<embed type="application/x-shockwave-flash" wmode="transparent" src="http://providenie.narod2.ru/providenie1.swf" height="186" width="186">
• Посм., ещё видео
"Вы не знаете ни Меня, ни Отца Моего... Ваш отец - диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала" Ин. 8:19,44
Вообще это был юбилейный год для всей их семьи. Наступала десятая годовщина их венчания, старшему сыну - Питеру исполнилось девять лет. Дочери - Кэтрин стало 5 лет, а маленькому Вольфгангу - всего шесть месяцев. Малыш Вольфи особенно радовал всю семью. Он поражал всех удивительной сообразительностью. С пяти месяцев он начал говорить слово «да», утвердительно отвечая на вопросы старших, когда его о чем-нибудь спрашивали.
Это умиляло и взрослых и детей, которые наперебой спрашивали его о разном. При отрицательном ответе Вольфи старательно мотал головой в стороны, а при утвердительном четко произносил слово - «да» и смеялся, отвечая смеху окружающих.
Радость и согласие во всем были отличительными особенностями этой семьи. Ханс, работая инженером в электронной компании, мог свободно содержать свою семью. Он был рад, что Грета могла смотреть за детьми и заниматься домашним хозяйством. Его христианская совесть подсказывала ему, что только так может быть устроен семейный мир, а арийский склад ума убеждал, что в этом и есть семейное счастье.
Уже много лет Ханс и Грета мечтали поехать на Святую Землю, но житейская суета все время передвигала их планы. Сначала нужно было смотреть за маленьким Питером, потом за Кэтрин, выплачивать их уютный дом в пригороде Кельна. Теперь, когда появился маленький Вольфи, показалось, что так всегда что-то бесконечно будет отодвигать поездку. Ведь еще в прошлом году они были уверены, что в следующем - они непременно посетят святые места, а когда стали заказывать билеты, узнали, что их снова ожидает прибавление.
Венчальный юбилей Ханса и Греты пришелся на февраль, и когда они проводили последних гостей, Ханс обратился к супруге:
- Грета, ты знаешь, что я думаю? У нас ведь этот год юбилейный. Думаю, что мы не должны опять перекладывать поездку на Святую Землю. Это будет подарок нам всем!
- Ведь ездили мы с нашими малышами по Европе! Что нам мешает и там взять машину на прокат? - поддержала она мужа. - В этом году Пасха будет 24 апреля, - продолжал Ханс. - У нас есть время заказать билеты и гостиницу. И тогда у нас будет двойной праздник - Пасха на Святой Земле! - Об этом я и не мечтала! - обрадовалась Грета.
Все вечера перед отъездом Ханс и Грета строили планы своих поездок по Святой Земле, изучали достопримечательности Палестины, путешествовали по Интернету, читали книги и смотрели каталоги. Им казалось, что они побывали на Святой Земле, так все стало близко и знакомо. Однако, прибыв в Иерусалим, они обнаружили, что он совсем не такой, как видился им в воображении.
После посещения Гроба Господня благодать святыни переполняла их.
Вот они у Голгофы взирают с Его матерью и любимым учеником на непостижимую Жертву, принесенную Богом за грехи людей. Их чувства обнажены, нет сил, нет желания быть в маске, слезы то и дело на их глазах.
Дети с удивлением смотрят на своих родителей, но не задают никаких вопросов, они также чувствуют своими маленькими сердечками что-то необыкновенное в самом воздухе. Вольфи совсем не плачет. Он сидит в «сумке-кенгуру» и, можно сказать, возглавляет шествие, сидя на груди у отца. Его любопытные глазки стараются увидеть все вокруг и не упустить малейшей детали. Питер и Кэтрин держат за руки мать и послушно следуют за ней повсюду в течение дня, совсем не чувствуя усталости.
Ханс спланировал поездку так, что праздник Пасхи будет кульминацией их паломничества. До него еще десять дней, в которые надо успеть посетить все святыни Святой Земли, а через день после - вылет в родные пенаты.
В Назарете они попали на службу православных арабов. Такой Литургии ни Ханс, ни Грета даже не представляли. Стройные и необычайные голоса мужчин удивительным ритмом и, усиленные акустическим эффектом, попадали прямо в их сердца. Хансу даже показалось, что он на Небе.
Много раз они ходили с Гретой на службы в свою церквушку, слушали орган, церковное пение, были в самом Кельнском Соборе на праздничных торжествах... Но такой, проникающей в самую душу, духовной силы они никогда не испытывали. В этот раз вместе с детьми они впервые причастились Святых Таинств в православном храме.
На обратном пути они остановились в Кане Галилейской, прикасались к сосудам, в которых Господь претворил воду в вино по просьбе своей матери. Пробовали вино, изготовленное здесь по древнейшему рецепту. Купались в Галилейском море и ели в ресторане зажаренную рыбу Петра, были на Иордане.
Ханс, управляя машиной по навигатору, не пропускал ни одной святыни. Особое впечатление на него произвела долина Армагедон, где будет последняя битва сил Добра и Зла. Здесь он остановил машину и долго всматривался в необъятную даль.
- Грета, я отчетливо представляю, как вот здесь Ангелы будут низвергать бесов в саму преисподнюю, - поделился он своим наблюдением с женой.
Время летело быстро и, вернувшись из Синая, семья Ханса подоспела к Великой Пятнице. В Великую Субботу весь город пришел в движение в ожидании благодатного огня. Попасть с детьми в храм не было никакой возможности, и Ханс с Гретой, взяв на руки Вольфи и Кэтрин, с Питером перед собой, пробрались на крышу храма Гроба Господня, вооружившись связками свечей.
Наступил долгожданный момент, раздались возгласы радости: благодатный огонь перекинулся из храма на храмовую площадь, еще минута, и люди на крыше умываются им и светятся счастьем.
