<embed type="application/x-shockwave-flash" wmode="transparent" src="http://providenie.narod2.ru/providenie1.swf" height="186" width="186">
• Посм., ещё видео
Иоанн IV Васильевич Грозный, первый из Великих Князей принявший при венчании на Престол имя Царя, присоединяя к Руси Казанское, Астраханское и Сибирское царства. В 1552 году состоялся знаменитый казанский поход Иоанна Грозного, как замечают исследователи, крестовый, окончившийся завоеванием Казани. Для целого татаро-монгольского царства открывался свет Веры и являлись знамения.
Во время осады ратным людям русским слышен был из-под земли церковный красный звон колоколов, словно на Москве. Но особенно преславны чудеса, предшествовавшие казанскому походу.
Когда, еще до похода, был заложен первый оплот русской силы в Казанском царстве - Свияжск, с храмом преподобного Сергия, от иконы которого совершались там многие исцеления, пленные черемисы рассказывали: "Лет за пять до основания города, когда это место было пусто, часто мы слыхали здесь русский церковный звон. В страхе мы посылали легких молодых людей посмотреть, что такое происходит, и они слышали голоса прекрасно поющих, как будто в церкви, и никого не видали, кроме одного вашего старого инока, который ходил со крестом, благословлял на все стороны, как будто размерял это место, где теперь город, и все то место наполнялось благоуханием.
Посланные нами покушались ловить его: он становился невидим. Пускали в него стрелы, - стрелы не ранили его, а летели вверх, падали на землю и ломались. Мы сказывали о том нашим князьям, а они царицам и вельможам в Казани". По иконе старца узнали: то преп. Сергий отмеривал Руси Казанское царство. Казань пала 1 октября, и в память того построен в Москве Покровский Собор. Вскоре в городе чудесно была обретена икона Божией Матери, названная Казанскою и прославленная чудотворениями из края в край Земли Русской. Это событие описано священником Гермогеном, впоследствии Патриархом Всероссийским.
При его правлении Англичане открыли морской путь к Архангельску, за что и даны им в торговле многие преимущества, а в Москве заведено книгопечатание. Его державною рукою был подавлен бунт Новгородцев, а также завершена централизация удельных Русских княжеств в единое Русское государство. Много и других добрых дел было сделано этим Благоверным Царем для блага России и Православной Церкви, но все же венцом его, как государственной деятельности, так и духовной, стала учрежденная в 1564 году Опричнина, став духовно-политической вершиной Его царствования.
Вот что по этому поводу пишет приснопамятный Владыка Иоанн (Снычев): "Историки неоднократно сетовали на "загадочность" опричнины. Между тем, ничего загадочного в ней нет, если рассматривать опричнину в свете веками складывающихся на Руси отношений народа и власти, общества и Царя. Эти "неправовые" отношения, основывавшиеся на разделении обязанностей, свойственных скорее семейному, чем государственному быту, наложили отпечаток на весь строй русской жизни.
Так, русское сословное деление, например, имело в своем основании мысль об особенном служении каждого сословия. Сословные обязанности мыслились как религиозные, а сами сословия - как разные формы общего для всех христианского дела: спасения души.
И Царь Иоанн IV все силы отдал тому, чтобы "настроить" этот сословный организм Руси, как настраивают музыкальный инструмент, по камертону православного вероучения. Орудием, послужившим для этой нелегкой работы, и стала Опричнина...
Сам указ об Опричнине появился не вдруг, а стал закономерным завершением длительного процесса поиска Иоанном Грозным наилучшего, наихристианнейшего пути решения стоявших перед ним, как помазанником Божиим, задач... "Аз есмь Царь, - говорил Грозный, - Божиим произволением, а не многомятежным человеческим хотением". Русский Государь не есть Царь боярский. Он не есть даже Царь всесословный - то есть общенародный. Он - Помазанник Божий. Инструментом утверждения такого взгляда на власть и стал Опричный Царь.
В Опричнину брали только "лутчих", "по выбору". Особенно тщательный отбор проходили люди, имевшие непосредственное отношение к жизни Государя..." (Митрополит Иоанн, "Самодержавие Духа").
Роль Опричнины в Державном строительстве Святой Руси была просто колоссальная. С ее помощью боярство, так досаждавшее благочестивому и Христолюбивому Царю, надолго было излечено от сословной спеси, впрягши его в общее тягло, был положен конец распространению ереси и крамолы внутри Церкви и Государства, разрывавшие единый соборный Церковный и государственный организм на части, но главное - был положен конец многовековому тайновластию давних и свирепейших врагов Христовых - жидов, народ покушавшихся на Церковь Христову и единство Русского государства.
И благодарный Русский народ по достоинству оценил личность Своего Благоверного Царя, погребя Его в самом алтаре Кремлевского Архангельского Собора - главной усыпальнице Русских Государей, не переставая там молиться Ему, как своему заступнику и покровителю в делах судебных, а также написав Ему святой образ в конце прошлого века, который до сего времени сохранился на стене Грановитой палаты Московского Кремля.
Но вернемся к изложению затронутой нами темы.
Тем было плохо, что извратился народ, как не стало Благоверного Царя Иоанна, а за время самозванцев - того сильнее.
Прежде хоть Вера стояла непоколебимо, хоть о душе помнили, а тут пошло клятвопреступление, измены, а разные бедствия, как голод, повальные болезни, еще хуже портили народ. И в эти дни внутренней неурядицы пришли на Русь злые вороги - поляки. Были они хуже татар. Те позволяли веровать во Христа по-православному, а эти замышляли водворить в Русской земле свою католическую веру. Так было темно, что и сказать нельзя.
Но Русь в эти страшные дни отстоял преподобный Сергий Радонежский. Не даром сказано про него: "Время общественных бедствий есть его время". Он отмолил пред Богом грехи России, из его лавры раздался клич, звавший Русь в последний бой, и по голосу лавры Русская земля, осознав свои грехи, учредила всенародное покаяние, и тогда уже преподобный повелел Минину идти на освобождение Москвы. А сопутствовала этому походу икона "Казанская" Божией Матери...
Уже знамения и пророчества с ясностью поразительно предрекли страшные кары, которые одна за другою обрушились на преступную землю.
