<embed type="application/x-shockwave-flash" wmode="transparent" src="http://providenie.narod2.ru/providenie1.swf" height="186" width="186">
• Посм., ещё видео
Скажу и о том, какое обстоятельство меня заставило это написать. Когда в 1854 году был я вытребован из скита Гефсимании в Москву на Троицкое подворье для увещания раскольников, что с помощью Бога и доднесь продолжаю, ради послушания; то все обратившиеся из раскола (и которые прежде моего прибытия, а некоторые при мне более полутора хода просили меня убедительно, и даже все мои знакомые православные также убеждали меня, чтобы я написал что-нибудь про Австрийское раскольническое духовенство, потому что оно несколько сближено со мною лично, и чтобы я против этого незаконного священства выставил правила Св. Апостол и Св. Отец, на семи вселенских и девяти поместных Соборах изложенные, в пользу православной Церкви.
Все сии просьбы слыша, я притом и сам знал, что это нужно сделать, потому что если я этого не напишу, то останется все это в неизвестности, так как эти дела содержатся у раскольников в тайне. Однако все день от дня отлагал, и так протекло более года. To за многими делами времени нет, то не достает источников и документов, с чего бы это начать. Но пришло время, что сам не понял, как начал. Ибо хотел было написать только одну статью про себя, но увлечен был и далее. И хотел было немного упомянуть о Австрийском раскольническом священстве; но когда узнали новоприобретения словесные овцы, что я принялся писать о Австрийском священстве, все, весьма возрадовавшись, почти во един день доставили немного источников об этом предмете, так что я уже по необходимости вынужден продолжать свой труд. И вот составилась изрядная книга. Хотя и немалого труда мне это стоило; но очень много приносит мне утешения: ибо все с нетерпением ожидают ее окончания и даже дни считают, когда она выйдет в свет; ежедневно приезжают ко мне в келью читать тетрадки рукописные и даже самые закоснелые раскольники желают ее видеть, одни с ужасом о ней спрашивают, а другие с нетерпением желают ее прочитать. Многие сами мне говорят: «ох, отец, почему же ты очень об этом хорошо знаешь? Мы принадлежим даже к этому обществу, и то этого не знаем. Пожалуйста, поскорее пиши; открой ты нам глаза». И даже всем с нетерпением дожидаются, и беспрестанно один другого спрашивают: «скоро ли выйдет эта книга?
Повергаю сей посильный труд мой всеблагому Промыслу Божию, да устроит оный в некую пользу моим ближним, ближним, ищущим истины и спасения.
Бывший инок Св. горы Афоноской, и потом, скита Гефсимании, ныне Берлюковской пустыни Строитель Иеромонах
Парфений.
Во всю дорогу я ехал очень спокойно и беспрестанно внутри моего сердца горел светильник благодати, и все мы с нетерпением желали доехать до монастыря, чтобы успокоиться до смерти. Отец Иоанн весной также хотел приехать к нам в монастырь. Но что со мной случилось, и теперь стыжусь писать, так, что я в своей книге о Странствии не написал этого, стыдясь сам себя. В Херсоне, переехав Днепр реку, мы ночевали в городе Алешках. Поутру осталось нам до монастыря 35 верст. Что же? светильник благодати начал во мне гаснуть и гаснуть. Но когда увидели монастырь, мои друзья возрадовались, начали творить крестное знамение, a у меня совершенно светильник погас, и все затмилось, и писание всё закрылось, a сердце начало каменеть и сделалось тверже камня. Все это я скрывал от друзей моих. Приехавши на гостиницу и выпрягши коня, мои друзья пошли к архимандриту о. Тихону, звали и меня с собой, но я обещался сходить после. Вот они, бывши у архимандрита, отдали свои бумаги, надели рясы и клобуки по обычаю единоверческому, и пришли ко мне в гостиницу. Но я сделался тверже камня – самым закоснелым раскольником, так, что всё то забыл, что в течение пяти лет читал и толковал. Прожив в монастыре более недели, друзья