Ханс даже чуть опьянел от благодати, ведь их мечта сбылась так, как они и не ожидали. Грета, не стесняясь, вытирала слезы с лица. Вместе с другими паломниками они прошли со свечами вдоль Виа Де Ла Роса, целуясь и обнимаясь со всеми, кто разделял их радость.
В такой день в гостинице быть не хотелось, и Ханс предложил Грете прокатиться по городу. Вольфи сладко уснул в своей колыбельке, и Ханс, чтоб малыша не беспокоил дорожный навигатор, отключил его. Ему захотелось поездить по улицам вечного города, посмотреть на людей, их жизнь, просто отдохнуть, сидя за рулем.
Проехав вокруг окраин Иерусалима, Ханс разъезжал по новостройкам города. Неожиданно он заметил, что улицы опустели, совсем не стало машин на дорогах, исчезли прохожие, будто сама жизнь остановилась средь бела дня.
- Грета, тебе не кажется странным, что никого нет на улицах? - обратился он к супруге. - Смотри, Ханс, там, кажется, перегорожена дорога! - указала рукой вперед Грета.
В этот момент, откуда ни возьмись, перекошенная злобой физиономия, в огромной черной меховой шапке и страшной черной бородой сунулась прямо в лобовое стекло, пытливо цепляясь темными глазами в лица паломников.
Ханс от неожиданности вздрогнул и нажал на газ. Грета вскрикнула. Дети на заднем сиденьи сжались, затаив дыхание.
Вдруг со стороны, навстречу их машине, побежал маленький человек в черном сюртуке, с козлиной бородой и в странной высокой, будто вязаной, шапке с круглым бумбоном. Он также злобно заглянул в боковые стекла, оглядывая пассажиров, и побежал дальше, огибая машину сзади.
Ханс посмотрел в зеркало заднего вида и ужаснулся. Большая толпа чернобородых мужчин в черных лапсердаках, вьющихся пейсах и черных меховых шапках приближалась к машине. Их вид был страшен, лица источали ненависть. Среди них были дети.
Ханс двумя руками крепко взялся за руль, его лицо побледнело. Он посмотрел на Грету, и та поняла, что муж очень взволнован. Ханс резко нажал на газ, и машина, взвизгнув резиной, рванулась с места. В этот момент страшной силы удар раздался сзади.
От неожиданности Ханс и Грета вместе обернулись назад, и в их лица полетели осколки разбитого заднего стекла. Ханс увидел в колыбельке Вольфи большой камень. Ужас объял его. Он глянул на дорогу вперед и понял, что потерял управление, машина выскочила через бордюр на тротуар. Ханс нечаянно нажал еще сильнее на газ, и машина с силой врезалась в столб.
Ханс почувствовал, что по лицу течет кровь. Дети кричали от страха. Грета, открыв дверь, бросилась к ним. Вдруг она ощутила сильный удар в висок, вскрикнула и упала на землю. Ханс кинулся к ней и увидел, что из ее головы растекается лужа крови, в которой лежит черный камень. Внезапно по машине, как по команде, стали бить один за другим большие булыжники. Разбитые стекла полетели в разные стороны. Ханс непроизвольно пригнулся, прикрыв голову руками.
Вдруг все смолкло, и он увидел себя сверху. Его тело лежало в луже крови, руки закрывали окровавленную голову, а озверевшая толпа продолжала бить по нему камнями.
Ханс удивился и посмотрел в сторону от своего тела. Здесь лежала Грета. Кровь вокруг нее растекалась все шире, он видел камни прыгающие по кровяным лужам. Видел, как одни широкие круглые черные шапки уступали место другим, и те метали камнями по ее, лежащему неподвижно, телу.
Ханс почувствовал, что кто-то взял его за руку. Он с удивлением посмотрел на свою руку и увидел руку Греты, которая крепче сжала его ладонь. Он провел взглядом вдоль ее руки и увидел ее всю светящуюся теплым солнечным светом. Другой рукой Грета держала за руку Питера, а тот в свою очередь держал за руку Кэтрин. Их лица светились, как и у матери, но были сосредоточены и внимательно смотрели вниз на происходящее вокруг их седана.
Ханс видел под собой странную черную толпу, которая постоянно бегала вокруг разбитой машины, будто что-то вынюхивая. Черные меховые шапки делали ее похожей на голодную крысиную стаю, набросившуюся на случайную добычу.
Внезапно в этом черном движущемся пятне Ханс заметил светлый огонек, который, увеличиваясь, стал подниматься вверх.
Ханс перевел взгляд на Грету с детьми и увидел, что они улыбаются. Кэтрин протянула руку в сторону огонька, и он в ответ порхнул в ее объятия. Ханс понял, что это Вольфи. Он светился ярче всех. Ханс протянул свободую руку к нему, и они всей семьей соединились в кольцо, паря на высоте птичьего полета над местом их гибели.
Ханс понял, что произошло с ними. Он почувствовал, что у него нет огорчения, и это опять удивило его.
Он возмутился, что злодейское убийство произошло средь бела дня, подумал о его дерзости, чувствуя, что злодеи уверены в безнаказанности, и это расстроило его.
Тут он услышал голос рядом с собой:
- Не удивляйся этому.
- Кто ты? - спросил Ханс. - Я твой Ангел, - услышал в ответ Ханс. - Посмотри на них, - указал ему вниз Ханс, будто разговаривал со старым другом. - Ведь они безнаказаны. Им ничего за это не будет! Никто не узнает, что они сделали с нами! - В посольстве твоей страны будут знать правду, - ответил Ангел. - Так значит убийц привлекут к ответственности! - воодушевился Ханс. - Ничуть, - спокойно ответил Ангел. - Это представят несчастным случаем. - Вот как? - вздохнул Ханс. - Но это же убийство всей семьи! В такой праздник! - У них свой праздник, - Ангел безучастно посмотрел вниз. - Какой? - удивился Ханс. - У них сегодня Суббота, - ответил Ангел. - Какая? - еще больше удивился Ханс. - Суббота Пейсаха, - ответил Ангел.