Царь Федор Иоаннович умер бездетным. Несколько раз Престол переходил из рук в руки и, наконец, Москва осталась без Царя. Наступило междуцарствие, смутное время на Руси.
Один самозванец за другим увлекал народ; забывалась святость присяги; страшная междоусобица раздирала землю, и, к довершению всех бед, поляки, наюскиваемые жидами, вошли в Русские пределы, разоряя области.
Но и сами поляки не могли превзойти в злодействах русских, наученных от жидов всяким мерзостям. Падение нравов, забвение Бога, клятвопреступление, измена, предательство, лютость свидетельствовали со страшною силой. Такой отпечаток оставили своим вековым тайновластием эти древние враги Церкви и Святой Руси. Окаменели сердца, омрачились умы.
Храмы разорялись. Скот и псы жили в алтарях? Граждане, уступая селения диким зверям, скрывались в пещерах, болотах; но злодеи, покинув звероловство, с чуткими собаками охотились на людей. Голодные грызли друг друга, питались человеческим мясом, матери душили детей. Ночи освещались заревом пожаров, потому грабители жгли все, чего не могли унести: дома и скирды хлеба. Русь превращалась в необитаемую пустыню.
А между тем в Москве избрали на Престол Царей Православных королевича польского Владислава и отворили полякам Кремль. Лишь доблестный патриарх Гермоген, несокрушимая опора Православия, один возвышал голос против избрания иноверца и врага Руси.
Темна, непроглядна казалась судьба земли Русской; кровавым всходом взошли все беззакония со времен забвения Русским народом святых завещаний своего Благоверного Царя Иоанна Васильевича Грозного.
Опасность для Руси, растерзанной смутой, была невыразимая. Умирала не внешняя только сила государства, - потухал главный светоч его, гибло православие, вдохнувшее дух жизни в народ.
С запада шла темная, неизбытная туча: в лице Владислава надвигалась на Правоверную землю римская ересь. Свет погасал. И вот, в тот час, когда все казалось погибшим, когда не осталось уже никакой надежды, воздвигся Сергий.
Чудесным образом оборонил Сергий свой дом от осады ляхов в начале смутных дней, чтоб в час крайней государственной опасности, в час конечного изнеможения от смуты сделать его опорою всей земли Русской.
У раки Сергиевой судил Промысел очиститься, возродиться и укрепиться Руси на новую жизнь, подвигом и молением Радонежского Чудотворца.
Монастырь привлекал врагов своими Церковными сокровищами, а также и положением, потому что мимо него пролегал путь от Москвы на сильные северные и восточные города.
Мятежные полчища ляхов и русских изменников, всего до 30 000, с воеводами Лисовским и Сапегаю, подошли к Троицкому монастырю 25 сентября 1608 года, в день памяти преп. Сергия. В монастыре всех защитников было до 2500. Стены и башни были кое-как укреплены, но не прочны. Ляхи поспали грозное предложение о сдаче. Им ответили: "Надежда наша и упование - Пресвятая Живоначальная Троица. Стены и покров наш - Пренепорочная Владычица наша Богородица и Приснодева Мария; помощники наши и молитвенники о нас к Богу - преподобные отцы наши Сергий и Никон.
Да будет известно вашему темному царству, что напрасно вы прельщаете стадо Христово: и десятилетнее отроча в Троицком монастыре смеется вашему безумному совету". Явление преподобного Сергия Козьме Минину. Рисунок М. Нестерова Так началась эта беспримерная осада монастыря, обороняемого силою преподобного Сергия.
23 октября, после утрени, явился он иноку Иринарху, уведомляя о приступе и наказывая не страшиться; в ободрении своих преподобный прошел по стенам, кропя их святою водою. Ночью последовало нападение. Врачи, думавшие застигнуть монастырь врасплох, встретили нечаянный отпор и понести поражение.
Вскоре узнали, что под монастырь ведется подкоп. Среди общего уныния настоятель видел преподобного Сергия, молящегося перед храмовою иконою Пресвятой Троицы, и слышал от него слова утешения.
8 ноября, в день Архистратига Михаила, за вечернюю, ядро ударило в южные железные двери Троицкого Собора, пробило их и оставило след на иконе святителя Николая. Народ пришел в ужас: пение замедлялось от плача. Но тут же архимандриту предстал Архангел Михаил с сияющим лицом, со скипетром в руках и грозною вестью: "Вскоре всесильный Бог воздаст вам отомщение". Вечером снова было явление преп. Сергия, а ночью видели его ходящим по монастырю и зовущим братию в Церковь.
Заутра началась упорная битва, длившаяся с рассвета до вечера. Воины монастырские захватили вражьи туры, восемь больших пушек, много мелкого оружия, пуль и пороху, сожгли и истребили укрепление и прогнали Сапегу в его таборы. Колокольным звоном до полуночи торжествовали победу. Радостная весть быстро разнеслась повсюду и ободрила Русских. Москва бедствовала без хлеба. Ни увещание патриарха Гермогена, ни повеления Царя Василия Шуйского не могли заставить купцов, которые скупили и держали громадные запасы зерна, понизить цены. Тогда келарь Троицкий Авраамий Палицын задумал искусственным образом сбить их. Он из запасов подворья выпустил в продажу по дешевой цене большое его количество. Авраамий решился на такой шаг не без боязни, что все запасы выйдут, но молитвами преподобного запасы не истощались.
В этот день в Москве, находившейся в осаде, многие видели идущих в город седовласых старцев, а за ними двенадцать возов, наполненных печеным хлебом. "Кто вы? - спрашивали их жители, - и как прошли сквозь такое множество войска?" Старцы ответили: "Мы все из дома Пресвятой и Живоначальной Троицы". То было видение. Оно действительно сказалось чудесным обилием хлеба на подворье, сверх ожидания. А в монастыре с 17 ноября началась новая беда - цинга, уносившая в день по 10, потом до 50 и, наконец, до 100 человек. Страшный смрад стоял в воздухе. Некому было хоронить умерших. Тут явился Сергий и сказал: "Что вы трепещете! Если и никто из вас не останется в живых, Господь не предаст святого места сего. Господь место сие имени ради Своего без оружия избавит".