мои что со мною ни делали, каких увещаний и доказательств мне ни представляли, как сам архимандрит и вся братия меня ни увещевали, я сделался яко глух, яко аспид, затыкаяй уши свои и не слушаяй; окрепло сердце мое, как камень. Сколько раз друзья мои плакали и говорили: сам ты нас увещевал, а теперь что с тобою сделалось? Но я, не вняв им, отправился обратно в Молдавию в свою келью, с тем намерением, чтобы больше не толковать о верах, а умереть, в чем был, и к о. Иоанну никогда не ходить. В Херсон, в Николаев, в Одессе, в Тирасполе и в Кишинев повсюду останавливался у раскольников и ходил в их часовни, Чрез Яссы прибыл в свой скит и в свою келью. Таким образом, проездил я два месяца. По прибытии моем в келью, ученика своего я не застал, он был на работе. Истопив келью свою, пообедал и к о. Иоанну идти не хотел. Но помысел говорит мне: какой же ты бесчеловечный, какой тебе враг о. Иоанн, он ничего тебе не делал, кроме добра, и ты не хочешь сказать ему про учеников его, где оставил их; ибо он, узнавши о твоем приход, сам придет к тебе. Подумавши так, я пошел к нему, подошел к келии и сотворил молитву; он отдал: аминь, смотрит в окно, и говорит мне: «кто ты такой»? Я сказал: разве ты ее видишь, кто я. Он сказал: «я вижу, что якобы о. Паисий (так было имя мне), но быть не может, чтобы это он был; ибо он уехал в Россию совсем без возврата; а ты какой-нибудь искуситель, пришел меня искушать». Я сказал: «нет, отче, я не искуситель, а подлинно Паисий, ибо я уже возвратился из России». Он сказал: «ну-ка перекрести лице свое и сотвори хорошенько молитву». Я, сотворив молитву, перекрестился. Он велел взойти к нему в келии. Я, взошедши, помолившись Богу и поздоровавшись, сел на лавку; а он сел подле меня и, осязавши меня, спросил: «где же ты оставил моих старцев и зачем возвратился обратно в Молдавию»? Я ответил: «старцев я оставил в Корсунском монастыре, ибо они остались там навсегда: а я возвратился потому, что не согласился поступить в единоверие и вознамерился умереть в том, в чем был прежде, и даже положил – больше ничего не исследовать и о верах не говорить, купил себе схиму, хочу постричься и жить в своей келии до смерти; даже не хотел было и к тебе идти, но пришел только сказать тебе о учениках твоих, где оставил». Он же, услышавши сие, изумился и сказал: «на чем же ты утвердился, или где нашел какое писание, скажи ми откровенно? я также оставлю толковать и останусь в том, в чем теперь, ибо я еще с места не трогался, и обо мне еще никто ничего ее знает, я этого сам желаю, чтобы здесь остаться до смерти, затем и не поехал с вами, сам знаешь ты, каков я здоровьем; прошу тебя, скажи мне ради Господа Иисуса, на чем ты утвердился?» Тотчас с меня спал как бы покров некий, вдруг засветился во мне светильник, и растаяло во мне сердце, как воск! Это благодать Божия коснулась моего закоснелого сердца так, что я чувствовал это, и, зарыдавши, весь в слезах, начал говорить следующее: «Возлюбленный мой друг и собеседник о. Иоанн послушай меня. Я приехал и возвратился сюда, и сам не знаю зачем; ибо окаменело мое сердце, и не то чтобы я нашел, что в писании и утвердился, но сделался как бы во тьме и находился в этой тьме больше месяца; все, что прежде я читал в книгах, забыл, а одно помышлял, дабы только быть в прежнем своем заблуждении. Но сейчас как бы покров снялся с моего сердца, и опять увидел всё свое заблуждение. О, Боже мой! зачем я не остался в Корсунском монастыре, и зачем я опять приехал сюда в Молдавию!» О. Иоанн, слышавши сие и видевши со мною случившееся, возвел очи свои к иконам и весь, исполнившись слез, сказал: «О, Владыко, Господи, Человеколюбче! благодарю Тебя за великое о мне грешном попечение, что слышал мою молитву и утешил меня скорбящего и болезнями отягощенного, и опять прислал ко мне друга моего и собеседника. Буди теперь воля Твоя!»