- Ты нарушил покой их «Субботы», - объяснил Ангел. - Но ведь я не знал! Я заблудился! - воскликнул Ханс.
- А кто они? - спросил в волнении Ханс.
- А как же мы? - Ханс посмотрел на Грету с детьми и увидел вокруг них других светлых мужей. - Вы - мученики за Христа, - ответил Ангел. - И призываетесь в Его Царство Небесное. - Разве это возможно?! - обрадовался Ханс. - Что невозможно человеку, возможно Богу, - ответил Ангел и, подхватив Ханса под руку, увлек его в небесную высь.
Духовной болезнью «жидовства» в той или иной степени поражен весь народ, не исключая и его лучшую (воцерковленную) часть. Поэтому, если мы, живущие в Церкви Христовой, не посмотрим сами на себя безкомпромиссно-строгим взглядом и не излечимся от нашего собственного «иудействования», - то и в народе эта чумная язва не прекратится, а, значит, и Святая Русь не воскреснет.
Но сначала, чтобы предупредить нелепые обвинения в анитисемитизме, уточним нашу терминологию. Слово «иудейство» произошло от имени сына Иакова - Иуды. "Под Иудою мы... понимаем образ заповеди или навык в покаянии..., ибо Иуда толкуется, как исповедь" (св. Максим Исповедник). Наша Церковь усвоила себе все Божеское, все безгрешно-человеческое, все священное и пророческое, что было в историческом (ветхозаветном) иудействе, и поэтому недаром называется «Новым Израилем». Любой православный христианин - это, в частности, «иудей» - в высоком смысле этого слова. Лучшие из иудеев - апостолы - , став христианами, не только не потеряли «здорового иудейства», но и по-новому увидели все его прошлое величие при снятии «покрывала с сердец» (2 Кор. 3.14-16).
Однако, наряду с развитием здорового начала по линии: Авраам - Иаков - Иуда -Моисей - Давид - пророки - Маккавеи - Иоанн Креститель - апостолы , - в историческом иудействе зрело то, что можно назвать «духовной болезнью жидовства». Развитие этой болезни не смогли остановить своими обличениями пророки. Через такие ключевые имена, как Иорам - Охозия -Ахаз - Аммон - Седекия - Алким (1 Мак.)-фарисеи, - нечестивое отступническое иудейство достигло своего апогея в Каиафе и во втором Иуде (Искариоте). От этого второго Иуды, который стал первым «жидом», и происходит слово «жидовство».
Т. о., под «иудейством» мы понимаем здоровое начало ветхозаветного Израиля, а под «иудействованием» и его крайней формой - "жидовством" - патологию, т.е. духовную болезнь, суть которой будет описана ниже.
«Вечная премудрость определила представить ученикам... сокращение книги судеб в истории сего удивительного народа (евреев)» (св. Филарет, митр. Московский). Поэтому, как «иудействование», так и «жидовство» являются понятиями ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ!
К национальности они обязательного отношения не имеют.
Беда как раз и заключается в том, что сегодня имеется немало русских, украинцев и белорусов, «которые говорят о себе, что они иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское» (Откр. 2.9), т.е. мы, называющие себя православными христианами, часто уподобляемся по духу "жидам". Не наше, не христианское дело - лечить от «жидовства» современных евреев: для этого у них есть Моисей и пророки, к которым они при желании всегда могут возвратиться от Каббалы и Талмуда. А вот излечиться самим от этого вирусного заболевания нам просто необходимо, т.к. духовная болезнь жидовства - это путь к духовной смерти.
Замечу, что для нас (христиан) начальной стадией болезни «жидовства» является предательское отступление на позиции «здорового» духовного иудейства. Оно было здоровым для ветхозаветных евреев, но не является таковым для нас, живущих не по закону, но по благодати!
Как проницательно заметил А.С. Хомяков, в основе иудейства и эллинского язычества лежат два врожденных человеку противоположных желания. Иудейство (с его законом) берет свое начало «в желании получить истину совершенно готовую, которую достаточно было бы просто признать». Эллинское язычество ( с его философией) берет начало в другом прирожденном желании человека: «добыть истину собственными силами своего ума».
При правильном развитии каждого из этих нормальных желаний, - оба они приводят к Христу. Именно так и произошло с лучшей частью иудейства и с лучшими из язычников. Для одних явился детоводителем ко Христу закон, а для других таким же детоводителем ко Христу послужила греческая философия ( мысль Климента Александрийского). Здоровому иудейству свойственно также стремление к единству в признании принятой извне истины, а эллинству - стремление к свободе.
Оба эти желания и стремления правильны, но однобоки. В эллинстве исчезает единство и абсолютность истины, а в иудействе не остается свободы и глубины познания истины.
И только Христос соделал «из обоих одно»: из двух (эллинства и иудейства) создал « в себе Самом одного нового человека», примирив «обоих с Богом посредством креста» (Еф. 2.14-16). Что это значит в сфере познания? Новый человек во Христе - это Церковь. Мы, христиане, получаем через веру в догматы и через первое просвещающее откровение Святого Духа истину совершенно готовую, и признаем ее. И в этом мы подобны иудеям.
Вся полнота истины: ее «широта и долгота, и глубина, и высота» (Еф.3.18) - находятся во Христе, т.е. в Церкви. Нами же сначала принята истина, хоть и всеобъемлющая, но нуждающаяся в возвышении и углублении, т.к. знаем мы ее пока больше сердцем, а не умом.
Поэтому, чтобы принятая нами через веру истина не осталась (как у иудеев) чужой , а стала нашей собственной, - мы свободно раскрываем ее для себя вглубь и вширь силами своего ума. И в этом мы подобны язычникам: не только эллинам, но и индусам.