Действия преп. Сергия видны были и полякам. Казак Иван Рязанцев, пришедший из неприятельского лагеря в осаждаемый монастырь под присягой рассказал, что поляки видели ночью двух иноков в схиме, в образе преп. Сергия и Никона, обходивших монастырскую ограду с внешней стороны. Один из них держал в руках кадило и крест, а другой, следующий за ним, Окроплял святою водою стены обители при пении: "Спаси, Господи, люди Твоя!".
Пули и ядра неприятельские, направляемые в это время к стенам обители, возвращались обратно к осаждающим и поражали их, не причиняя ни малейшего вреда осажденным. С 9 мая, - Николина дня, - цинга стала ослабевать. 28 июня замечено было у врагов движение. Иноки кипятили смолу, серу, таскали известь и камни на ограду, и все стали на стены - и мужчины, и женщины.
С полночи неприятель повел жестокий приступ всей своей силой. Открыли пальбу из пушек, пустили в ход стенобитные орудия, по лестницам лезли на стены, но везде были отбиты. Пока одни боролись, другие в Храме молились. С часа ночи до часа дня продолжался приступ и окончился позорным отступлением врагов, потерявших свои орудия и множество людей.
18 октября поляки были побиты, а лагерь их сожжен пришедшим извне Русским полутысячным отрядом. Наконец, 12 января 1610 года, Сапега обратился в бегство после бесплодной 15-тысячной осады.
Так сбылось пророчество Иоанна Юродивого: "Ляхов Святая Троица силою Своею прогонит". А на Москве совершился подвиг патриарха Гермогена. Окруженный врагами, дерзостью поляков, изменою своих, он рассылал грамоты, призывавшие к ополчению, и пламенными мольбами успел поднять многие города, за что и был жестоко замучен голодной смертью ляхами в заточении (17 февраля 1612 года).
Освободившись от осады, монастырь Троицкий послужил земле Русской. Обитель предлагала всем нуждающимся одежду, кров, пищу и врачевание. Когда все запасы уже истощались и оставался один небольшой сусечец, из которого ежедневно брали муку, находившийся при этом деле архимандрит Пимен заметил, что сусечец, истощаясь, наполняется вновь. Он сказал о том ключарю Ивану Наседкину, и оба в продолжении нескольких дней замечали то же.
Со смиренным сердцем, с сокрушенной мольбой каялся народ и был уже готов подняться во всей силе своей, как один человек, как подымается на защиту души своей Русская земля.
Из края в край неслось новое слово; рассказывали о видениях, бывших в разных городах. Приговорили, в знак покаяния, учредить трехдневный всенародный пост, не исключая и грудных младенцев.
Наконец, преп. Сергий устроил спасение. Он явился благочестивому горожанину Нижегородскому Козьме Минину Сухорукому, во время его уединенной молитвы, и повелел собирать казну для военных людей и идти для освобождение Москвы от врагов. Минин с Нижегородской площади кликнул клич на всю Русь о спасении Отчизны: "Освободим мы матушку Москву от нечестивых жидов, поляков злых!.. Продадим дома наши, заложим жен и детей и выкупим отечество".
18 августа 1612 года, Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий благословил Христолюбивое воинство на брань. С ополчением пошел и Авраамий Палицын. 22 октября Русское черносотенное ополчение после сильного приступа вступило в Москву, и князь Пожарский дал обет устроить Храм во имя Казанской иконы, которая находилась при рати.
В ночь на 25 октября преп. Сергий явился Архиепископу Арсению, томившемуся в Кремле от голода и болезни, исцелил его и сказал: "Встань и иди во сретение православному воинству: молитвами Пречистыя Богородицы Господь очистил царствующий град от врагов".
Наутро Православная рать с Крестным Ходом торжественно вступила в Кремль, в Кремлевские Соборы.
Вскоре был избран на Земском Соборе Русский Царь и восстановлено Православное Самодержавное Царство Русское, которое прекратило тяжелейшую смуту в Государстве Российском. Позже с иконы "Казанской" было сделано несколько списков, один из которых торжественно прибыл с первым Русским Императором в Санкт-Петербург, где в честь святого образа вскоре был построен Казанский Собор.
Да и Москва была спасена чудом. Разгром немцев под Москвой - это истинное чудо, явленное молитвами и заступничеством Божией Матери. Немцы в панике бежали, гонимые ужасом, по дорогам валялась брошенная техника - и никто из немецких и наших генералов не мог понять, как и почему это произошло. Ведь Волоколамское шоссе было свободно и ничто не мешало немецким танкам войти в Москву.
Затем Казанскую икону перевезли в Сталинград. Там перед ней была непрестанная служба и молебны. Икона стояла среди наших войск на правом берегу Волги. И немцы не смогли перейти реку, сколько усилий не прилагали. Был момент, когда защитники города остались на маленьком пятачке у Волги, но немцы не смогли столкнуть наших воинов, ибо тем была Казанская икона. Знаменитая Сталинградская битва началась молебном перед Казанской иконой Божией Матери - и только после этого был дан сигнал к наступлению.
Вот что рассказал офицер, бывший в центре событий битвы за Кенигсберг: "Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери наши были огромными. Вдруг видим - приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконами. Многие стали шутить: "Вон попов привезли, сейчас они нам помогут". Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли к передовой с иконой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут? - во весь рост - их же всех перебьют. От немцев была такая стрельба - огненная стена. Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны одновременно прекратилась. Тогда был дан сигнал, и наши войска начали общий штурм города - крепости - с суши и с моря. Немцы гибли тысячами.
Как потом в один голос рассказывали пленные, перед самым русским штурмом в небе появилась Мадонна (Богородица), которая была видна всей немецкой армии - и у всех, абсолютно у всех, отказало оружие, они не могли сделать ни единого выстрела. Тогда-то наши войска сломили сопротивление врага и взяли город.
Во время этого явления немцы падали на колени и очень многие поняли, в чем дело и Кто помогает русским".