Потом в слезах начал говорить следующее: «Возлюбленный мой друг и собеседник о. Паисий! не скорби о том, что приехал сюда в Молдавию; это Господь услышал молитву мою и, на время, ожесточив твое сердце, прислал тебя ко мне болящему. Ибо я после, как вас проводил, много каялся, что остался здесь один между раскольниками и не поехал с вами; даже вознамерился было один ехать в Россию к вам в монастырь в Сентябре месяце, но по пути в Яссы, отъехавши две почты до города Формоса, простудился так, что заложило грудь, захватило дыхание, и почти полумертвого привезли сюда опят в свою келью. После сего и до днесь я болен и беспрестанно скорблю, что не могу ни по воду сходит, ни печи протопит, ни пищи изготовит. Но вот Господь нечаянно тебя ко мне возвратил, хотя ты и сам не понимал, зачем ты ехал, хотя и противное ты помышлял. Ежели бы Господь не ожесточил твоего сердца; то бы ты никогда, может быт, и не вздумал про Молдавию. Теперь уже прошу тебя, не оставь меня; пуст ученик твой живет один, а ты живи со мной и послужи мне немощному и болящему».
После сего я тут же перебрался к нему в келью, и начали мы жит в единомыслии, препроводили зиму, много претерпевая, скорбели от раскольников, которые собирали против нас соборы. Весною поехали мы в Россию. Вот здесь явилась надо мною сокровенная воля и премудрость Божия. Ибо воля Божия открылась в том, чтобы мне ехать со старцами в Корсунский монастырь, только проводит их до монастыря, а не жит. Ежели бы я не поехал, тο и они бы не поехали; a по прибытии нашем им была воля Божия остаться там, где они и померли, а мне жить и остаться не было воли Божией, но было от Бога мне предназначено пройти вселенную по морям и по суху, прожит семь лет на Афоне и обратит многих ко Христу и ко святой Его Церкви. По сему Промыслу о мне Божию не угодно было употребит других средств, как только взят от меня благодать Св. Духа и ожесточит мое сердце. Иначе ничто бы не понудило меня оставить этот монастырь; ибо обитель благоустроенная, чин и устав по моему желанию, климат самый благоприятный, изобилие всякое. Здесь бы и окончил жизнь свою. Но когда Господь отнял благодать Свою; то и покрыло мое сердце мрачное покрывало, ничего я не видел, красота места, великолепие храма сделались, как благо; писание все позабыл, как бы я ничего и никогда не читал; что мне говорили, я ничего не слушал и не понимал, сердце мое сделалось, как камень, крепко, так что ничего не могло к нему прикоснуться божественного, ни слез, ни умиления, ни рассуждения. Один был ответ ко всем и ко всему: в чем был, в том и помру. Но когда исполнил волю Божию, и Господь снял этот мрачный покров; то вдруг сделалось в сердце моем светло, и я всё увидел, что со мною случилось, и даже стыдился сам себя, потому и не написал в моем Странствии и Путешествии.