Элементы эллинства и иудейства в нас присутствуют, но не как простая механическая смесь. Оба эти элемента оживотворяются Христом в теле Церкви. Только сверяя свой свободный поиск истины с учениями всех святых, мы можем не бояться выйти за пределы истины. Это возможно только, когда наш человеческий ум соединен с умом Христовым (Церковным) «неслитно и нераздельно».
Кроме того, наше существенное отличие как от эллинов, так и от иудеев, заключается в том, что мы познаем истину не только умом, а всей своей жизнью ("всей крепостью своей"), т.к. по-настоящему познать - это значит выстрадать! Для этого мы имеем в Церкви не только истину, но и таинства. Мы едины, как иудеи - и больше них!
Свободны мы, как эллины, но больше них! Единство наше не авторитарно - поэтому оно не враждует с нашей свободой....
Так должно быть. Так и бывает, пока мы (незаметно для себя) не возвращаемся к ветхозаветному иудейству.
Где находится начальный момент этого духовного отступничества? Он заключается в нашей ОСТАНОВКЕ. Как только мы решаем, что мы уже многого добились, много чего знаем, что нам некуда дальше совершенствоваться, или, что мы имеем истину в последней инстанции - все: мы уже не христиане, а иудеи. Пока еще не «жиды», но уже «иудеи». А отступническое «иудейство» имеет самопроизвольную тенденцию развиваться к «жидовству».
Итак, откат в иудейство начинается с того, что христианин забывает следующие слова Апостола: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает» (1 Кор. 8.2). Короче говоря, начало «иудействования» - это заболевание первой стадией духовной гордости. Многие христиане хорошо знают, что 3 кита, на которых стоит грех - это «похоть плоти, похоть очес и гордость житейская».
Поэтому они избегают житейской гордости, т. е. самовеличания богатством, происхождением, властью, красотой, здоровьем, одеждой и т.п. Однако, они и не подозревают о существовании гордости духовной: о том, что можно гордиться своей «православностью», своей ревностью по Богу, благодатью, добродетелями, откровениями Божиими, нищетой, дарами Святого Духа, постом, молитвой и даже покаянием. Таковые неизбежно улавливаются и впадают в «тонкое» (незаметное для себя) «иудействование».
Однако в христианстве присутствуют «в снятом виде» оба элемента. Поэтому остановившееся христианство не может просто выродится в «иудейство», но при своем распаде неизбежно рождает в себе дополнительное «язычество». Так и произошло: появились протестанты.
Для папизма характерно такое авторитарное «единство церкви, при котором не остается ... свободы христианина, а протестант держится такой свободы, при которой совершенно исчезает единство церкви. Церковь... есть соблазн для иудействующих латинян и юродство для эллинствующих протестантов...
Паписты, подобно иудеям, держатся за знамения, т.е за признаки, а протестанты , как эллины, держатся за логическую мудрость... У папистов непонимание сути Церкви исполнено озлобления ... (как у синендриона), а у протестантов оно исполнено презрения и равнодушия (как у Пилата)» (А.С. Хомяков).
Горе нам, православным! Среди нас есть много не подозревающих об этом духовных «католиков» и духовных «протестантов».
Дальнейшая трансформация западных христиан поучительна. Иудействующие паписты стали быстро развиваться в сторону «жидовства». Некоторые примеры этого закономерного развития можно найти в прессе: французский епископат «категорически осуждает обвинение евреев в богоубийстве» и призывает вместе с евреями обратиться к Отцу в общем стремлении к «мессианским временам».
С другой стороны, впавшие в разнообразное гносеологическое язычество протестанты, уцепившись «за полу иудея», двинулись ... в том же направлении. Этот процесс показывает в его антихристианской гнусности православный философ Н. Мальчевский ( см. журнал «Русское Самосознание №4, 1998) на примере »крупнейшего протестантского теолога 20 века" Карла Барта. Экклеозиология Барта сводится к следующей фразе: «Если христинин решит, что Церковь и синагога никак не связаны, то все пропало».
Теология его заключается в таком высказывании: « главным неоспоримым доказательством бытия Бога... являются евреи». Подлая же христология этого отступника заключается в том, что фарисеи «справедливо» приговорили Христа к смерти, ибо выполняли «Божий приговор» тому, кто был «тотальным грехом» и «позорно» умер, как «проклятый» на кресте. Горько это! Но нам ли, православным, судить западных христиан!?
К сожалению, и у нас нет иммунитета к названным выше духовным болезням! Поэтому для нас полезно проследить, через какие стадии проходит первоначальное «невинное» иудействование остановившегося христианина в своем неизбежном пути к «жидовству».
Согласно святтоотеческому учению о страстях, началом гордости и его предтечей является ТЩЕСЛАВИЕ, т.е. страсть к выставлению напоказ своих (часто мнимых) добродетелей. Эта страсть приводит к ослеплению. В результате человек начинает неадекватно высоко оценивать сам себя. Показательным симптомом на этой стадии является категорическое отрицание собственной гордости.
"Один премудрый старец ... увещевал гордящегося брата, но сей, ослепленный, сказал ему : Прости меня, отче, я не горд. Мудрый же старец возразил: Чем же ты, сын мой, яснее мог доказать , что ты горд, как не тем, что говоришь - я не горд?" (св. Иоанн Лествичник).
Если он и знал святоотеческую теорию внутренней жизни, то он ее забыл. Он забыл, что мы (православные) должны с радостью принимать не только доброжелательные обличения от друзей, но и злобные унижения от врагов, считая их как бы хирургами, путем болезненной операции врачующими наши страсти.
Такие люди часто смиреннословят, говоря: «Да я человек грешный, я человек страстный»... Подумай, брат, что ты говоришь. Ведь, если ты человек грешный (неудобопростительным грехом), а тем более страстный, то ты не спасешься. Почему же ты не хочешь перестать быть страстным? Или в Церкви средства для этого иссякли?
На этой стадии иудействования больной имеет «дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат» (Рим. 11.8), но не сознает этого, несчастный, и считает себя горным орлом.