Вячеслав Минин
(Речь, конечно, идёт о "зле" в "сугубо этическом смысле, а не с контр-инициации, которую и следует считать настоящим злом. В православной Традиции злом является всё то, что направлено против слияния с Богом, любой благой поступок, не имеющий в виду религиозную цель, здесь практически бесполезен. В то же время, даже страдающий недостатком благочестия Монарх не может разрушить традиционное общество, да он к этому и не стремится, подчиняясь мистическому величию собственного статуса. Так, петровский "нажим" на Русскую Церковь не привёл к каким-либо изменениям в церковных догматах, не ликвидировал самодержавие, сословность, общинность.)
Утверждение грозного Царя кажется нам абсолютно верным. Оно основывается на проникновении в саму мистическую суть православного учения о Царе. Если Царь представляет собой власть, полученную от Бога, а не по "многомятежному человеческому хотенью", то логичнее всего предположить, что ни один человек (в том числе и сам Царь) не может лишить её сакральности и благости. Царь может ошибаться и совершать преступления, вести неблагочестивый образ жизни, но этого всё равно не будет достаточно для возникновения такой ситуации, когда оправданным станет принятие каких-либо санкций против него.
Царь всегда остаётся православным Царём, сакральным Императором и никакой суд над ним в этой жизни невозможен. На Вселенских соборах не осуждались даже Цари, навязывавшие своим подданным ересь. Так, VII Вселенский собор 787г. не осудил византийского императора КонстантинаV, справедливо считающегося "главным идеологом первого периода иконоборчества" (прот. В.Асмус).
Зато осуждению подверглись епископы - иконоборцы, организовавшие печально известный "безглавый" собор 754г., который догматически основывался па богословских трактатах указанного императора. В высшей степени характерно, что сам Константин V ещё и склонялся к монофизитству, против чего выступали даже участники упомянутого собора. Многим такая практика может показаться рабской и холопской, однако, это будет всего лишь реакция современного сознания на непонятные ему реалии древности.
Царская власть обладала особым мистическим смыслом, делающим её неподсудной суду людскому. Царь (а не патриарх, епископ или собор) считался образом Христа (иконой Логоса), и так же, как и Спаситель, не мог быть подвержен людской хуле. Наличие такого символа, в котором полностью содержится (хотя и не исчерпывает всего содержания) символизируемое, т.е. Христос, диктовалось сакральной необходимостью. Кто-то из людей должен был находиться ближе всего к Спасителю, ближе настолько, чтобы личностно символизировать сам Логос, Вторую Ипостась Святой Троицы.
Царь, "персонифицирующий" совокупность людей, являющийся Ликом народа, выражал ещё и единственность Первочеловека - Адама, некогда содержавшего в своей личностной полноте все последующие поколения. Поэтому именно он и должен был символизировать Христа, Нового Адама, возродившего ветхое, павшее человечество, преобразив его природу в Своей Ипостаси, т.е. Личности.
Таким символизмом не могло бы обладать ни одно лицо, принадлежащее к церковной иерархии, так как сама Церковь считается Телом Христа, который рассматривается в качестве его Главы. Церковной иерархии и не нужно символизировать Личность Спасителя, она и так находится в ней - не символически, а непосредственно. Потому то и нелепы все попытки усилить власть одного лица в церкви. Они свидетельствуют о желании подменить Христа-Сверхчеловека кем то из обычных людей.
В этом плане очень показательна проблема патриаршества. В православно-монархической среде до сих пор силен культ данного института, хотя и существует довольно сложное отношение к ныне действующему патриарху. Однако, простейшая логика побуждает задуматься - а не является ли нынешняя позиция патриарха и высшего клира следствием восстановления патриаршества в 1918 г.? Единственно возможной формой высшей церковной власти может быть только соборность.
По нашему мнению возрождение патриаршества без Царя было величайшей ошибкой. Сосредоточение огромной власти в руках одного лица всегда было соблазном для иерархов, склоняло их к занятию того положения, которое присуще светскому владыке. А ведь речь идёт, и это было отмечено выше, о двух принципиально разных реалиях - о мистическом Теле Господа и о земной эмпирии. Власть Монарха служит надёжным заслоном подобному "папизму". Но когда Царя нет, а государство становится безбожно- республиканским, уже ничто не сдерживает, в принципе, стремления кого-либо из иерархов к единовластию. Последние же часто думают только об этом - пусть даже им "светит" власть над разрушенной и малочисленной Церковью - мирской соблазн уже не оставляет места для совестливости.
В своё время, в 1916 г. о. Павел Флоренский написал такие строки:
"...Западный соблазн, давно уже стучавшийся в Золотые Ворота, в последнее время, не делая даже особых усилий, молчаливо принят и подразумевательно исповедуется церковью русскою. Здесь имеется в виду мысль о канонической якобы необходимости монархичной духовной власти Церкви Православной, тогда как власть светская может и, пожалуй, даже должна быть коллективной. Иначе говоря, в церковных кругах, считающих себя правилами благочестия и столпами канонической корректности, с некоторых пор ... стала культивироваться мысль о безусловной необходимости неограниченной церковной власти и склонность к светской власти так или иначе коллективной...".
Нынешнее положение дел только подтверждает правоту о. Павла. Ныне Московская патриархия (иногда именуемая "митрополитбюро") фактически установила культ непогрешимости патриарха, наделив его огромной властью. Церковные "верхи" даже отменили намеченный на 2000 г. Поместный собор, заменив его юбилейным архиерейским собором. В то же время "митрополитбюро" крайне благосклонно относится к демократическому режиму, сам патриарх почти открыто поддержал Ельцина на выборах 1996 года.
Монархия в Церкви соответствует демократии в стране - клерикалам (которых ни в коем случае нельзя путать с православными фундаменталистами) выгодно такое государственное устройство, которое потворствует олигархии (денежной, чиновничьей и, естественно, церковной). Поэтому вряд ли стоит ожидать, что нынешние церковные иерархи когда-нибудь поддержат монархическое движение - напротив, в будущем они открыто выступят против традиционалистов. Восстановление монархии страшит клерикалов - тень Грозного не даёт спать новоявленным предателям.