Как же те люди могут увидеть истинный свет, познать истинность и справедливость святой восточной, соборной, Апостольской Христовой Церкви, которые (т. е. раскольники), как я сам слышал от сотни людей их братии, произносят хульные слова на Бога, на Духа Святого, на святую Христову Церковь, на священство и на святые тайны? Я им предлагал: «Чего нам сомневаться? послушаем Самого Господа Иисуса Христа, глаголющего тако: просите и дастся вам: ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам (Мф. 7:7); оставим свое упорство, начнем искат истины с простотою сердца и, наложивши на себя пост, попросим со слезами Господа Бога, чтобы вывел нас на истинный евангельский пут, присоединил бы нас к святой Своей Церкви и причислил бы к Своему избранному стаду. Истинно скажу, что тогда Господь не оставит нас в заблуждении, откроет очи наши; мы и сами увидим, что мы заблудили и узнаем истинную Христову церковь». По своему обыкновению, они мне возразят так: «да ты хочешь нас в великороссийскую Церковь вогнать и научит нас щепотью молится? Помилуй нас Бог: никогда этого не сделаем!» На сие отвечу им: «я не говорю: идите в великороссийскую Церковь, но говорю: помолитесь Господу Богу, и попросите от простоты сердца с усердием и со слезами, чтобы только показал истинную святую Свою Церковь, которая препровождает чад своих в царство небесное, вечно царствовать вместе с Господом Иисусом Христом. Поэтому и надобно Господа послушать от простоты сердца. Ежели Ему приятна и угодна великороссийская Церковь, и ежели она самая истинная, то и надобно к ней присоединится и молится, как она наставит, и во всем ей повиноваться».
Они же раскольники всегда на эти словеса мои выходят из себя, вскочат с места, подымают руки к верху и кричат: «как так мы пойдем в Церковь великороссийскую и будем молиться щепотью? Никогда этого не сделаем и никого не послушаем; приди с небеси Ангел, и Сам Бог, и Того но послушаем; пуст делаются чудеса среди площади, хотя бы мертвый воскрес, и тому не поверим».
Что же теперь можно сделать? Язва эта остается неисцелима; они уподобляются Жидам, которые после множества чудес, сотворенных Господом Иисусом Христом, и после воскрешения четверодневного Лазаря, распяли Царя небесного.
Здесь я упомянул только о тех, о которых я сам достоверно узнал, а иных и в живых лично знал. Хотя они еще не прославлены Церковью и не причислены к лику святых, но прославляются знамениями святости. Может быт, Бог со временем и совершенно их прославит, ежели Ему будет угодно.
Но сколько ест мне неизвестных в обширном Российском Государстве, и исчислит невозможно! Надобно много лет самому постранствовать, чтобы описать новых Угодников Божиих. Это уже послушание я предоставляю другому кому, кого Господь назначит. Я же говорю только о том, что все это раскольники видят своими очами, a слышат своими ушами, но в настоящем виде всего этого видя не видят; потому что одебеле сердце их, они покрыты мрачным покровом сделались глухи, потому что затыкают уши свои.
Но какие происходят между раскольниками соблазны, о том страшно и воспоминать, а для них всё это кажется святым. Вот на них-то сбывается божественное Писание, что сами человецы восхотеша от Бога отступити, а неприязнь прияти, и оставиша свет и возлюбиша тму. Здесь упомяну несколько случаев, произшедших между раскольниками.
Начальник писал в Москву на Рогожское кладбище и просил узнать: точно ли был в Симонове монастыре иеромонах Анатолий?
Из Рогожского кладбища ходили в Симонов монастырь и спрашивали тихонько какого-то послушника, явно же боялись спрашивать, дабы не придрались к ним. Им сказано, что точно был иеромонах Анатолий, но куда вышел – неизвестно. Вот и почли Рогожские, что это тот самый иеромонах Анатолий, и писали начальнику, чтобы без сомнения принял его. Начальник, принявши его, видит, что он человек молодой и притом буйный, убоялся его держат при себе, дабы не попасть с ним в беду, и, посадив на тройку коней, повез его продавать. Но по всей Украине его возил, и никто его не купил, потому что в иеромонахе никто нужды не имеет, да притом видели, что человек он очень буйный. Наконец привез его на границу в Скуляны. Дали вест по всей Молдавии, не угодно ли кому купит черного попа. Вот этому товару все молдавские раскольники обрадовались, съехались в Скуляны на границу, и наши села Мануиловки, старики купили его за две тысячи рублей ассигнациями: потому что в Молдавии попов уже давно не было. Привезли его, все ему препоручили себя и души свои. Вот черный поп начал погуливать, служит, постригать монахов, схимить и свадьбы венчать. Когда идет в церковь или из церкви, куда поедет, или приезжает, всегда со звоном. Жил он так припеваючи, как архиерей, шест лет, и щеголял, как лучше быт нельзя.