Достоин внимания характерный прием, к которому прибегают больные, чтобы пресечь попытки их вразумления. Он метко выявлен св. Иустином Философом в следующих словах: « Вы, иудеи, подобно мухам ... слетаетесь к ранам. Если бы кто-нибудь прекрасно говорил о тысяче вещей, а сказал бы какую-нибудь малость, которая не понравилась бы вам, или была бы... не точна, - тогда вы, оставляя без внимания многое превосходно сказанное, схватываете незначительное словечко, и стараетесь представить его, как нечестие и беззаконие».
Горе нам, православным по имени, но иудеям по духу! А не помотреть ли нам на себя в зеркало? Ведь если посмотрим пристально, то неужели не увидим бросающиеся в глаза аналогии? Разве не к этому характерному приему прибегают обе стороны почти во всех наших полемиках? Горе и мне. Ведь читатели, возможно, поняли, что я изучал болезнь жидовства не на чужом, а на своем гное.
Но пойдем дальше по нашему тяжелому , но целительному пути выявления симптомов этой болезни. Дальше в лес - больше дров. Неприятие обличений перерастает в озлобление. Друга -обличителя больной принимает за врага и начинает изобретать различные мстительные козни и пакости. Эта стадия уже недалека от «жидовства». Вот как ее описывает св. Максим Исповедник: «Когда я вижу неких гордецов, не переносящих похвал в адрес лучших, чем они, коварно изыскивающих средства к тому, чтобы истину сделать безвестной, отвращая от нее других... беззаконными наветами, то мне думается, что ими был распят и погребен Господь».
Характерной чертой этой стадии иудействования является формирование «кагала» союзников путем обработки общественного мнения в нужном «иудею» направлении. Назначение «кагала» состоит в более эффективном затыкании обличительных ртов, травле защитников истины и, разумеется, в дальнейшем возвышении «иудея» в глазах одураченной общественности. Ни логикой, ни преданием, ни доводами разума, «иудей» взять не может. Все это против него! Поэтому он пытается взять криком, причем, обязательно кагальным криком.
Хорошо отразил эту особенность наш Чехов: « Товарищи иудейского вероисповедания соберутся в кучку и загалдят: Гал-гал-гал-гал...». Все это нам до боли знакомо по современным средствам массовой информации.
О, если бы это было только за оградой Церкви!
Снимем, наконец, шоры с наших глаз. Вот есть, например, такой православный" интернет-журнал «Соборность»... Но читаешь его, и не только никакой соборности не видишь. Нет уже там даже и «парламентарности», «коллегиальности» - осталась одна «кагальность».
А на другой стороне та же «кагальность» иногда проглядывает сквозь респектабельную вывеску некоторых православно-патриотических союзов, братств и движений.
И ТО, И ДРУГОЕ ЕСТЬ ГОРДОСТЬ.
Св. отцы (см., например, авву Дорофея) научили нас, что есть 2 вида гордости: первая и вторая.
Первая гордость (иудействование) есть высокоумие и возношение перед человеками, при сохранении элементов страха Божия.
Вторая гордость ("жидовство") есть «умоисступление», гордость «безумная» (св. Иоанн Лествичник).
Вторая гордость - это, когда человек приписывает все себе и восстает против Самого Бога.
Иудействование еще исцелимо от людей (особенно на первых стадиях), и то лишь при содействии Божией благодати. Вторую же гордость (жидовство) не могут исцелить даже ангелы , но только Сам Господь Бог Своими отрезвляющими и смиряющими ударами ("Лествица").
Если «иудеи» собираются в «кагал», то «жиды» образуют «сборище сатанинское» (Откр.2.9)."Иудеи" - это «ехидна», а «жиды» - это «порождения ехиднины» (Мф.12. 31). Переход от больного иудейства к «жидовству» происходит через постепенное отвержение любого авторитета и последовательную десакрализацию святых.
Вот как описывает этот процесс авва Дорофей: « Сначала он уничижал каждого и возражал: Что значит такой-т..., кроме Зосимы? Потом он начал говорить: Нет никого достойного, кроме Макария...
Спустя немного, начал говорить: Кто такой Макарий? Нет никого, кроме Василия и Григория. Но скоро начал охуждать и сих, говоря: Что такое Василий?... Нет никого достойного, кроме Петра и Павла...
Через некоторое время он начал говорить: Что такое Петр и что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы... Наконец возгордился он и против Самого Бога и вовсе лишился ума».
Итак, мы выявили закон распадения духовности остановившегося христианина на 2 болезни: «иудейства» и «язычества». «Иудейство и язычество - это не просто религиозные группы того времени; это 2 вечные болезни человеческого духа. В каждом из нас , в большей или меньшей степени, живет как иудей, так и язычник.
Язычник старается на все закрыть глаза, чтобы можно было сказать : Я не виноват, мне не говорили, меня не предупреждали. Язычник старается все свалить на судьбу ..., на роковую нашу зависимость от всевозможных причин и чужих влияний.
А гордый иудей, если уж увидит что-нибудь и поймет, или усвоит, сразу же ставит это себе в заслугу, в повод превозноситься над другими: дескать, именно меня избрал Господь..., именно мне Он открыл Свои законы! Как будто законы даются в награду, а не для того, чтобы их выполнять!».
Мы установили неизбежность трансформации отступнического иудейства в сторону «безумной гордости», т.е. богоборческого «жидовства» и проследили развитие этой болезни до стадии кагальной травли пророков.
Следующий шаг на пути к «жидовству» - это убийство пророков! Чаще всего, конечно, не в буквальном, а в аллегорическом смысле : мы же все-таки пока еще в христианстве иудействуем. Но кто такие пророки? И что есть их «убийство»? Пророки - это не только наши словесные обличители, но и вразумляющие нас обстоятельства, смиряющие удары судьбы, а также люди, которые обличают наше иудействование не словами, а своей непохожей на нашу , святой жизнью.