Не случайно, между прочим, Новгородская боярско-торгашеская республика представляла собой во многом клерикальное государство, формально возглавлявшееся архиепископом. Боярские и церковные олигархи отлично сговорились по поводу республиканского правления, устраивавшего и тех, и других. Капиталистический Новгород уже поглядывал с вожделением в сторону латинства, католического Рима - там папа, успешно торговавший отпущением грехов, открыто и упорно предъявлял претензии на светскую власть. Но "Бог поругаем не бывает" и 4,5 тысячи московских ратников разбили 40-тысячное новгородское буржуазное ополчение в битве при реке Шелони, ещё раз доказав - меч величественнее злата. Новгород был возвращён в лоно истинного, имперского Православия.
Из раскольников вышли такие убеждённые либералы, как Гучков, Коновалов, Некрасов и т.д. Всё это не случайно - ещё в 18 в. киновиарх старообрядческого Выговского общежития Андрей Денисов заявил: "...Обретение доброго прикупа - польза душевная".
Отказавшись от имперского кшатризма, старообрядцы погрязли в вайшьянских делах, закономерно приблизившись к либерализму. Характерно, что многие сравнивают их доктрины с протестантизмом. Характерна и та резкая критика, которой подвергали староверов выдающиеся русские аскеты, святые подвижники истинного Православия - религии созерцателей и воинов, но не торгашей. Так, преп. Серафим Саровский называл старообрядческие заблуждения бреднями. Крайне негативно относился к раскольникам св. Феофан Затворник, потративший очень много времени и сил на переубеждение староверов.
"Истинные хранители" не сумели создать ничего подобного Оптиной пустыни, не выдвинули из своей среды таких великих подвижников, как свв. Серафим Саровский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Вышепский, Иоанн Кронштадтский и проч. Их родил "синодальный" 19 в., бывший временем расцвета православной святости. Россия ещё не видела такого созвездия великанов аскезы - достаточно сравнить указанный период с "патриаршим" 17 веком, чтобы понять насколько незначительна роль синодальной системы в деградации церковных институтов и церковного сознания. Бесспорно, введение синодального управления было ошибочным, но вряд ли можно говорить, в данном случае о серьёзной ошибке.
Если в 18 в. грубое вмешательство светской власти в церковную жизнь действительно имело место быть, то уже в 19 в. с этой практикой покончили. Русские государи, начиная с Павла I, трепетно заботились о Церкви, пытаясь максимально разгрузить её от мирских хлопот, используя для этой цели сам синодальный аппарат (более подробно см. Жевахов Н.Д. Воспоминания T.I.M.,1993.). Во многом это и вызвало огненный всплеск аскетической духовности, озаривший Россию в 19 в.
Показательно, что без патриарха, но с Царём, Россия могла достигать таких вершин, тогда как без Царя, но с патриархом она низринулась в пучину безбожия, чежебесия и торгашества.
"Православный" республиканизм, идеализация старообрядчества, клерикализм - всё это тяжелейшие болезни русского традиционализма, развившиеся, в немалой степени, благодаря западному влиянию. Определённую роль здесь сыграл генонизм, на чём стоит остановиться особо.
При этом Генон либо забыл, либо умолчал о двух вещах. Во-первых, родиной либерального капитализма является не Франция, а Англия страна, где королевская власть всегда была крайне слаба (это и позволило ввести там парламентаризм ещё в 13 в.) - ей было сложно противостоять напору торгашей. Во-вторых, именно французский абсолютизм задержал развитие антимонархического движения более, чем на сто лет. До Людовика XIV Франция раздиралась то лигизмом, то фрондой, то своеволием региональных владык. Лишь Король-Солнце стабилизировал французскую монархию, укрепив её политически и экономически. Кроме того, Генон забыл и о том, что именно короли и военная знать сыграли главную роль в христианизации (которой он весьма симпатизировал) Европы.
Указанный мыслитель неплохо охарактеризовал саму суть контринициации, он сделал много ценных наблюдений по поводу различных эзотерических систем, но его изыскания следует признать абсолютно бесполезными (и даже вредными!) тогда, когда речь заходит о политическом идеале - у Генона он всецело определяется "латинскими" предрассудками. В данном случае кумир наших "клерикалов" воплощает собой типично западное уклонение в сторону демократизма, уходящее своими корнями в галльский друидизм, всегда принижавший роль военных вождей и знати.
Кстати, если речь зашла о западноевропейских традициях, необходимо заметить, что настоящую верность христианству на Западе хранили именно императоры и короли, а не какие-либо течения в среде тамошнего священства.
В 5-6-х выпусках альманаха "Волшебная гора" было опубликовано интереснейшее исследование В.Карпеца "Предания о Святой Чаше, их тайны и загадки". Он доказывает, что долгое время главными хранителями Православия на латинизированном Западе были короли из династии Меровингов, которым противостояли т.н. "мажордомы" (управляющие при французском дворе), представители худосочных родов, симпатизирующие папской курии (они всё-таки сумели устранить меровингов от власти, резко повернув Европу в сторону папского Рима). Позволим себе привести цитату из указанного автора: "...
Уже после раскола довольно сильные симпатии к Православию и Византии испытывали германские монархи. В 12в. германский король Конрад III писал византийскому Царю Мануилу Комнину: "Нет племени, царства или народа, который не знал бы, что ваш Новый Рим считается дочерью нашей Римской республики. Наши выгоды общие, одни у нас друзья и одни враги..."
Ещё более откровенным в своих симпатиях к Православию был Фридрих II Гогенштауфен: "Мы ищем правды ... друзей наших и любезных соседей, по преимуществу же правду греков ... которых папа, за нашу взаимную приязнь и любовь, воздвигая на нас свой ненаказанный язык, называет нечестивейшими и еретиками, хотя они - христианнейший род, самый крепкий в вере Христовой и самый правоверный..."
Праву на восстание против Монарха мы предпочитаем доблесть подчинения Властелину.
"...И како шшель великий Царь съ места своего, и во дверехъ церковныхъ осыпаша его деньгами златыми братъ его князь Юрьи Васильевичъ..." (Из Царственной книги)
При этом надо отметить, что данная мистика не имеет ничего общего с занудным "монархизмом" старых правых, мыслящих по славянофильским шаблонам. Истинный монархизм - это религиозно-мистическое почитание наместника Бога на земле. Это героическая воля к сверх-личности, к сверхчеловеку, пламенное преклонение перед величием того, кто возведен на трон по воле Царя Небесного.