Что же случилось потом? Однажды проходит из монастыря Нямца в монастырь Ворону один российский послушник мимо села Мануиловки. Когда настигла его ночь, он, видя, что село русское, начал просится ночевать. Ему сказали: иди на другой конец села к нашему дьяку Степану Кондратьевичу Керачу, он всех странных принимает. Он пошел по улице, и вдруг попадается ему навстречу поп Анатолий; узнав его, он ничего не сказал ему. Но, пришедши к дьяку, который его принял очень ласково, и, разговорившись с ним, послушник спрашивает его: «кто это попался мне навстречу на улице, такой щеголь в монашеской одежде – в подряснике? Дьяк ответил: «это наш батюшка, священник, черный поп Анатолий». Послушник, услышав сие, задумался, и сказал: «как же он так скоро попал в монахи и уже в иеромонахи? ведь в России это скоро нельзя получит». Дьяк говорит: «да разве тебе он знаком, и ты его знаешь»? Послушник: «как же мне не знать его? это послушник Симонова монастыря в Москве. Мы с ним много лет жили вместе; но он там много кое-чего настряпал, да и бежал, неизвестно куда. Теперь же вижу его священником, да еще монахом. Это что-то очень мне чудно кажется». Дьяк: «нам его привез настоятель Черкасского монастыря; мы за него дали две тысячи рублей, и у нас ест бумаги из Москвы, с Рогожского кладбища, что в Симонове монастыре истинно был иеромонах Анатолий, и что уехал, неизвестно куда, а потому Рогожские велели принят его, без сомнения, что он священник». Послушник: «я и сам знал хорошо иеромонаха отца Анатолия; но тот был уже 60 лет и уехал в Соловецкий монастырь, я его и проводил». Дьяк, слышавши сие, поверил и, заплакав, сказал: «Вот как нас обманывают самозванцы, попы наши»!
Поутру собралось всё общество; позвали и попа своего. Когда послушник начал попа обличат, он признался во всем. Дьяк Степан Керачь, заплакавши, сказал: «ах, отец, отец, боишься ли ты, Бога как ты нас обманул и сколько ты наших душ погубил: что это ты делаешь? «Поп ответил: «как же с вами бураками поступать? Вперед умнее будете». Дьяк же сказал: «поезжай, поезжай от нас скорее, куда знаешь». Он отправился в Галац. Накопивши много денег, снял корчму и начал торговать вином.
Услышав сие, настоятель Черкасского монастыря, оставил раскол и монастырь свой, и уехал в Корсунский монастырь, и там окончил жизнь свою.
В Молдавии всех, крещеных и постриженных этим самозванцем, снова перекрещивали и перестригали. Кто ж перекрещивал? Или такой же самозванец, или, по крайней мере, запрещенный поп, как и все беглые попы, отлучившиеся от своего епископа без благословения, уже запрещены, или отлучены от Церкви.
Но говорю уже и обо всех беглых попах, какие они делали проказы в Москве на Рогожском кладбище и повсюду. Надобно воза бумаги, и тогда всего не опишешь.
«Oт нас изыдоша, нo не быша от нас: аще бо от нас были, пребыли бы убо быша с нами (Ин. 2:19).