Будучи «народом непослушным и упорным» (Ис. 65.2), мы, иудеи, «убиваем пророков» тем, что от ударов судьбы не смиряемся, а ожесточаемся. Убиваем также своей завистью и памятозлобием, к тем, кто лучше нас, доходя при этом до клеветы, доносов, будучи недалеки и от прямого убийства.
И вот тут мы подходим к границе «жидовства». «Жидовство» начинается с принятием «печати антихристовой», т.е с впадением в памятозлобие. «Злопомнение есть печать антихристова, и сердце злопамятного запечатлено печатью его. И когда... дух антихристов... кладет эту печать, то...обмирает сердце человеческое (т.е. делается как бы мертвым т.е. не способным к скорби о грехе ... и к страху Божию)...
Это проклятое злопамятство делает человека бесчувственным... Иного оно делает отступником от веры,... иного хулителем, и нисколько не дает сердцу человека мирствовать» (св. Нил Мироточивый).
Для воспитания в себе благотворного отвращения к иудейскому духу осмотрим себя с несколько иных позиций. Современный интра-христианский иудей действительно делает некоторые благие дела.
Например, благоговейно священнодействует, если он иерей. А если активный мирянин,-- "домостроительствует" свою семью и занимается полезной (по его рассуждению) общественной и патриотической деятельностью.
Однако он забывает, что мы призваны Богом исполнить не одну не две и не три, а все заповеди, вплоть до «малейших» ( Мф. 5.19), превзойти «праведность книжников и фарисеев» (Мф. 5.20) и быть совершенными, как «совершен Отец» наш Небесный (Мф. 5.48).
Он напрочь забыл, что Господь велел нам говорить: «Мы рабы , ничего не стоящие, потому что сделали то, что должны были сделать» (Лк. 17.7-10.
Вместо этого он, как «несмысленные Галаты» (Гал. 3.1-3) , пытается оправдать свои поступки «не по рассуждению» уже содеянными делами и частичным выполнением некоторых отдельных заповедей.
Апостол не считал себя достигшим, и «забывая задняя , простирался в передняя» (Флп. 3.13). Мы же в своем иудействовании считаем себя достигшими не только эталона праведности, но и бронированной (пуленепробиваемой) личной (или партийной) истины.
Какая ужасная ошибка! Настоящую истину можно убить , можно распять, но от этого лишь ярче выявится ее бессмертный божественный характер.
Критерий истины иудействующего христианина очень прост : надо сохранить за собой последнее слово. Ведь если этого не сделать, то может разрушиться с таким трудом созданный «иудеем» в умах окружающих его возвышенный образ, как первого из первых.
«Крайним убожеством души» назвал гордость св. Иоанн Лествичник. Скрывая это убожество под тем, что имеет видимость православия, иудействующие не подозревают, что их попытки тщетны: слово «убожество» горящими буквами написано у них на лбу.
Священное Писание содержит заповеди, обетования, пророчества, догматы, обличения и угрозы. Мы с удовольствием задерживаемся умом на обетованиях и пророчествах. С принуждением - на заповедях и догматах. А обличения и угрозы относим, как правило, к другим, а не к себе.
С ужасом вспоминаю, как я однажды прочел Новый Завет, обращая внимание только на последние 2 пункта, и относя исключительно к самому себе все , что говорил Господь фарисеям, а апостолы - «хвалящимся Богом» (Рим. 2.17-29).
К стыду моему, такое новое прочтение показало мне, что я из тех христиан, из- за которых «имя Божие хулится» у неверующих. До сих пор саднят шрамы в душе от язв «иудействования» и «жидовства». И в любой момент могут снова нагноиться.
Дорогие отцы и братия. Что мы утратим, если понудим себя прочесть еще раз Писание таким образом? Если при строгом самоиспытании не увидим в себе ничего подобного, то и слава Богу! А если мы априори считаем, что кого-кого, а нас это касаться не может, то судите сами: ПРАВО мы славим Бога или иудействуем?
И еще один очень важный момент. У исторических иудеев не было перед глазами УЧИТЕЛЕЙ ОТ ПРОТИВНОГО, своей горькой судьбой могущих научить, что неразумно следовать их примеру. У нас они есть! Это не принявшие Христа евреи. У исторических иудеев не было и средств, чтобы выполнить заповеди Божии : закон делал их только виновными, но не давал оправдания.
У нас (в Церкви) эти средства есть , и всем доступны. Так что придется высказать мысль, которая , боюсь, многим не понравится: я уверен, что Господь Бог спросит с нас за наше «иудействование» ГОРАЗДО СТРОЖЕ , чем с евреев за их жидовство.
Ничто не может так отпугнуть, отшатнуть от Православия, от Церкви ищущего Бога человека, как встречи с «православными иудействующими». Если не для себя, то для других, мы должны побороть в себе эту болезнь. Чтобы, приходя в церковь, или встречаясь где-либо с православными, человек увидел и ощутил « совершенно иную жизнь, чем та, которая его окружает в мире.
Эта жизнь должна быть светла, должна поражать своей красотой. И не только убранство храма, священнические облачения, церковное пение должны быть красивы.
Самое главное - прекрасными должны быть верующие люди, их отношения. Вновь пришедший должен сразу понять, что здесь царит любовь, чистота, праведность, что церковные люди живут по другому закону - по заповедям Божиим».
Вячеслав Мальцев
Издание Русской Православной Зарубежной Церкви. Май 1954 год
По иудейским законоположениям, прежде чем поступало на рассмотрение известное уголовное Дело, именно тотчас по внесении доноса на кого-нибудь, требовалось предварительное исследование и строгая разборчивость касательно свидетелей. В свидетели отнюдь не принимались ни люди, не пользовавшиеся хорошим мнением, ни узники, ни вообще слабые, имевшие недостаток в физических или нравственных способностях.