Об этом мы должны горячо молиться и посвящать этому все свои труды, в том числе и ратные.
Основополагающим деянием на пути к России безусловно будет канонизация последнего Русского Императора Великомученика Николая, Царя-мученика Павла, Благоверного Царя Иоанна Грозного и других благочестивейших Великих князей и Царей Всероссийских, как свидетельство истинного покаяния Русского Народа. Ибо канонизация Благоверных Царей есть акт канонизации самой Царской власти.
Именно этого больше всего и боятся богопротивные жиды, намертво вцепившиеся в душу и тело России, всячески препятствуя исполнению в одном строю с погаными жидами встали и те, которые мнят себя "патриотами России" - всевозможные штильмарксы и прочие доносчики, которые прикрываясь лукавыми фразами о преждевременности почитания еще официально не канонизированных Святых, в частности Благоверных Царей и Их верных слуг, всячески очерняют их память, одновременно превознося политических народных кумиров. Так продолжалось много лет в отношении Царя-Мученика Николая и Его верного Друга Григория Распутина, так происходит ныне и в отношении Благоверного Царя Иоанна Грозного, на которого клевета и поношение враги России выливают не меньше, чем на последнего Императора.
А ведь эти лже-патриоты даже не знают, что Благоверный Царь Иоанн уже прославлен Церковью как местночтимый Святой Московской Епархии еще в 1882 году, в Царствование Императора Александра III, и что путь к всецерковному прославлению как раз лежит через всенародное почитание Его, которое, слава Богу, набирает сегодня все большую и большую силу, несмотря на яростное сопротивление врагов Церкви и их жалких прихвостней.
И упрекать Православных Русских людей за то, что они почитают Святым Благоверного Царя Иоанна Грозного, это все равно, что упрекать их за то, что они почитают Царя-Мученика Николая, такого же, пока еще местнопочитаемого Святого.
А фабриковать гнусный донос на Царя и на Его верных слуг в своем "желтом" издании, это в очередной раз показывать свою жидовскую сущность.
Аминь.
Александр Елисеев
Кесарь не случайно является на свете. Нет власти, которая была бы не от Бога. Даже в таком страшном случае, какой поставил Пилата решителем вопроса о казни Христа, представитель земного суда не имел бы власти, если бы не было ему дано от Бога. Божественный Промысел управляет миром непостижимыми для человека путями, и для наших земных дел создаёт власть,которой мы обязаны повиноваться "для Бога", как неоднократно прибавляет Апостол.
В учении Апостольском политическое своеволие не отличается от своеволия вообще, оно составляет проявление некоторой распущенности, "похоти плоти", отсутствия понимания главной цели жизни. Им отличаются люди, которые "идут в след скверных похотей плоти, презирают начальства, дерзки, своевольны, не стращаться злословить высших".
Те же самые люди, которые "оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти ", они же своим поведением служат соблазном на вечерях любви. Всем таким Апостольское учение угрожает тяжким наказаниям Господа. Элемент власти так широко признаётся христианством, что даже рабы, имеющие господами "верных", то есть вместе с господами составляющие членов одной и той же Церкви, тем не менее, должны повиноваться господам. Нет власти не от Бога. Противящиеся власти, противятся Божьему установлению. И только необходимость воздавания Божия Богу кладёт границы повиновению кесарю и властям от кесаря установленным.
Такое повиновение не остаётся, однако, без разумного объяснения. Власть воздвигается Богом для блага самих же людей. "Начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло - бойся, ибо он не напрасно носит меч. Он Божий слуга, отомститель в наказание делающему зло. Начальствующие страшны не для добрых дел, а для злых". Апостол увещевает быть покорными не только "Царю, как верховной власти", но и "правителям от него поставленным для наказания преступников и для поощрения делающих добро". Власть, таким образом, не есть какая-либо привилегия, но исполнение службы, Богом указанной.
Сами "господа" должны пользоваться почтением "рабов", собственно потому, что "благодетельствуют" им. Христианство, таким образом, повсюду облекает всякую власть обязанностью известного служения на пользу подчинённым. Поэтому подчиняться должно не только от страха, но и по совести. Уплата денежных податей точно также обязательна: "Ибо они (власти) Божьи служители, постоянно сим (то есть, службой) занятые", и стало быть, очевидно, требующие содержания со стороны общества, на пользу которому служат.
В общей сложности "всякая душа да будет покорна высшим властям". "Отдавайте всякому должное: кому подать- подать, кому оброк - оброк, кому страх - страх, кому честь - честь". Должно также "молиться и благодарить за Царей, и за всяких начальствующих", для чего? Для того, чтобы проводить "жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте". Эта тихая и безмятежная жизнь во всяком благочестии и чистоте есть идеал христианского общества, а для пособия осуществлению его поставлена от Бога власть. Те, кто этого не понимают и выходят из повиновения - это "безводные облака, носимые ветром, ропотники, ничем недовольные, поступающие по своим похотям", они "обещают другим свободу, будучи сами рабами тления". Своеволие политическое, вообще, повторяю, рассматривается христианством как одно из проявлений общего своеволия, распущенности, по существу предосудительной, как "злоупотребление свободой", ибо постоянно напоминая христианам, что они "призваны к свободе", вероучение столь же постоянно увещевает поступать как свободные, а не как злоупотребляющие свободой.
Это наставление давалось уже в то время, когда христиане не только ещё не имели никаких прав, но были гонимы с жестокостью и несправедливостью, превосходящими всякое описание. Повиноваться должно даже и такой власти. Власть, даже языческая - хочет она или не хочет - поставлена всё-таки по той воле Бога, которую Ему угодно было проявить в политических отношениях.