Глас в Раме слышан бысть, плач и рыдание и вопль мног: Рахиль плачущися чад своих, и нe хοтяше утешитися, яко не суть (Мф. 2:18)
Воскрежет обаче яростию и злобою змий оный древний, иже некогда низвержен в ад, отторже с собою третию част звезд небесных, и нача всячески искати пяту, идеже бы угрызнути торжествующее православие, и се видим, како обрете!
Но се реки вавилонске, зде нам на вербиях обесити органы наша, зде сети и плакати надобно. Откуда же начнем плакати, или кое положит начало нынешнему рыданию; кто даст главам нашим воду и очесом источник слез?
Истинно убо ест, яко мир сей привременный весь во зле лежит, исполнь скорбей и болезней лютых. Беды и напасти повсюду; беды в весях, беды в градех, беды от огня, беды от потопа, беды от глада, беды от смертоносныя язвы, беды сих горшия от страстей воюющих в людех, от гнева, злобы, братоненавидения. Но во всех сих мы, православнии Христиане, несмы без покрова и помощи: несмы отчаяваемы, имеюще в тех всех прибежище верное, пристанище благотишное и необоримое: Церковь Божию святую. Тамо теплыми молитвами притекающе, тамо возвергающе печали наши на Господа и на Христа Его, обретаем утешение и покой: там всякое утоляется воздыхание, всякая иссыхает слеза, скорбь прелагается в радость и болезнь в живот.
Что убо речем, или что возглаголем, егда и Церковь матерь пашу сию богоблагодатную, сию единую помощницу и покровительницу нашу в злостраданиях житейских, самую злострадати, самую болезновати и скорбети видим, возопием с Пророком в перси биюще: обратитеся и видите, аще ест болезнь, якоже болезнь наша; и аще ест скорбь, якоже скорбь наша.
Обратитеся убо и видите, православнии христиане, чесому неизследимая в советех своих премудрость Божия попусти быти и содеятися во дни сия пред очима нашима. Многая злая подобаше претерпети Божией Церкви во времена прежняя, яко злато искушашеся она в горниле страданий, яко шипок цветяше в тернии скорбей, беху векове гонений и мучительств, егда кровь христианская проливашеся яко вода, егда имени ради Христова предаваше брат брата на смерть и отец чадо. Но мимо идоша, и се не сут. Беху векове раздоров и ересей, егда среди самых христиан внутрь святилища церковнаго востаяху бури суетных мнений и лжеучений, егда солнце истины омрачашеся и веры основания колебахуся. Но и тии мимоидоша такожде, и се не сут. Беху времена нужды, тесноты и уныния, егда истинная православная Церковь Христова, аки внегда Израиль на реках вавилонских, пленом тяжким одержима от врагов, онде внешних, онде же и внутренних, седяше сетующе, яко мимоходящим покивати главами и ругающеся глаголати: где ест Бог твой? и та исполнь скорби, туги и жалости, времена минутна, и се не сут. Воистину ничтоже подобало бы бяше ныне нам чадом Церкве православныя, точию радоватися и ликовати, славити неизреченныя милости Господа и с дерзновением взывати: разумейте язы́цы, яко с нами Бог.
Но не дремлет враг человекоубийца искони, иже аки лев ходит рыкаяй, иский кого поглотити. Князь тмы сый, вo тме устрои злокозненный ков, да возмутит мирное торжество нашего святаго православия. Како же бысть сие?
Начнем же глубоким воздыханием и горьким плачем переданную сию нашу краткую повест и скажем поряду. Сут в Австрийстей нашей державе, в стране зовомой Буковина, нецый от раскольников российских отдавна из отечества своего тайно отбегших, ту вo окружии Черновецком в веси нарицаемей Белая Криница (фотена алба по-молдавски) соградиша беглецы сии акибы и храм, егоже и освяти им некий беглый из России поп на антиминсе, из России украденном, властем земским ничтоже зазирающим, яко римско-западнаго вероисповедания сущим. Подобни беглые попове продолжаху и после бегати семо из России и в молитвеннице сей раскольнически поповствовати. Обаче чрез долгое время ничтоже горшее бысть и приключашеся донельже не точию попове, но и инии беглецы российстии в сие безопасное прибежище раскола притекати и тамо любезно прииматися начаху... и пр.