Донос одного лица, какой бы оно ни пользовалось известностью, не мог иметь решительной силы: для подтверждения какого-нибудь дела, требовалось по крайней мире два или три свидетеля (Втор. XIX, 1520, Числ. XXXV, 1224 и проч.).
Каждый свидетель, доносивший на кого-нибудь, должен был на судилище подтвердить клятвою, что говорит правду.
Затем, по совещании судей, немедленно учреждались изыскания касательно честности свидетеля. Судьи тщательно справлялись о нем, и если оказывалось, что этот человек есть свидетель ложный, то его подвергали тому самому наказанию, которое готовил он своему ближнему.
До окончания предварительных справок предоставлялась обвиняемому свобода от всяких насильственных мер; и хотя он мог быть задержан, взять под присмотр, но никто не смел ему делать никаких оскорблений, Особенно же, обвиняемое лицо не могло быть подвергнуто, прежде законного суда, никакому частному, тайному, тем более коварному допросу, из опасения, «чтобы невинный, в смятении ума, не поднял оружия против себя самого», т.е., чтобы по одному замешательству не высказал чего-нибудь такого, что послужило бы к его вреду. Уже одно такое «предварение» суда, конечно, много говорит в пользу уголовного иудейского законодательства. Тем более открывается его достоинство и человеколюбие в самом судопроизводстве.
В день суда, происходившего в собрании народа, приставники представляли обвиняемого в судилище. У ног старейшин сидели люди, которые под именем слушателей, следили с точностью за заседаниями совета. Когда оканчивалось чтение статей судебного дела, призываемы были поочередно свидетели.
Председатель тотчас приступал к увещанию этих свидетелей и к каждому из них обращал такую речь: «Не о догадках, не о слухах, дошедших до тебя от народной молвы, — спрашиваем мы тебя. . . Подумай, какая великая ответственность падает на тебя; подумай, что это зло не такого рода, как денежные расчеты, в которых можно еще исправить вред.
Если ты заставишь несправедливо осудить обвиняемого, то падет на тебя не только кровь его, но и кровь всего его потомства. Бог потребует у тебя отчета, как потребовал отчета у Каина за кровь Авеля. Говори!». Затем свидетели должны были изложить свои показания, со всею точностью. Указав, то ли это лицо, обвиняемое, которое предстоит на суде, они должны были подробно выставить месяц, день, час и все вообще обстоятельства преступления.
По рассмотрении доводов их, открывались публичные прения о виновности или невиновности подсудимого. В этих прениях имел право участвовать решительно всякий иудей. “Judicare et judicari” — судить и быть судимым, принадлежало всякому иудею; в этих двух словах, по уверению Сальвадора, выражается весь дух иудейского уголовного права; они указывают на то, что всякий иудейский гражданин мог быть судим не только верховным судилищем, но и всеми и каждым, а без суда общего, всенародного нельзя было осудить никого.
Это право основывалось главным образом на том, что „закон" был в руках каждого, закон один — это слово Божие, которым каждый имел право пользоваться. Впрочем, на судилище, прежде всего, высказывали свои мнения судьи, и притом сперва те из них, которые усматривали в подсудимом невинность.
Именно, защитникам обвиняемого, предоставлено было преимущество — подавать первый голос, и со всею свободою излагать свои убеждения.
А те, которые находили обвиняемого виновным, говорили после, и всегда должны были говорить с величайшею, всевозможною умеренностью. Кто из слушателей изъявлял желание — от своего ли имени, или от имени обвиняемого, представить что-нибудь в защиту его невинности, того тотчас допускали на кафедру, с которой он и говорил речь судьям и народу.
Но слово такого оратора обыкновенно не имело никакой силы и не находило сочувствия, если клонилось к осуждению обвиняемого.
Если сам обвиняемый хотел говорить, то ему давалась полная свобода защищаться в возлагаемом на него преступлении, и собственное его оправдание должно было быть выслушано с самым напряженным вниманием; собственное же признание подсудимого в вине, без постороннего свидетельства, признавалось совсем недействительным. „Основанием такого положения, — говорили раввины, — мы находим в том, что никто, с надлежащим сознанием, не решится возложить беду на самого себя. Если кто обвиняет себя судебным порядком, то ему не должно верить, по крайней мере до тех пор, пока собственное его признание не подтвердится двумя свидетелями".
По окончании публичных прений о судебном деле, один из судей кратко повторял все, и присутствующие все выходили. Два книжника записывали голоса; один те, которые были в защиту, другой те которые клонились к обвинению. Из 23-х довольно было для оправдания 11-ти голосов, а 13 нужно было для осуждения. т.е для осуждения требовалось больше голосов.
Если достаточное количество голосов признавало подсудимого невинным, то его тот час освобождали. Если же общий голос присуждал его к наказанию, то исполнение приговора, или лучше, окончательный приговор всегда надлежало откладывать, по крайней мере до третьего дня.
Поэтому и судьи, до третьего же дня, оставались при своих мнениях. В-течение всего этого времени, от начала судопроизводства до окончательного приговора, судьи обязывались заниматься одним только судебным делом; в то же время строго предписывалось им особое воздержание от всякого пресыщения, от вина, сластей и от всего того, что могло бы их сделать неспособными к размышлению, или бы возбуждало в них страсти. Утром, на третий день (отнюдь не ночью и не в праздник, под опасением недействительности приговора, даже произнесенного общим голосом), судьи возвращались в судилище. „Я твердо убежден в своем мнении и — осуждаю, — говорил тот, кто не изменял своего мнения насчет виновности подсудимого.
Но тот, кто осудил его в первый раз, мог теперь оправдать; а кто оправдал однажды, уже не мог осуждать. Если и на этот раз большинство голосов осуждало, то приговор утверждался окончательно, и тут же приступали к исполнению его.