Уважение предписывается к самому принципу власти. С тех пор как Верховная Власть перешла в руки христианских Государей, такое уважение, понятно, могло лишь возрасти. Миссия же власти, как Божие служение, из бессознательной, направляемой лишь Промыслом, со стороны Государя-христианина становится сознательной. Церковь не только молится за власть, но уже может освящать её своими Таинствами. Уважение христианина ко власти лишь возрастёт от этого. С другой стороны, Государь, будучи христианином, сознательно принимает власть не иначе, как служение, то есть долг, обязанность. Он становится в ряд тех Царей, которых Господь помазывал на Царство в Израиле, но также и низвергал, и наказывал: в ряд Царей, которые ответят за каждый свой поступок.
Царь в отношении подданных имеет все права, ибо христианское учение говорит только об обязанностях подданных, совершенно умалчивая о каких-либо правах их в отношении Верховной Власти. Верховная Власть отсюда, естественно, оказывается безграничною (в политическом смысле), но чем более она принимает такую безграничность, тем более она принимает миссию "Божьего служения", а стало быть и всю его страшную ответственность.
При таких условиях несение власти является в нравственном отношении истинным подвигом. Государь "не даром носит мечь", но за каждый неправильный удар меча, как и за нанесение удара, если это необходимо, отвечает перед "Царём Царей". Он поставлен для доставления другим "тихого и безмятежного жития", и - что ответит перед "Царём Царей", если этой цели службы своей не исполнил? Он поставлен для наказания злых и поощрения делающих добро, другими словами, для осуществления справедливости того, что соответствует правде. Что ответит он "Царю Царей", если не дал обществу этого господства правды?
Такой идеал Царя, вытекающий из православного понимания жизни, совершенно одинаково складывается у массы народа и у постепенно развивающейся Царской династии. Превосходную формулировку его оставил Царь, доселе памятный народу как немногие, а от современников получивший характеристику, как "муж чудного разумения, в науке книжной почитания доволен и многоречив, зело в ополчениях дерзостен и за своё Отечество стоятель". Беспристрастный летописец, правда тут же прибавляет, что Царь Иоанн был "на рабы от Бога ему данные жестокосерд вельми"... Но этот вопрос особый, не касающийся "чудного разумения", с которым Иоанн формулировал идею своей власти. Как же понимает Он свою идею?
Государственное управление по Грозному должно представлять собой стройную систему.
Представитель аристократического начала, князь Курбский, упирает преимущественно на личные доблести "лучших людей" и "сильных во Израили". Иоанн относится к этому, как к проявлению политической незрелости, и старается растолковать князю, что личные доблести не помогут, если нет правильного строения, если в государстве власти и управления не будут расположены в надлежащем порядке. "Как дерево не может цвести, если корни засыхают, так и это: аще не прежде строения благая в Царстве будут, то и храбрость не проявится на войне.
Ты же, говорит Царь, не обращая внимания на строения, прославляешь только доблести". На чём же, на какой общей идее, воздвигается это необходимое "строение", "конституция" христианского Царства? Иоанн в пояснение вспоминает об ереси манихейской: "Они развратно учили, будто бы Христос обладает лишь Небом, а землёю самостоятельно управляют люди, а преисподними - диавол".
Я же, говорит Царь, верую, что всеми обладает Христос: Небесными, земными и преисподними и "вся на Небеси, на земли и преисподней состоит Его хотением, советом Отчим и благоволением Святаго Духа". Эта Высшая Власть налагает свою волю и на государственное "строение", устанавливает и Царскую власть. Права Верховной Власти, в понятиях Грозного, ясно определяются христианскою идеей подчинения подданных. В этом и широта власти, в этом же и её пределы (ибо пределы есть и для Грозного). Но в указанных границах безусловное повиновение Царю, как обязанность, предписанная Верой, входит в круг благочестия христианского. Если Царь поступает жестоко или даже несправедливо, - это его грех. Но это не увольняет подданных от обязанности повиновения.
Если даже Курбский и прав, порицая Иоанна, как человека, то от этого ещё не получает права не повиноваться Божественному (не мни, праведно на человека возъярився, Богу приразиться: ино бы человеческое есть, аще и порфиру носит, ино же Божественное). Поэтому Курбский своим поступком свою "душу погубил". "Если ты праведен и благочестив, говорит Царь, то почему же ты не захотел от Меня, строптивого Владыки, пострадать и наследовать венец жизни?
"Зачем" не поревновал еси благочестия" раба твоего Васьки Шибанова, который предпочёл погибнуть в муках за господина своего? С этой точки зрения, порицание поступков Иоанна на основании народного права других стран, (указываемых Курбским) не имеет, по возражению Царя, никакого значения. "О безбожных человецех что и глаголати! Понеже тии все Царствиями своими не владеют: как им повелят подданные ("работные"), так и поступают.
А Российские Самодержавцы изначала Сами владеют всеми Царствами (то есть всеми частями Царской власти), а не бояре и вельможи ". Противоположение нашего принципа Верховной Власти и европейского вообще неоднократно заметно у Иоанна и помимо полемики с Курбским. Как справедливо говорит Романович-Славатинский, "сознание международного значения Самодержавия достигает в Грозном Царе высокой степени" (система).
Он действительно вполне ясно понимает, что представляет иной и высший принцип. " Если бы у вас, говорит он шведскому королю, было совершенное королевство, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы. Он ядовито замечает, что шведский король "точно староста в волости", показывая полное понимание, что этот "не совершенный" король представляет в сущности демократическое начало.
Так и у нас, говорит Царь, "наместники новгородские - люди великие", но всё-таки "холоп Государю не брат", а потому шведский король должен бы сноситься не с Государем, а с наместниками. Такие же комплименты Грозный делает и Стефану Баторию, замечая послам: "Государю вашему Стефану в равном братстве с нами быть не пригоже". В самую же крутую для себя минуту Иоанн гордо выставляет Стефану превосходство своего принципа: "Мы, смиренный Иоанн, Царь и великий князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению. Как мы видели выше, представители власти европейских соседей для Иоанна суть представители идеи "безбожной", то есть руководимой не Божественными повелениями, а теми человеческими соображениями, которые побуждают крестьян выбирать старосту в волости.