Соградивше себе особенное гнездилище в веси Белокриницкой на подобие и чин акибы монастыря устроенное. Киимы непостижимыми хитростми, киими сокровенными способами и средствами учинися сие дивное, никакоже ожиданное, событие: то могут видети главнии белокриническия дубравы жители, имена же им: Алипий, бывший Афанасий Милорадов... (мещанин) и монах Павел (извощик). Сия-то двоица толь чудное и неслыханное дело совершити возможе.
Радощами велиими возрадовахуся Белокриницкие поселенцы, таковое благоволение ощутивше от австрийскаго правительства, что в епископа позволяют иметь. Избирают убо абие монастырю своему настоятеля единаго от клеврет своих именем Геронтия, и того под видом купца посылают в великую державу Российскую, да возвестит тамошним раскольником, яже у них содеяшеся, нарочито обаче да соберет довольные пенязи к совершению их злоумышлений на Церковь православную. Отъиде же Геронтий и достиже даже до царствующаго града Москвы и до славнаго Петрограда, образ носяй акибы торговца австрийскаго, якоже и самый паспорт его ложно свидетельствоваше. Но притворный купец сей не имеяше иных товаров с собою, кроме речей льстивых и хитрых проповеданий о Богодарованных раскольником епископстве. Сия обаче вся отай он повсюду разсеваше, еще же и икону некую с собою ношаше, на ней же некто в сане епископском живописан зряшеся, о нем же льстец сей поведаше, яко той самый и ест епископ, уже обретаяйся и на раскол соизволивший. Таковыми басньми обаяни быша нецыи скудоумнии, но богатии раскольницы в России, наипаче жены, имже, по глаголемому, власа долги, но разум краток, и отверзше сокровищницы своя, ущедриша баснотворца зело, иже и возвратися со дары теми восвояси.
Между тем в самой Буковине издавна живущии раскольницы не имеяху ни веры, ни послушания, возгнездившимся в них скитницам, и ниже слышати хотяху о епископстве и о епископе, кольми паче от имений своих дати что на дело сие, емуже благаго конца и совершения никакоже чаяху, видяше в том едину точию слепоту надменныя гордыни и властолюбия монахов, имже нарочитый и заклятый противник бяше дьяк Белокриницкия веси, по названию Киприан Тимофеев, муж малаго разума, но великаго упрямства. Сей явно и велегласно взываше и учаше, яко начинания монахов белокриницких, истинному благоверию весьма противная, не к утверждению и возвышению, но наипаче к конечному разорению раскола служити имут, законопреступна сут и святотатственна: сице, яко новая ослица Валаамова, пророчествуяй сущую истину от устен несмысленных. Молчаху же монаси крамольницы, не имуще чего отвещати, и в молчании не с терпением ожидаху возврашения из России Геронтиева.
Егдаже прииде лжекупец, посланник Геронтий вспят, носяй рубли российские, тогда звон сих же заглуши во ушесех их пререкания и злословия обличителева, в сердце же надежду укрепи, яко предначатая ими в совершение незакосненне восприидут.
