London: Cornell University Press, 2005.
8. Партия белорусских социалистов, известная как "Беларуская сацыялістычная грамада", была основана в Вильне в 1903 г. (в 1903 г. - и не в Вильне, а в Петербурге - была основана "Беларуская рэвалюцыйная грамада". А "Беларуская сацыялістычная грамада" была создана в октябре 1904 г. - Ред.).
9. Francine, Hirsch. Empire of Nations. P. 149-150. Больше про создание Белоруссии сказано на страницах 151-155.
10. Практическое разрешение национального вопроса… С. 132-133.