Вся суть Царской власти, наоборот, в том, что она не есть избранная, не представляет власти народной, а нечто высшее, которое признает над собой народ, если он "не безбожен". Иоанн напоминает Курбскому, что "Богом Цари Царствуют и сильные пишут правду". На упрёк Курбского, что он "погубил сильных во Израиле", Иоанн объясняет ему, что сильные во Израиле - совсем не там, где полагает их представитель аристократического начала "лучших людей". "Земля, говорит Иоанн, правится Божиим милосердием, и Пречистыя Богородицы милостью и всех святых молитвами и родителей наших благословением, и посреди нами, Государями своими, а не судьями и воеводами и еже ипаты и стратиги" (переписка).
Не от народа, а от Божией милости к народу идёт стало быть Царское Самодержавие. Иоанн так и объясняет: "Победоносная Хоругвь и Крест Честной", говорит Он, даны Господом Иисусом Христом сначала Константину, "первому во благочестии", то есть первому христианскому Императору. Потом последовательно передавались и другим. Когда "искра благочестия дойде и до Русскаго Царства", та же власть "Божиею милостию" дана и нам.
"Самодержавие Божиим изволением", объясняет Грозный, началось от Владимира Святаго, Владимира Мономаха и т. д. и через ряд Государей, говорит Он "даже дойде и до нас смиренных скипетродержавие Русскаго Царства". Сообразно такому происхождению у Царя должна быть в руках действительная власть. Возражая Курбскому, Иоанн говорит: "Или убо сие светло - пойти прегордьш лукавым рабам владеть, а Царю быть подчинённым только председанием и Царской честью, властью же быть не лучше раба?
Как же Он назовётся Самодержцем, если не Сам строит землю?" "Российские Самодержцы изначала Сами владеют всеми Царствами, а не бояре и вельможи". Царская власть дана, как мы видели, для поощрения добрых и кары злых. Поэтому Царь не может отличаться только одною кротостью. "Оных милуйте рассуждающе, оных страхом спасайте", говорит Грозный. "Всегда Царям подобает быть обозрительными: овоща кротчайшим, овоща же ярым; ко благим убо милость и кротость, ко злым же ярость и мучение; аще ли сего не имеет - несть Царь!" Обязанности Царя нельзя мерить меркой частного человека.
" Иное дело свою душу спасать, иное же о многих душах и телесах пещися". Нужно различать условия. Жизнь для личного спасения - это "постническое житие", когда человек ни о чём материальном не заботится и может быть кроток как агнец. Но в общественной жизни это уже не возможно. Даже и Святители, по монашескому чину лично отрёкшиеся от мира, для других обязаны иметь "строение, попечение и наказание". Но Святительское запрещение, по преимуществу, нравственное." Царское же управление "требует" страха, запрещения и обуздания, и конечного запрещения, ввиду "безумия злейших человеков лукавых". Царь Сам наказуется от Бога, если Его "несмотрением" происходит зло. В этом строении Он безусловно самостоятелен. "А жаловать есми своих холопей вольны,а и казнить их вольны же есмя".
"Егда кого обрящём всех сил злых (дел и наклонностей) освобождённым, и к нам прямую свою службу содевающим, и не забывающим порученной ему службы, и мы того жалуем великими всякими жалованьями; а иже обрящется в супротивных, еже выше рехом, по своей вине и казнь приемлет". Власть столь важная должна быть едина и неограниченна. Владение многих подобно "женскому безумию". Если управляемые будут не под единою властью, то хотя бы они в отдельности были и храбры и разумны, - общее правление окажется " подобно женскому безумию". Царская власть не может быть ограничиваема даже и Святительскою.
"Не подобает священникам Царская творити". Иоанн Грозный ссылается на Библию, и приводит примеры из истории, заключая: "Понеже убо тамо быша Цари послушны энархам и сигклитам, - и в какову погибель приидоша. Сия ли нам советуешь?" Ещё более вредно ограничение власти аристократией. Царь по личному опыту обрисовывает бедствия, нестроения и мятежи, порождаемые боярским самовластием. Расхитив Царскую казну, самовластники, говорит Он, набросились и на народ: "Горчайшим мучением имения в сёлах живущих пограбили".
Кто может исчислить напасти, произведённые ими для соседних жителей. "Жителей они себе сотвориша яко рабов, своих же рабов устроили как вельмож". Они называли себя правителями и военачальниками, а вместо того повсюду создавали только неправды и нестроение, "мзду же безмерную от многих собирающие и вся по мзде творяще и глаголюще". Положить предел этому хищничеству может лишь Самодержавие. Однако же эта неограниченная политическая власть имеет, как мы выше заметили, совершенно ясные пределы. Она ограничивается своим собственным принципом. "Всебожественные писания исповедуют яко не повелевают чадам отцем противитеся и рабем господом": однако же, прибавляет Иоанн, "кроме Веры".
На этом пункте Грозный, так сказать, признал бы со стороны Курбского право неповиновения, почему усиленно доказывает, что этой, единственной законной причины неповиновения Курбский именно не имеет. "Против Веры" Царь ничего не требовал и не сделал: "Не токмо ты, но все твои согласники и бесовские служители не могут в нас сего обрести", говорит Он, а потому и оправдания эти ослушники не имеют. Несколько раз Грозный возвращается к уверениям, что если Он казнил людей, то ни в чём не нарушил прав Церкви и её Святыни, являясь, наоборот, верным защитником благочестия.
Прав или не прав Иоанн фактически, утверждая это, но во всяком случае Его слова показывают, в чём Он признаёт границы дозволенного и недозволенного для Царя. Ответственность Царя перед Богом нравственная, впрочем для верующего вполне реальная, ибо Божья сила и наказание сильнее Царского.
На земле же перед подданными Царь не даёт ответа. "Доселе Русские владетели не допрашиваемы были ("не исповедуемы") ни от кого, но вольны были в своих подвластных жаловать и казнить; а не судились с ними ни перед кем". Но перед Богом суд всем доступен. "Судиться же приводиши Христа Бога между мною и тобою, и аз убо сего судилища не отметаюсь". Напротив этот суд над Царём тяготеет больше чем над кем - либо. "Верую, говорит Иоанн, яко о всех Своих согрешениях вольных или невольных, суд прияти Ми яко рабу, и не токмо о Своих, но о подвластных Мне дать ответ, аще Моим несмотрением согрешают".
Лев Тихомиров
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — http://oprichnina.chat.ru/