Без всякаго убо отложения возстаста абие вновь вышеупомянутая двоица Алипий и Павел, и препоясавше чресла своя, отдаются на искание себе епископа. И достиже первее в страны Молдовлахийския и Унгровлахийския, яко ближайше лежащия. Потом коснустася краев Сербских: таже и в Черную ropy проникоста, но нигде же никто же обретеся има споспешествуяй или согласуяйся, яко же от грома тресновеннии сердцем возмущахуся православнии при едином токмо видении таковых изрядцов и злохудожников. Что убо има бе творити? емлятся путей далечайших: обходят Грецию, Сирию и Палестину и Египет. Но и той труд ею всуе бе. Недоумевающася и ужасающася, что ктому сотворят. Направляют стопы своя в Царьград во всяком унынии и отчаянии, в Царь-граде от православных опасно себе утаевающе и крыюще, совещания со униатами, Арменами и латинами имеяста; еще же и самех Евреянов не пренебрегоста, испытующе от них: несть ли кто им ведом от архиереев греческих во православии не твердый и колеблющийся, и где таков обрестися может? О, увы! о, увы! о, увы! Нигдеже обретенный, зде в Царьграде обретеся, или паче даде обрестися ищущим!..
Вот наконец скажу вам ужасную историю в Босне в настоящия, тако-рещи, дни приключившуюся: Как един от христианских мучеников, притяжатель сый знатных имений и старейшина единаго от именитых мест, преданный митрополитом первее анафеме, потом палицам турским, поскольку не восхоте или не возможе насыпати бездонное его корыстолюбие, внезапу в страданиих не мог более терпет, и отчаянию предався, воскрича: яко не хощет ктому быти христианином, но приемлет закон мухамедский, и тако избавився мучений и сам сделался мухамеданин и весь дом его. Сицевая деяния архиерея Божия, и самим даже турком в соблазн и омерзения пришедшая, напоследок внидоша во уши святейшаго патриарха, иже убо лета 1842, Амвросия митрополита сараевскаго от Босны вызывает в Царь-град, ему же соборне тамо осужденну и изобличенну и запрещенну бывшу, ин архипастырь дадеся оскверненному наемником престолу митрополии Босносараевския. Сему же Амвросию в Сараеве от лета 1836 до лета 1812 архиепископствовавшу, иже тамо сам себе прозвище Симонович, надел бяше (сиречь святопродавец), и ему не точию архиерейская, но и простая иерейская действовати возбраненно быст. Сице достойную мзду возприяв по делам своим, нача Амвросий влещи жизнь свою в уничижении, срамоте, презрении, сице же и в крайнем убожестве.
Но таков и подобаше первосвященник раскольником! Увидев Амвросий о пребывании в Царь-граде Алипия и Павла, абие средствием фактора жидовина даде има вест, да к нему приидут во едину незнатную корчемницу, в ней же сам незнатным слугою бе. Сие обаче отнюдь не смути помянутую вдовицу, двоюловцу раскольничу, яко в таковом блате и кале валяшеся искомый, но то соблазняше и возмущаше зело ею, яко под осуждением церковным бяше низложен и запрещен от патриарха соборне. Дивна убо ест вещь и неудобопонимательна же и изумительна сия: раскольником аще от церкве православныя и отпадшим, и на православные иерархи хулящим и ни во что же их вменяющим, обычай непреложен быти, никавоже ни самых беглых попов к себе не принимати, разве правильные от православных архиереев, рукоположенных и до бегства их из православныя церкви никоему же отлучению или запрещению подверженных. Сумнястася убо о сем Алипий и Павел и недоумеваста! Ho факторы жидовстии и в том даже самом на помощь притекоша има, умысливше таковую воистину жидовскую прелест: подкупают и наущают некия греки от единаго краеградия цареградскаго, обещаша има довольны сребренницы и златицы, молити святейшаго патриарха, яко да соизволит быти в церкви их совершенну священнослужению архиерейскому, акибы о упокоении некия души честныя жены христианина грекини; на священнослужение же сие да разрешит бывшаго митрополита сараевскаго Амвросия тоя ради вины, яко той Амвросий, егда мирский еще бе священник, оныя усопшия грекини духовный отец бяше. К сей хитрости и милостыня еще изрядная присовокупляется, аки бы от умершия на тое завещанная, в самом же деле от раскольников приложенная.
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — azbyka.ru