В самом исполнении судебного приговора все еще изыскивали, не откроется ли чего в пользу подсудимого. С этою именно целью, когда осужденного вели уже на место казни, его сопровождали двое судей, чтобы употребить в его пользу все, что бы ни открылось на пути, к его оправданию. Старейшины же не сходили со своих седалищ. Они, при входе в судилище, ставили надзирателя, который держал в руке знамя; другой следовал на коне за осужденным, и постоянно обращал взоры туда откуда веден был он.
Если случалось, что кто-нибудь в это время вдруг приходил в судилище представить новые доказательства невинности, осужденного, то первый надзиратель взмахивал своим знаменем, а второй, лишь только замечал это, тотчас приводил осужденного обратно. Таким образом, всякое новое благоприятное свидетельство о невинности осужденного должно было остановить исполнение судебного приговора.
Равным образом, когда и сам осужденный, которого уже вели на казнь, объявлял сопровождавшим его судьям, что припомнил нечто в свое оправдание, что ускользнуло было из его памяти; то он имел право для оправдания себя, возвращаться в судилище до пяти раз.
Если же не встречалось тогда подобного затруднения, то поезд медленно подвигался вперед, в присутствии глашатая (герольда), который, при всенародном провозглашении вины осужденного, призывал к его защите, и обращался к народу со следующими словами: „Этот человек (называл его по имени) ведется на казнь за такое-то преступление; свидетели, которые сделали донос на него, такие и такие.
Кто может представить в его пользу какие-нибудь сведения пусть представит поскорее". В силу этого постановления, замечает Сальвадор, юный Даниил заставил возвратиться свиту, сопровождавшую на казнь Сусанну, и взошел на „седалище правосудия", чтобы предложить свидетелям новые вопросы (Дан. Xиии, 4562).
На некотором расстоянии от места казни, осужденного увещевали сознаться в преступлении; и один из судей, получив это признание, обращался к осужденному с такою речью: „Что же ты смущал нас? Да смутить тебя Бог в день сей, чтобы ты потерпел смятение в сей день, но не в будущий век».
Затем давали ему выпить опьяняющего напитка, чтобы близость смерти казалась ему не столь ужасною. Свидетели» как первые виновники приговора, должны были нанести осужденному и первые удары, чтобы придать последнюю степень достоверности истине своего показания. Этим объясняется значение слов Иисуса Христа: «Кто из вас без греха, тот пусть первый бросит камень» (Иоан. VIII, 7).
Нельзя не согласиться, что изложенные иудейские законы действительно человеколюбивы. Но очевидно, что тем-то безчеловечнее те люди, которые, имея законы столь человеколюбивые, даже в отношении величайших преступников, осудили на самую жестокую смерть Праведного.
rusorthodox
В 1776 г. - указ Екатерины 2 об учреждении жидовских кагалов, которым предоставлены административные и судебные права.
В 1780 г. - указ немки Екатерины 2 о праве жидов Могилёвской и Полоцкой губерний записываться в купеческое сословие.
В 1783 г. - указ царицы об отмене поголовной подати с белорусских иудеев и об уравнивании их в правах с прочим населением.
В 1785 последовали именные указы царицы о равноправии жидов в торговом отношении в Прибалтике.
7 мая 1786 г. последовал одобренный царицей указ Сената "Об ограждении прав евреев в России, касательно их подсудности, торговли и промышленности". Было предоставлено жидам широкое право на взятие питейных заведений на откуп и свобода в расширении винокуренной промышленности.
Предоставлено иудеям право аренды винокурен и кабаков, и корчемниц в городах и деревнях, а также право участия в выборах "в судейские и прочие купечества и мещанства должности... с присягою, совершаемой по обрядам их иудейской веры"(!).
1791 г. - указ немки Екатерины 2 о предоставлении иудеям прав гражданства в Екатеринославском наместничестве и Таврической губернии. В 1794 г. - указ царицы о праве жидов откупаться от рекрутской повинности. Всего, после трёх разделов Польши, на территории России оказалось более 1,5 миллиона иудеев!
В 1804 г. Александр 1-й Голштинский утвердил "Положение для евреев", где детям иудеев разрешалось обучаться во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах!
Иудеям дано право на покупку и аренду земли у помещиков Царства Польского, Украины, Прибалтики, в губерниях Астраханской и Кавказских. Иудеям-фабрикантам, спекулянтам и ремесленникам предоставлялись значительные льготы и денежные ссуды! (В то время как Русский Православный народ был в крепостном рабстве).
Обратите внимание, что иудеи - купцы 1-й гильдии, ремесленники, мастера, механики, винокуры, аптекарские работники, дантисты, фельдшеры, повивальные бабки и учащиеся учебных заведений - могли селиться по всей территории Российской империи (также как и крещёные евреи, и караимы).
Свирепый к русским крестьянам царь Николай 1-й Голштинский в 1826 г. даровал иудеям очередные льготы: купцы, фабриканты, ремесленники, землевладельцы (помещики и арендаторы) и жиды с высшим образованием отныне освобождались от воинской повинности.
Указом 1834 г. царь-немец подтвердил право иудеев на винокурни, кабаки и корчмы.
В 1835 г. по воле царя вышло "Положение о евреях", где раввинов уравняли в правах с купцами 1-й гильдии! По воле Императора Николая 1-го в 1844 г. в России были офиц. разрешены иудейские школы, училища и гимназии.
Император Александр 2-й в 1860 г. разрешил строительство в С.-Петербурге синагоги. Указами 1865 и 1879 гг. даровались очередные права и льготы иудеям (но ещё с 1830 г. крестившиеся евреи на три года получали льготу по платежу податей).
Учитывая благоприятные условия, численность иудеев в России стремительно росла и к 1910 г. составила около восьми миллионов (см. "Новое время" № 1255 за 1910 год).
Дореволюционный источник: М.Л. Песковский "Роковое недоразумение" С-Пб, 1891 г., книга прошла цензуру, типография И.Н. Скороходова.
Футболку "Провидѣніе" можно приобрести по e-mail: providenie@yandex.ru
Застолби свой ник!
Источник — http://rpczmoskva.org.ru/
